Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749-1832)
Ранняя весна
Время услады,
Ты уже здесь?
Мне, как в награду -
Солнце и лес!
Звонко, обильно
Мчаться ручьи.
Луг и долина,
Те же они?
Озеро полно
Рыбок златых.
Ширь небосклона
Дней голубых.
Рощи, дубравы
Трелей полны.
Утреней славой
Жизни весны!
В каждом бутоне -
Сладкий нектар.
Лакомкам-пчелам -
Благостный дар.
Легким движеньем
Воздух гудит.
Чувств возрожденье…
Сердце в груди!..
Ветров дыханье
Треплет кусты.
Тишь – колыханье -
Игры просты.
Александру и Зинаиде Бакановым
Здесь все живет
торжественно и грустно…
Василий Кубанев «Погост»
Затерянным крестам в толпе берез
отстукивает такты бодрый дрозд,
ушедшим тем, спиралью темных лет,
в бессмертие, где боли-скорби нет.
В платке старушка. (Плитка. Холм в цветах.)
Копается в прозрачных лоскутках.
Плечистый дед ей шелестом листвы
о прожитом толкует: «Каковы
мы были, помнишь, в тот пясятый год?
На стройке свиделись, я с Пензы, а ты вот…
из Нижнего». Она махнет рукой:
«Уймись Баканов! Дай хоть здесь покой».
В ограде рядом - тощий дьяк-сосед,
покинувший зимою бренный свет.
Ласкающе-трухляво проскрипит:
Малышом оставлены игрушки.
За окошком тихо ночь грядет.
Пред Творцом, в убогой комнатушке,
У кроватки, ангел пост несет.
Свет у тьмы луч солнца отвоюет.
Уходя, Хранитель, не спеша,
В светлые кудряшки поцелует,
Спящего с улыбкой малыша.
(По мотивам стихотворения Йозефа фон Эйхендорфа "Gottes Segen") (1788-1857)
Joseph von Eichendorff (1788-1857)
Gottes Segen
Das Kind ruht aus vom Spielen,
Am Fenster rauscht die Nacht,
Die Engel Gotts im Kühlen
Getreulich halten Wacht.
Am Bettlein still sie stehen,
Der Morgen graut noch kaum.
Sie küssen's, eh sie gehen,
Das Kindlein lacht im Traum.
Ты – озеро, а я - луч света,
играющий речной волной.
В сияющий хитон одета,
хочу я быть всегда с тобой.
Ты – лес, а я - звезда надежды,
сияющая сквозь листву,
и путнику она, как прежде,
преодолеть поможет мглу.
Облатка - ты, а я - твой пастор,
он людям жертвует её,
и в нашей жизни столь опасной
сей дар украсит бытиё.
Ты - Божья тишина, я – воля.
Ты, как скрижаль, а я – завет.
Едины мы и наша доля -
звучать симфонией вовек.
(По мотивам стихотворения Зигфрида Каверау "Du und Ich") (1886-1936)
Siegfried Kawerau (1886-1936)
Du und Ich
Отбрось уныние! Напрасен скорбный вдох!
Имеешь многое, вручил все это Бог.
И не завидуй радостям других,
не знаешь горечь ты печалей их.
Тепло приятно нам чужого очага
и у соседа – запах пирога.
Там потрудились, вымесив пирог,
погнули спину, припасая дров.
Отбрось уныние. Напрасен скорбный вздох.
Везде имеется тот роковой чертог!
И не завидуй радостям других,
не знаешь горечь ты печалей их.
(По мотивам стихотворения Фридриха Рюкерта "Sei unbet;rt und unverst;rt…") (1788-1866)
Friedrich Rückert (1788-1866)
Sei unbetört und unverstört…
Едва заметною, поросшею кустарником,
тропою предначертанной идем.
Когда аукнуться и где свернуть нам, странникам?
Сердец не счесть израненных репьем.
Вдруг перекресток строк, тире молчания,
широким почерком дорожка вверх!
По травам слов, скрываясь от отчаянья,
стремимся к Логосу из века в век.
Эпохи карточной колодой перемешаны…
В безликий век комфорта и тоски…
Мы – дурачки для мира ритмов бешенных.
Приумножаем лишь черновики.
09.12.2018
Если открыл бы бесценную в мире звезду,
то бы она неизменно сияла тебе,
радость венчала бы и отводила б беду,
даже зимою она бы хранила цветы.
В вихре сомнений берег бы подарок небес,
счастье б скрывалось в серебряном свете ее.
Свет ограждал бы, в ночи б никогда не исчез.
Имя звезды будет верою наречено.
(По мотивам стихотворения "Kennst du den Stern...", автор неизвестен)
unbekannt
Kennst du den Stern...
Расскажу о рожденье Христовом.
Это было в хлеву у скота.
Богачи согревались под кровом.
Замерзала в ночи беднота.
От ночлега к ночлегу ходили
Старый Плотник с младою Женой,
Но все двери уже затворили,
Не нашлось ни каморки одной!
И Семейство тому было радо,
Что нашло себе место в хлеву!
Среди теплого кроткого стада
Надлежало родиться Христу.
И услышали ангелов пенье
Пастухи на далеких полях,
и пришли они на поклоненье,
Малышу, что дремал во яслях.
