Вы здесь

Алексей Горбунов. Произведения

Ерошкины дорожки. Сказ десятый

О том, как товар возить на базар, как вместе жить и одно делить

Они шли сквозь множество народа. Ярмарка кипела, всюду сновали люди: покупали и продавали, разносили пироги да блины. Но дед шел дальше. Вскоре они уже вышли на крайние ряды, где торговали мукой да крупой. Вдруг старик остановился.

Возле груженой телеги, запряженной рыжей кобылой, стояли два коренастых рыжебородых мужичка и громко ругались друг на друга.

— А я тебе говорю: мое это место! — кричал первый.

— А я говорю — мое! — отвечал второй.

— Нет, мое!

— А я сказал…, — первый кинулся выдергивать оглоблю, — мое!

Ерошкины дорожки. Сказ девятый

О шубе новой и медвежьей беде, о принце заморском и осином гнезде

Утром дед с внуком уже были у городских стен. Большой город встречал их широко распахнутыми воротами, по обеим сторонам которых стояли высокие стражники с огромными, сверкающими на утреннем солнце секирами. Они прошли под высоким сводом, и толпа нарядного люда тут уже подхватила их и понесла прямиком на городскую площадь, окунула с головой в шум и суету праздничной ярмарки.

Ерошка еле поспевал за дедом. Вокруг было столько интересного, а тот знай себе шагает вперед, помахивает посохом.

— Не отставай! — в который уже раз остановился дед, поджидая внука. — Топай быстрее, гляди веселее!

— Я и гляжу, — подскочил Ерошка, — да только быстро не получается. — Ой, смотри: медведь!

Рядом с ними прошел невысокий вертлявый мужичок с медведем на цепи.

Ерошкины дорожки. Сказ восьмой

О дырках в небе и чужом рубле, о правде и невечернем дне

— Дед, а дед, а как звезды на небе висят?

Ерошка лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел в высокое звездное небо. Дед сидел тут же рядышком, у костра. Уже давно стемнело, да что-то им обоим не спалось, вот и полуночничали, болтали о том, о сем.

— А как они светят? — не унимался мальчишка. Он и не замечал, что дед иногда и вовсе не отвечает на его вопросы.

— Эх, вот бы знать, — Ерошка на минутку замолк, да вдруг как подскочит на месте, — а я знаю! Они не висят!

Дед оглянулся на внука:

— Ты чего это развоевался на ночь глядя?

— Они дырки!

— Это как же?

Ерошкины дорожки. Сказ седьмой

О добрых людях, разбойниках, да стрельцах, о каше острожной и рябиновых кустах

— Здравствуйте, люди добрые! — дед низко поклонился подъезжавшим всадникам. — Дозвольте под ваш щит встать, дорога у нас дальняя, а в небе уж братец-месяц с сестрицами-звездами хоровод заводит, лихим людям раздолье наступает.

Всадники, подъехав к путникам, остановились. Передний сидел, подбоченясь в седле, разглядывая свысока деда с внуком. Его Ерошка плохо разглядел, зато увидал сапоги добрые в золоченых стременах да богатую сбрую на холеном коне. Мальчишка протянул руку, чтоб приласкать жеребца, но тут с высоты раздалось:

— А ну брысь! — Ерошка поднял глаза и увидел рассерженное лицо молодого барина. — Не трожь коня, смерд, а не то прикажу — вмиг плети отведаешь!

Мальчишка нахмурился и отступил к деду, а старик прикрыл его рукой и стоял так, поглаживая внука, ждал ответа.

Ерошкины дорожки. Сказ шестой

О даре от Бога и как его беречь, как людям помочь и беды не навлечь

Солнце склонилось к краю поля. Воздух летнего вечера был наполнен духом разнотравья, природа отдыхала после жаркого дневного зноя. Дед с Ерошкой приметили небольшой костер косарей, устраивающихся на ночлег, и пошли на их огонек.

— Бог в помощь! — странники подошли к костру.

Вокруг него сидела крестьянская семья: отец, два сына, годами постарше Ерошки, и мать с маленькой дочкой на руках. Косари готовились вечерять.

— Благодарствуйте, — глава семейства поднялся с земли, быстро и внимательно оглядел странников и пригласил к столу, — присаживайтесь, люди добрые, отобедайте с нами, чем Бог послал.

— Спасибо, — поклонился старик, и, сняв с плеча суму, отдал ее Ерошке. — А ну-ка, погляди, Ерофей, чего там у нас есть для людей.

Ерошка раскрыл дедову суму:

Ерошкины дорожки. Сказ пятый

О путях-дорогах и черном крыле, о святой молитве и небесном щите

На другой день, только-только солнышко выглянуло, дед с Ерошкой уже были в дороге. Мальчишка все время старался держаться рядом с дедом: так по нему соскучился, ожидаючи в трактире, что решил больше никогда и никуда его не отпускать. Он шагал вприпрыжку, и ему казалось — еще чуть-чуть, и он сможет порхнуть воробьем над дорогой.

— Дед, а дед, — повернулся он к старику, — вот бы нам птицами стать. Да?! Мы бы тогда всю землю облетели, от края до края. — Он запрокинул голову к небу, и закружился на месте, широко раскинув руки в стороны.

— А если бы устали лететь, — мальчишка остановился, — сели бы на облако и отдыхали.

Дед взглянул на проплывающие над головой облака:

— Нет, — сказал он, — я не согласный.

— Чего так? — удивился Ерошка.

