Дневники

На Дне рождения у бабушки было шумно и весело: кроме повзрослевших внуков пришли ещё и четверо младших. Набегавшись, дети заинтересовались старыми книгами. Среди них оказались даже учебники восьмидесятых годов.

Забравшись с ногами в кресла, две девятилетние кузины занялись изучением серьезных наук. Маша сосредоточенно читала толстую «Физику» для техникумов, Даша же углубилась в учебник истории. Стало тихо, почти как в библиотеке. Взрослые вели себя смирно, а другие две сестрички, совсем ещё маленькие, резвились в соседней комнате, откуда раздавались лишь приглушённые звуки.

Шагает полк под марш оркестра…
Бессмертный полк,
                            ты вновь в строю!
Цветущий май, как в сорок пятом…
И я – портрет отца несу!

Он смотрит строго на портрете,
а в сердце – радость и покой…
Отец, мы радуемся вместе:
война закончилась победой
и ты вернулся как герой!

Годовалая Люша стоит у зеркала. Она нашла бабушкины бусы и пытается их нацепить на голову. Когда это у неё получается, она поворачивается ко мне.

- Люшка! Какая же красивая! - восхищаюсь я. Но ей нужно больше восхищения, и она тянет меня за руку к Димке.

- Димочка, смотри, правда мы красивые?

Сынок, не поднимая глаз от игрушек, бубнит:

- Красивые-красивые. Очень красивые. - он уже научился у папы, что ответить все-таки нужно, даже на бесполезные женские вопросы. Особенно на них.

Случай из врачебной практики 

Началась эта история в апреле. В мой кабинет зашел массажист Слава с просьбой посмотреть знакомого с болями в животе. Пациентом оказался интеллигентный мужчина 65 лет по имени Роман. Смотрю — и глазам своим не верю. В печени опухоль 7см в диаметре с множеством метастазов в саму печень. Случай редкий и сложный. Может быть, я ошибаюсь? Господи, помоги мне! Надо брать ответственность на себя, надо начинать разговор с родственниками. Мой диагноз прозвучал, как гром среди ясного неба. Ведь еще полчаса назад в жизни этой дружной семьи ничего не предвещало беды, они просто забежали на 15 мин в поликлинику на всякий случай проверить папу. Далее все завертелось с большой скоростью. Старший сын Иван отвез отца в Институт онкологии, диагноз был подтвержден на МРТ. Они были готовы на любую операцию за любые деньги вплоть до пересадки печени. Но время шло, решение не принималось, и это было самым мучительным для семьи. И вот, наконец, приговор — показана только химеотерапия. Но  все-таки нашелся врач-онколог, который им помог советом. Он дал адрес батюшки, который живет в глухой деревне и помогает безнадежно больным. Понятное дело, последняя надежда для больного, от которого отказалась традиционная медицина…

Утром 21 сентября, мы открыли глаза и поняли: в храм не дойдем, даже вряд ли слезем с кроватей. Заболели все: мама и дети.

Я давно так не болела — температура 38,9, знобит, руки трясутся, голова квадратная, даже печку не могу разжечь. Хочется одного — закрыть глаза и свернуться калачиком.

А мы с детьми в доме — одни. Папа служит в городе.

Этот странный человек сразу привлекал внимание. И не потому, что был несуразно одет, как-то по-стариковски, не по возрасту. В нём было что-то от Акакия Акакиевича. Он и ходил, казалось, так, чтобы не испортить ни замызганных своих башмаков, ни выложенного плиткой пола. Находясь в кафедральном соборе, он был избыточно скромен, смущался не в меру. Казалось, что ему даже дышать совестно. Когда подошёл на исповедь, был так скован, что едва мог связать два-три слова. Вероятно, его принимали за дурачка. Да он и был таким.

Помнится, огорчилась за него, когда священник отругал его и не допустил к причастию за то, что не вычитал всё, что надо. Тогда подумалось: он же убогий, куда ему? Пришёл и слава Богу!

