Игорь Фунт

Дохни́ на меня, хоть винца понюхаю…
Фёдор Толстой во время епитимьи

— Говорят, что ты, Алексей Петрович, иногда-таки хитришь? — спросил Александр I талантливейшего русского военачальника, соратника Суворова и Кутузова, героя войны 1812 года генерала Ермолова.

— Вашего веку человек, государь, — ответил генерал.

Однажды Фёдор Иваныч так всех достал своими шулерскими выходками, что его отправили с глаз долой — с посольством в Японию. На шлюпе под командованием капитана Крузенштерна. Но, по вине крайне безнравственного поведения Толстого на корабле, начальник экспедиции камергер Резанов, известный нам по рок-опере «Юнона и Авось», высадил проштрафившегося и провинившегося пассажира в районе Камчатки (1804). Откуда тот по гряде Алеутских островов, далее через канадское побережье (о-ва Ка́дьяк, Ситха), — с его же не совсем правдоподобных рассказов, — перебрался на Аляску. За что и был прозван Американцем.

«Он до конца жизни чему-то учился, продолжал расти. Поэтому такая длинная эволюция его взглядов на Сталина например, — слушаем мы сына К. Симонова — Алексея: — Я бы не сказал, что отец — противоречивая личность. Он был крупной личностью с противоречивой биографией.

Потому что на самом деле страна прошла через такие испытания, через такие фиоритуры(!), которые, в общем, из личности делали мразь. Из мрази делали личность. Противоречия времени отразились на людях, — которые были к этому времени более или менее причастны, — сильно. А на такой личности, как отцовская, которая по очень большому счёту очень сильно принадлежала своему времени и его достоинствам, и его недостаткам, его высоким побуждениям и высоким свершениями...