За что?

Этот деревянный домик, стоявший на окраине Михайловска, привлекал взгляд и радовал глаз каждого прохожего. Небольшой, но ладный, выкрашенный голубой краской, с цветущими геранями и глоксиниями на окнах, с невысоким забором, за которым виднелись любовно ухоженный огородик и густые кусты малины и смородины — ну, просто загляденье!

Жили в домике две семьи. Точнее, две вдовы. Как их звали, я уже не помню. Да и сами они чаще звали друг друга не по именам, а по отчествам — Семеновна и Прокопьевна. Каждая владела своей половиной дома и обустраивала ее по своему разумению. В той половине, где Прокопьевна жила, в каждой комнате в красном углу висели иконы, украшенные вышитыми рушниками и подзорами. Перед иконами теплились лампадки с веретенным маслом. А из-за самой большой иконы торчала толстая тетрадка в коленкоровом переплете, а в ней были разные молитвы записаны. И те, которые должно читать, коли придется волей или неволей идти в дом судебный, где пороги молчат, матица не проглаголет. И те, что спасут-сохранят раба Божия имярек от сороки-щекотуньи, от вороны-хлопотуньи, от еретика и еретицы, от колдуна и колдуницы… каких только молитв не было в той заветной тетрадке!

Сказочная азбука

(Стихи писались к уже готовым иллюстрациям)

А — Айболит, Аленка, апельсин

Добрый доктор Айболит,
Улыбаясь, говорит:
— Не волнуйся так, Аленка,
Спрячь микстуру и зеленку.
Не страшны для апельсина
Ни ветрянка, ни ангина!

Жертва вечерняя

… ибо на мгновение гнев Его, на всю
жизнь благоволение Его: вечером
водворяется плач, а на утро радость.

                                   Пс. 29:6

Вечером плач — а на утро
Радость от искренних слез.
Это прощает  слабость
Сердцам сокрушенным Христос.  

А в чём поэзии милость?!
Держит сочувственный вид,
Жертвы вечерней не просит,
Жалкой судьбы не простит.

Православие — не трон, а крест

В своё время я не написала статью под названием «Транспарантное христианство» — тема сложная, откладывала её на потом, увлекаясь другими. Страниц сорок подготовительных тезисов, образов, мыслей отчасти уже расползлись по другим текстам. Однако главная идея, которую я хотела донести до читателей, вполне отражается в заголовке. Мы умудрились превратить своё православие всего лишь в транспарант, в вывеску, в ярлык. С ним удобно митинговать, шагать в колонне на параде, его удобно демонстрировать внешним. С ним удобно заседать, обличать, обвинять. Транспарант мешает только жаждущему жить в стороне от шума, кто бежит во внутреннюю клеть сердца — ко Христу. Мешает он тому, кто внутри, а не вовне, кто не напоказ.

Как сказал кто-то мудрый, православие не для того, чтобы в нём гордиться, а чтобы в нём стыдиться. Об этом надо помнить сегодня, когда стало привычным как раз обратное — самовозношение, самовозвеличивание, самооправдание, самолюбование.

Мы почему-то думаем, что залезли на некий мистический трон, и можем сидеть на нём, свесив ножки и при этом возвышаясь над другими.

Беда и в том, что транспарант в наших руках — лишь отображение реальности, но не сама реальность, потому её легко потерять или подменить. И если действовать в несколько этапов, неспешно и незаметно, помалу заменяя мельчайшие элементы запечатлённого образа — идеала, то можно и вовсе исказить его до неузнаваемости.

Несколько слов в похвалу зиме

Зима, зима,
Мне почему-то близок
Твой неотмирный аскетизм.
И рой спадающих снежинок
С твоей благословляющей руки
Дороже мне цветов изнеженного лета.
А лик луны  — великопостно-бледный —
Как-то особенно красив
Над черной мантией ночного неба.
Ветвистый нерв реки с ее притоками
Под слоем льда невозмутим —
Житейская волна тревогами
Душевный не колеблет мир…

В одной чаше

Как Ты несправедлив, Господь:
палач и жертва, их кровь —
в единой чаше?!

Ты — справедлив,
мы правды не вмещаем:
мы — чаша, мы с Тобой,
и эти оба — наши.

Томимся вместе:
мы — один Адам.

Штопаю

Штопаю, штопаю
иголочкой душу.
Слушай, ребёночек,
душу слушай!
Ниточку в иголочку
вденет небо.
Слушай свою душу,
где стежок не был.
Штопай её ниткой небесной
штопай;
латку на латку накладывай,
чтобы
небом засветилась душа,
как солнцем,
чтобы она стала
в небо оконцем.
Слушай, ребёночек, кротко
слушай —
станешь когда-нибудь
Богу послушен.
Господи Иисусе Христе,
Сыне Божий,
помоги ребёночку
стать пригожим.

Россыпью вырвалось слово...

Россыпью вырвалось слово,
Росписью — образ и знак,
Выше и горше покрова
Нет, только вот спеленать
Время не хватит пелёнок,
Бантиков столько не сшить.
Ветер сегодня, а кроны
Вышел волшебник тушить.
Шел по пригоркам и взморью,
Мачты скрепив кораблей,
Мачты устали от горя,
Мир от военных огней.
Время рассыпалось в травы,
Травы шуршат под ногой,
Там, у вселенской заставы
Выросли корни у гор.

Когда мой взгляд в снегу увязнет

Когда мой взгляд в снегу увязнет,
Минуя грусть ушедших лет,
Придёт калиновою вязью
Лугами вышитый рассвет.

Взметнутся бойкой стаей мысли,
И упадёт одна из них,
Как будто не достигший выси
Мой отсыревший, прошлый стих.

И закричат поля и веси
Сорочьим криком в тишине,
И расцветёт без всякой лести
Светило в неземном окне.

Слово «русский»...

                             * * *
Слово «русский» запретно, поэтому честно и сладко, —
Чем настойчивей время твердит свою грозную месть,
Что нет русской души, нет ее непосильной загадки,
Что нет счастья для русской судьбы, —
                                      тем верней они есть.

Тем вернее, что время боится, лукавит, морочит
И, легко раздражаясь, клянет молчаливый народ,
И усердно скрывает под спудом египетской ночи
Вечность русского неба и русского утра приход.

И опять ты молчишь не о том

               * * *
И опять ты молчишь не о том,
И оставлена жизнь на потом,
Отдаёшься не воле, а случаю.
А экспрессное время скользит,
Проходя через сердца транзит,
Зримой необратимостью мучая.

Вспоминаешь: Иона и зев.
И все меньше доступен резерв,
Чтобы тратить на что-нибудь лишнее.
Как сильна оголтелая рать
На войне. Но тебе выбирать
Между Богом и мнимыми кришнами.

Лист зимы

Слепит глаза от снежной белизны,
Передо мною чистый лист зимы -
Ночного снегопада утешенье.
Морозной лёгкости душа полна,
В ожившем сердце манит глубина
Не пойманного замысла творенья.

Искристой пудрой сеется снежок,
От ветерка закручивая слог -
Ещё Ты милостью не оскудел, Владыко!
И с нежностью укутываешь ель,
Чиста Твоя седая акварель,
Ты грешный мир всё так же любишь тихо!

Страницы