Как–то Шаляпин сказал своему другу Косте Коровину: «Я куплю имение на Волге, близ Ярославля. Понимаешь ли, гора, а с нее видна раздольная Волга, заворачивает и пропадает в дали. Ты мне сделай проект дома. Когда я отпою, я буду жить там и завещаю похоронить меня там, на холме…

Илья Глазунов. «Россия распятая». (Глава «Волга»).

22 июля. Среда.

Увы, не балует нас июль погожими деньками. Вот и сегодня небо — словно белое матовое стекло, сквозь которое слабо светит солнце.

К обеду уже казалось, что погода, как говорится, «разгуляется», но вдруг, словно внезапно налетевшие воинственные кочевники, появились гряды тяжелых темно-серых туч и безвозвратно отобрали радостную надежду. Вскоре хлынул дождь, который длился часа полтора. Наконец он прекратился, выглянуло солнце, и природа, как бы снизойдя нашим несбывшимся желаниям, послала нам нечаянную радость в виде двойной радуги. Хотя она и не была полной — лишь левая часть ее ярко горела на фоне иссиня-черной тучи, уходящей на восток, — мы долго любовались и получили немалое утешение. Особенно удивительно и радостно было то, что явление изобразилось точно над храмом блаженной Матроны Московской, маленькой деревянной церквушкой, недавно построенной возле главных ворот санатория.

Река священнейшая в мире,
Кристальных вод царица, мать!
Дерзну ли я на слабой лире
Тебя, о Волга! величать…
                                     Н.М.Карамзин. «Волга»

17 июля. Пятница.

Днем был сильный ветер. Гулял по лесу, затем вышел к берегу реки. Бурые тяжелые волны, кое-где с «барашками», недовольно шипя, но покорно, катились, повинуясь мощным потокам воздушной стихии.

Ближе к вечеру стало немного душно, где-то вдали послышался тяжелый грохот, и вскоре огромная темная туча, налетев, пролилась хорошим ливнем.

В руках у именинника просфора, подарок настоятеля храма. Именинник замер перед солеей, боясь пошевелиться. Сейчас свершится то, чего он терпеливо дожидался целый год: всем храмом ему споют многолетие.

Батюшка встает лицом к алтарю и, словно ударяя каждым словом в колокол, торжественно возглашает:

— Благоденственное и мир-рное житие, здр-равие же и спасение и во всем благое поспешение подаждь Господи рабу Твоему…

Храм набирает в легкие воздух и гремит соборной мощью:

— Многа-ая ле-ета, мно-огая ле-ета!

И всё на Волге, и сама Волга точно не движется; не суетится, а только «дышит» ровным, хорошим, вековым дыханием. Вот это-то вековое ее дыхание, ровное, сильное, не нервное, и успокаивает.

В.В.Розанов. «Русский Нил»

14 июля. Вторник.

Второй день стоит обычная для июля жаркая погода. Воздух тяжел. Парит. Хорошо, хоть временами дует слабый ветерок, несущий скудные порции прохлады из леса, с реки. Всё больше пляжников на берегу Волги, всё дольше задерживаются они там вечерами. Появились облака, характерные для знойного, душного дня — объемные, с изорванными краями; снизу серо-голубые, вверху мраморные, бледно-розовые со стороны заходящего солнца. Между ними разбросано множество мелких сизых клочьев, отдельные из которых напоминают столбики дыма, образующиеся после пальбы из старинных пушек. Душно. Наверное, завтра будет дождь. Над лесом на противоположном берегу — сплошная темная полоса. За нее и садится солнце.

Несколько лет назад, в июле, я провел часть отпуска в одном из санаториев на Средней Волге. Уединение, беззаботность, красота тамошних мест подействовали умиротворяюще. Появилось желание вести что-то вроде дневника, записывать впечатления, мысли, события. Его и предлагаю вниманию читателя. Это моя первая проба в данном жанре.

Вся печаль и всё обаяние родной земли, вся ее скорбная история и ее смутные надежды нигде не овладевают сердцем так полно и властно, нигде с такой щемящей настойчивостью не просят образа и выражения, как на Волге, особенно в тихий, сумрачный, немного мглистый вечер, с догорающим закатом и с надвигающейся из-за дальних вершин холодною, темною, быть может, грозовою тучей.