Пастухам стало жалко Младенца.
Богачи не пустили в свой кров.
Ни дверей не открыли, ни сердца!
Бог лежал средь овец и коров.
(По мотивам стихотворения Людвига Тома "Heilige Nacht") (1867-1921)
Летят, летят, желтеющие листья,
как будто вянут в небесах сады:
опавший лист – есть символ отрицанья.
Немая ночь накрыла мирозданье,
земля готова снова с бездной слиться.
Мы падаем и это неизбежно.
Паденье в нас. Оно источник бед.
Но есть Один, кто говорит нам: «Нет».
В Своих руках держа нас кротко, нежно.
Райнер Рильке (1875-1926)
Herbst
Die Blätter fallen, fallen wie von weit,
als welkten in den Himmeln ferne Gärten:
sie fellen mit verneinender Gebärde.
Und inden Nächten fällt die schwere Erde
aus allen Sternen in die Einsamkeit.
Wir alle fallen. Diese Hand da fällt.
Безветренно на пустоши, просторно
И куст чертополоха недвижим.
Он кажется из камня – нерушим,
Но путник вдруг задел его невольно.
Земля слилась с чертогом поднебесья.
Туман окутал серой пеленой.
Чертополох - делились с ним бедой…
Все кончено, как прерванная песня.
Но этот куст под ветром вдруг качнулся.
Дождь начался и ливнем обернулся,
Ответом громким на вопросов груз.
И путник слышит в гуле непогоды,
Как куст шумит про радости, невзгоды.
В безмолвный плен скитальца манит грусть.
Николаус Ленау (1802-1850)
Stimme des Regens
Господь отнюдь не бюрократ
и не продажный циник!
Он знает радость, боль утрат.
И каждому воздаст стократ,
зовущих не отринет!
Господь везде - в полях, в лесах…
Ему судьбу вручаю.
В природе Он, и в небесах.
В стихиях грозных, вещих снах
я мощь Его встречаю.
Господь людей не создавал,
грехами угнетенных.
Он свет нам солнца даровал,
так воспоем Ему хорал,
сердцами примиренных!
Мой Бог отнюдь не бюрократ!
И каждый хлебный колос,
взошедшим, Он увидеть рад!
Его в созвездьях виден взгляд,
и в трелях птичьих - голос.
Фред Эндрикат (1890-1942)
***
Любовь вторая нас не утешает.
Всё чаще к сердцу подступает страх.
Змея сомнений душу отравляет,
И слышим боль в осенних вечерах.
Седой шахтер, в рудник спускаясь ночью,
Прекрасно знает свой тяжёлый путь,
Но перед спуском он творит молитву,
И лишь потом решает в тьму шагнуть.
Вот так и мы, свой опыт памятуя,
Тот первый опыт - роковой любви,
Боимся вновь довериться надежде,
Всё повторяя: «Бог благослови».
Анастасий Грюн (1808-1876)
Zweite Liebe
Warum auch zweite Liebe
Noch stets mit bangem Mut,
Mit Angst uns füllt und Zweifeln,
Wie's kaum die erste tut?
Крестьянами были отец мой и мать,
им хлеб приходилось в поту добывать:
при солнце и ливне, при ветре и в зной,
но жизни они не хотели иной!
Они объезжали свой вспаханный луг.
Земля награждала тяжелый их труд.
Колосья вздымались, смотря в синеву,
и птахи трещали, вторя торжеству!
Я спорить не стану с постылой судьбой,
но все же ночами я маюсь борьбой!
Крестьянское сердце во мне городском
зовет возвратиться в родительский дом.
(По мотивам стихотворения Виктора Шнитке "Meine Vorfahren waren Bauern...") (1937-1994)
***
Meine Vorfahren waren Bauern,
durchzogen das Feld mit dem Pflug —
bei strahlender Sonne und Schauern,
bei Falter- und Vogelflug.
***
Selbst im Nebel des Herbstes
sucht das Auge die Weiten,
findet neue Gestalten
auch bei schwindendem Licht.
Zeichen stehen am Himmel
selbst in nüchternsten Zeiten.
Selbst das bitterste Schweigen
wird zuweilen Gedicht.
Bruder, hoffe und wisse:
auch der finstre November
birgt das Wunder des Schneefalls,
Sonne, Sterne und Mond.
Im Geheimen geflüstert,
ist dein Glück unabwendbar.
Auch wer lange gewartet,
wird am Ende belohnt.
Ущерб, изнеможенье — и на всем
Та кроткая улыбка увяданья…
Ф.И. Тютчев
Скорбь безмолвия нагих и чистых рощ -
давняя наперсница разлуки.
Тощие березы через дождь
дряхлые, слабеющие руки
утешительно на плечи мне кладут.
Замкнут круг разлук, коротких встреч.
Мы обручены с тем миром Горним.
Не предотвратить и не сберечь,
все одно и истина бесспорна:
сотворенное имеет свой конец.
Ложность опрометчивых шагов…
Совести сюиту не расслышать.
Дольний мир, отрекшись от основ,
Редко, хрипло, затрудненно дышит,
устремив вперед стеклянный взгляд.
