Омилия

Поэзия не развлечение и даже не форма искусства, но, скорее, наша видовая цель. Если то, что отличает нас от остального животного царства, — речь, то поэзия — высшая форма речи, наше, так сказать, генетическое отличие от зверей. Отказываясь от нее, мы обрекаем себя на низшие формы общения, будь то политика, торговля и т. п. В общем, единственный способ застраховаться от чужой — если не от своей собственной — пошлости. К тому же поэзия — это колоссальный ускоритель сознания, и для пишущего, и для читающего. Вы обнаруживаете связи или зависимости, о существовании которых вы и не подозревали: данные в языке, речи. Это уникальный инструмент познания.

Интервью с Иосифом Бродским

«Московские Новости» No 50, 23 — 30 июля 1995 г. С нобелевским лауреатом поэтом Иосифом Бродским беседует собкор «МН» в Нью-Йорке Дмитрий Радышевский

Заставить себя звонить Бродскому и просить об интервью тяжело. Мучаешься от собственной назойливости, от того, что просьб таких он получает сотни; от, грубо говоря, несоответствия твоего суетливого жанра работе поэта; и от того, что прекрасно знаешь его отношение к интервью. «Я не думаю, что это необходимо кому-то, — говорит он. — Те, кому интересно общение со мной, могут читать мои стихи».

К тому же, зная, что Бродский переехал из шумного Гринвич Вилиджа Нью-Йорка в тихий район Бруклин Хайтс и, по его выражению, «поднял мост»: живет семейной жизнью с женой и дочерью, интервьюер понимает, что действие его называется вторжением.
И тем не менее ...

Он принадлежал к духовной элите большой страны, был ректором Московских духовных школ, управделами РПЦ, объездил полмира, дружил с известными богословами, историками, общественными деятелями. Был Патриаршим экзархом Западной Европы, три года жил в Швейцарии, был настоятелем храма, куда приходил молиться, будучи студентом, нынешний Константинопольский Патриарх Варфоломей, однажды две недели гостил в Германии у будущего Папы Римского Бенедикта, дружил с королевой Нидерландов Биатрикс, встречался с королевой Великобритании, с королевой Швеции, переписывался со множеством замечательных людей. Особо он отмечал свою службу на Святой Земле, которая произвела на него неизгладимое впечатление, там он начал писать свои иерусалимские дневники. Весть об избрании предстоятелем застала его на конференции в Финляндии, и первым его поздравил финский президент. Для любого человека огромное счастье заниматься любимым делом на самом высоком творческом уровне, иметь высокопрофессиональный круг общения. И вот это все бросить и приехать к родным держимордам, под их давильню, во враждебность, провокации и шельмование в СМИ. Его пастырско-богословское наследие составляет десять томов, но едва ли не все оно из советского периода. На Украине он немного написал, хотя постоянно к этому стремился.

А. Б.

                           I

Восточный конец Империи погружается в ночь. Цикады
умолкают в траве газонов. Классические цитаты
на фронтонах неразличимы. Шпиль с крестом безучастно
чернеет, словно бутылка, забытая на столе.
Из патрульной машины, лоснящейся на пустыре,
звякают клавиши Рэя Чарльза.

Выползая из недр океана, краб на пустынном пляже
зарывается в мокрый песок с кольцами мыльной пряжи,
дабы остынуть, и засыпает. Часы на кирпичной башне
лязгают ножницами. Пот катится по лицу.
Фонари в конце улицы, точно пуговицы у
расстегнутой на груди рубашки.

Духота. Светофор мигает, глаз превращая в средство
передвиженья по комнате к тумбочке с виски. Сердце
замирает на время, но все-таки бьется: кровь,
поблуждав по артериям, возвращается к перекрестку.
Тело похоже на свернутую в рулон трехверстку,
и на севере поднимают бровь.

Итальянский публицист о том, как воспринимают Россию в мире

— Господин Кьеза, после того, как Россия начала принимать прямое участие в событиях в Сирии, изменилось ли отношение к ней в Европе?

—  Да, изменилось. Но и европейцы, и американцы запутались! Я бы сказал, что это был совершенно неожиданный сюрприз. Никто не ожидал!

— Не ожидали граждане или разведки тоже?

— Разведки тоже! И даже американцы, которые имеют такую гигантскую разветвлённую разведывательную сеть, были застигнуты врасплох. Потому что есть глубокое заблуждение относительно России, и этот фундаментальный момент надо учитывать. Надо понимать, что у Запада ложное представление о России.

Потому самое важное, что сейчас надо делать, — изменить ложное представление. Иначе непонимание будет постоянным. А это опасно. Потому что если Запад не понимает, что такое Россия, то совершает большие ошибки в своих действиях относительно России. Что мы и видим.

Тот удар, что Россия нанесла по западному воображению, был для Запада оздоровительным, отрезвляющим и полезным. Но это только начало отрезвления.

«Он до конца жизни чему-то учился, продолжал расти. Поэтому такая длинная эволюция его взглядов на Сталина например, — слушаем мы сына К. Симонова — Алексея: — Я бы не сказал, что отец — противоречивая личность. Он был крупной личностью с противоречивой биографией.

Потому что на самом деле страна прошла через такие испытания, через такие фиоритуры(!), которые, в общем, из личности делали мразь. Из мрази делали личность. Противоречия времени отразились на людях, — которые были к этому времени более или менее причастны, — сильно. А на такой личности, как отцовская, которая по очень большому счёту очень сильно принадлежала своему времени и его достоинствам, и его недостаткам, его высоким побуждениям и высоким свершениями...