Затишье

От сплетен соседских бабусь
Страдает какой-нибудь дядя,
А я почему-то не злюсь
На бабок всезнающих глядя.

Я с Музой гоняю чаи
Часами, и горя не знаю.
Все мысли худые мои,
Как змеи, шипя, уползают.

Затишьем весны поглощён,
Не помню о старой обиде,
И хочется в жизни ещё
Хорошее что-то увидеть.

Ах, весна!

Ах, весна,  поспеши, если это возможно,
Приходи, твоего возвращения жду!
Для тебя я открою окно осторожно,
Чтоб увидеть, как ты закружилась в саду.

Чтоб увидеть, как снег разольётся слезою,
Соберётся в ручьи, убыстряя свой бег,
Чтоб увидеть, как небо сверкнёт бирюзою,
И опустит оттенок на искристый снег.

Крылья света

Валерий Залотуха, писатель, кинодраматург, автор сценария к фильмам «Мусульманин», «72 метра», «Макаров» и др., написал роман «Свечка», который вышел в этом году. Прихожанка, принимавшая участие в издании этого двухтомника, принесла мне два увесистых нарядных «кирпичика», каждый почти в тысячу страниц: «Будете читать?» Я принял роман с благодарностью, но поначалу, признаюсь честно, отнесся к нему скептически. И дело даже не в объеме повествования, которое диаметрально противоположно наличию свободного времени, а в моем недоверии к современным авторам. К счастью, я начал читать с начала второго тома и... утонул в повествовании с головой... Отложив второй том, я принялся за первый и — прочитал все «от корки до корки». Удивительный роман, жесткий, проникновенный! Я не считаю, что Православие — это баба Капа в пегом платочке, которая строго следит за тем, чтобы каждый зевающий крестил рот (чтобы не влетел туда бес), чтобы на Усекновение главы Иоанна Предтечи не взять в руки ничего режущего и не съесть ничего круглого; которая каждое промывание костей ближнего сопровождает магической присказкой: «Прими, Господи, не в осуждение, а в рассуждение!» Но и меня коробили некоторые пассажи романа. Не со всем я был согласен, по ходу чтения у меня появлялись вопросы к автору и, оказывается, и автор терпеливо ждал, когда я закончу чтение, он тоже хотел пообщаться со мной, интересовался моим мнением, как говорила все та же прихожанка...

Март

Солнышко сияет
В небе голубом,
Незаметно тает
Рыхлый снег кругом.

Чинят птицы в рощах
Гнездышки свои,
Пёрышки полощут
В лужах воробьи.

Птичий гомон слышен,
Карканье ворон,
Хор котов на крышах
Да сосулек звон.

В сумраке сером божница

В сумраке сером божница
Скрыта. Какие грехи?
Ветер такой, что не спится —
Сердце полно чепухи.

То, как ужаленный, вскочишь,
Смотришь в оконный проём,
То вдруг возьмёшься средь ночи
Срочно писать ни о чём.

Завтра забот — выше крыши,
Только тебе наплевать,
Если сейчас не напишешь,
Вспомнишь ли это опять?

Крестный отец

Протоиерей Евгений Н., новый настоятель кладбищенского Свято-Лазаревского храма, уединившись в том самом кабинете, где еще совсем недавно, почитывая Мережковского и Андрея Белого, сиживал его трагически погибший предшественник, протоиерей Александр Кузнецов, предавался мрачным раздумьям. Он думал о том, что сегодня вечером ему опять придется совершать Богослужение, так сказать, для Ангелов. Ведь всем известно — они незримо присутствуют на каждой церковной службе. Кажется даже, будто, чем меньше в храме прихожан, тем больше Ангелов. В таком случае, Богослужения отца Евгения посещают одни Ангелы. Потому что почти все прежние прихожане Свято-Лазаревского храма покинули его. Первой ушла городская интеллигенция, чьим духовным отцом был покойный протоиерей Александр Кузнецов. Причем ушла отнюдь не тихо и незаметно, как это в обычае у людей простых и неученых, а по-интеллигентски. То есть, громко хлопнув дверью. И ославив отца Евгения на всю Михайловскую область этаким новым Дантесом, который расправился с отцом Александром, как из зависти к его уму и учености, так и ради того, чтобы самому стать настоятелем Свято-Лазаревского храма. Улики налицо: их отец Александр мертв, а место покойного занял отец Евгений. Что тут возразить? Все равно не поверят… да и поди их теперь сыщи!

Я люблю Украину, как прежде

Я люблю Украину, как прежде,
В каждой веточке вижу её.
В каждом листике мамина нежность
Мне с утра воробьями поёт.

Мне дороже журчащее поле –
Самых чудных, неведомых стран.
И, гуляя лесами, невольно
Исцелял свою душу от ран.

Только знаю, что лишний отныне
Я средь тех, кто в Европу идёт.
И такая досада нахлынет,
Что не понял я свой же народ...

Тень

«Тень проходящего Петра.
Деяния Апостолов гл.5 ст.15».

Рассвет был чуден, начинался день,
Цвела сирень неистово, духмяно.
Катилось утро яблоком румяным,
На все, вокруг отбрасывая тень.

И как змея, извилиста, длинна
Тень заползала подо что угодно,
Была предмету своему подобна,
Ему служила преданно она.

Мэрцишор

Январские забылись фейерверки.
Сегодня люди все, как на подбор —
Колышутся у сердца бутоньерки.
Начало марта, полдень, «мэрцишор».

Мелькают на одеждах то и дело
Приветливые искорки весны.
Весь город тонет в цвете в красно-белом
На фоне неземной голубизны.

Что в политике принадлежит не только ей

«Политика — дело грязное, а Церковь должна быть чистая». Простая фраза, с которой трудно спорить. Между тем, если вы съедите ее, словно конфету, вам придется заодно съесть и начинку. А начинка вот какая: «Влиять на жизнь Церковь права не имеет. Марш в красный угол под иконы молиться, и чтоб из угла не вылезать!» И поскольку начинка явно отравленная, стоит разобраться с самим лукавым тезисом о «тотальной грязности политики» и невозможности для Церкви пачкаться делами земными.

Во-первых, политические нюансы плотно вшиты в евангельскую историю. Без знания тогдашней политической ситуации в мире и на Святой Земле невозможно понять, что такое перепись Августа, благодаря которой Господь Иисус родился в Вифлееме. Непонятно, кто такие сотники римской армии и чего они гуляют по улицам городов Израиля, кто такие мытари и за что их не любили, почему первосвященники выбирались на год, а не пожизненно. Можно было бы упрекать Предтечу: мол, оно тебе надо какого-то Ирода обличать за какую-то Иродиаду? да пусть, мол, спит, кто с кем хочет, а ты — человек духовный, думай о чем-то небесном.

Страницы