В. Г. Короленко «Художник Алымов»

Символом нашей семейной сплоченности всегда был дачный самовар. В будни он поглядывал на нас с высоты буфета, и чай мы пили обычный, из чайника, согретого на керосинке. Зато в выходные дни непременно, в любую погоду, ставили самовар. Главное, разжечь его быстренько, щепочками, а уж потом ставь трубу, появится тяга, и — только шишки подбрасывай, дело пойдет даже под проливным дождем. Если нет дождя, то, конечно, мы все рядом с мамой на лавочке, тесня друг друга, наблюдаем за действом. Самовар начинает потихоньку насвистывать, внутри его блестящего пуза что-то щелкает, дым пушистым шарфиком плывет в соседский сад, а мама, надев очки, читает вслух нашего «дачного» Пушкина. Определить готовность самовара легко: во-первых, он перестает насвистывать, а во-вторых, если щелкнуть пальцами по его раскаленному боку, раздастся глухой звук. Если один раз это услышать, уже никогда не спутаешь, готов или нет самовар. Готов. С Пушкиным отдельная история. Расскажу.

Слово приходит готовым. Оно, словно конь, запряжённый и осёдланный кем-то неведомым. Не мной оно приручено, но бежит ко мне, чтобы потом убежать в жизнь. Я для него — дверь, ворота в мир людей.

Дух захватывает — тайна приоткрывается: тайна общения со словом.

Слова — они живые. ЖИВЫЕ!

Слова и смыслы. Потому поэзия — наша видовая цель, прав Бродский. Поэзия не в смысле рифмоплётства, а в смысле слышания Слова. Поэтом делает человека Слово, а не рифмы. Слово — Пастух всех слов.

Пилы надрывно визжали.
Сердце пронзила молния —
я же им всем чужая! —
пусть добрых чувств исполнена.

Я закричу: «Родные,
зависти злой не верьте!
Иначе станет отныне
она для вас хуже смерти».

Я сказала всё, что могла сказать.
Ты ответа ищешь в моих глазах…

Застилают слова тебя словно туманом,
Сердце жаждет распахнуться,
Но страшится обмана.
Торопливо словами обмотала себя,
И вокруг уже слеплен плотный кокон.
Хочешь близкой, открытой стать для меня,
А становишься далёкой-далёкой.

Ведь обычно слова начинают течь
И несут меня лёгким своим потоком,
Но сейчас прошу молча: Прерви свою речь
И верни себя к своему истоку.

Как же это страшно, когда слова мертвы! —
Будто камнями воздвигаешь ими стену.
Окликаю в надежде, но увы:
Ты изначально напророчила измену.

Дети сильнее взрослых. Чище, проще и сильнее. Может, потому взрослым порой и хочется сокрушить эту детскую силу, чтобы самим не казаться слабыми? Как будто выиграв в борьбе с ребенком, можно доказать свою состоятельность. Как родителя, как педагога, как взрослого человека...

«Послушайте, мамаша, Ваш сын ест снег!» — подходит ко мне на горке чей-то папа.

«Спасибо!» — честно скажу, я почти пропускаю его слова мимо ушей, сейчас я поглощена своим вторым ребенком, маленькой дочкой, сидящей у меня в рюкзачке и хныкающей.

«И Вы так спокойно...» — возмущается чужой папа.

Поднимаю глаза: «А Вы что в детстве снег не ели? Я — ела!»

Сердце выпрыгивает из груди...
Или сжимается в жаркий комок...
Ты исцели наш мир, защити!
Не оставляй, милосердный Бог!
В яслях души моей
                       тихой звездой Ты возродись,
негасимой надеждой!
Непостижимо прекрасный и нежный,
мой Вседержитель, сладчайший Христос!

Вот и покрылась снегом земля...
Вот и душа свежим ветром омылась...
Чудо-снежинки шепчут  стихи,
не прекращается Божия милость...

Мир облачён белоснежной одеждой...
В тонком узоре, в мелькании снежном
по предсказаниям чудо вершится...
Как человек - нам Спаситель родится!