Ерошкины дорожки. Сказ четвертый

О людской памяти и давней беде, о добром разумении и прянике в руке

День проходил за днем, а дед все еще никак не возвращался, и Ерошка уже начал скучать взаправду. Народу в трактире стало поменьше, и хозяйка как-то вечером, подозвав его к себе, предложила:

— Завтра утречком Иван Прокопыч, приказчик наш, в деревню едет. Яичек там да сметанки прикупить. Съездил бы и ты с ним, чего тебе тут сидеть-то!

Мальчишка с радостью согласился. Ивана Прокопыча, еще не старого, хромого на правую ногу мужика, он уже немного знал. Тот хоть и ходил по двору, строго покрикивая на работников, однако частенько замечал Ерошка взгляд его веселых озорных глаз из-под мохнатых бровей.

Ерошкины дорожки. Сказ третий

Об узкой дорожке и лихой беде, о вере великой и прощеном грехе

— Ну вот, Ерошка, сиди у печи да поглядывай в окошко, — дед, улыбаясь, потрепал внука по голове. — Не печалься, не на век расстаемся...

Старик уходил на несколько дней по каким-то своим надобностям, а Ерошка оставался на это время в придорожном трактире на попечении у хозяйки, доброй и еще нестарой женщины. Хозяйку этого трактира, стоящего совсем недалеко от города, они знали давно, как-то уже останавливались у нее, и потому так выходило, что о разлуке больше переживал Ерошка: он-то в тепле и сытости, а вот деду нужно идти в непогоду.

На улице моросил дождь. Мальчишка вышел к порогу проводить деда да так и стоял у открытой двери, смотрел старику во след, пока тот вовсе не пропал из виду.

Ерошкины дорожки. Сказ второй

О том, как в гостях бывать, что есть и что пить, и когда спасибо сказать

Ерошка бежал вприпрыжку по дороге, оставив деда шагать далеко позади. Рано утром они вышли из города, где прожили несколько дней в гостях у старого купца Мармеладова. Купец был богатый, торговал на городском базаре разными сладостями из дальних стран. Принимали их хорошо: Мармеладов, видимо, давно знал деда, разговаривал с ним уважительно, даже звал остаться насовсем. Но дед махнул рукой, отшутился: «Мне дома сидеть, только чахнуть да болеть».

Ерошке же в гостях очень понравилось, да еще кухарка перед уходом насовала ему пряников и леденцов, так что настроение у него было преотличное.

Ерошкины дорожки. Сказ первый

О рыбе, землянике и дровах, о козе без рогов и радуге в облаках

Солнце только-только поднялось над землей, пробуждая мир. Его лучи пронизывали утренний воздух, совсем его не нагревая. Луг, засверкавший капельками росы на листьях и цветах, потихоньку просыпался.

Любопытный жаворонок с интересом выглядывал из травы. На земле, на подстилке из еловых лап, спал веснушчатый мальчишка. Спал, сладко посапывая, как умеют спать только маленькие дети. Рядом с ним сидел худощавый старик.

Дед сидел тихо, только время от времени вертел головой, посматривая вокруг, бормоча что-то себе под нос. В ногах сума и дорожный посох. Смотреть на деда жаворонку было неинтересно, ему гораздо интересней было другое: к верхней губе мальчишки прилипла маленькая пушинка, и всякий раз, когда он, сопя, втягивал воздух, она была готова залететь в его веснушчатый нос. От неудержимого любопытства жаворонок даже выбрался из травы, приблизился совсем близко к мальчишке, уселся перед самым его лицом и, наклонив головку, внимательно следил за пушинкой.

— А-ап-чхи!

Пташка мигом порхнула ввысь, заливаясь веселой песенкой.

Восемнадцать листов

Беда. Баба Катя даже замерла на минуту, не веря своим глазам. Кровельное железо, восемнадцать листов, один к одному стоявшие в сарае у стены — пропали. Все было на своих местах: ведра, грабли, лейки, все стоит там же, где всегда и стояло, а железа нет. Вот тут оно было — между стеной сарая и старым сундуком. Она даже погладила рукой по занозистым доскам — нету. В душе чего-то оборвалось. Осерчала, пнула старую ржавую лейку: «стоят тут», еще раз тоскливо глянула на пустую стену и вышла на двор. На улице парило, поднималась жара. Железо, восемнадцать листов. Уперли. Баба Катя оглянулась по сторонам: в огороде работы непочатый край. На три только денька съездила к дочери, а будто год здесь люди не жили. Самое плохое, что знала она лихоимца, знала, кто железо-то упер — Федька ее, некому больше. Отряхнув подол халата от налипшей паутины и опилок, старушка заторопилась через двор к дому. Тощая собака, загремев цепью, вылезла из-под крыльца, лениво махая хвостом. Хозяйка пробежала мимо нее, краем глаза только заметив перевернутую пустую миску.

Меч сияющей стали

«Крещается раб Божий…», — чистая студеная вода взбодрила его, приняв в свои объятия, смыла остатки нерешительности и сомнений. Порыв морозного ветра разогнал хмарь, очистив бездонную синеву зимнего неба над головой. Солнце взошло над миром, заскользило своими быстрыми лучами, освещая его беспредельные границы. Свет коснулся дремавшей души и, рассеяв тьму вокруг, пробудил ее ото сна. Легкой птицей радостно встрепенулась она навстречу искрящемуся свету. Расправила в его нескончаемом потоке белоснежные крылья и, звонко переливаясь, запела свою первую рассветную песнь.

Все мое

Все свое бессознательное детство, лет до семи, я провел у деда с бабушкой. Они жили в деревянном доме, на окраине нашего небольшого городка. Простой, незамысловатый пятистенник с пристроем. Передняя, задняя, кухня да сени. Я хорошо помню себя в нем.

Помню жаркое, знойное лето. Прокаленную солнцем пыль на тропинке. Разморенную, уставшую от жары собаку, уткнувшуюся черным влажным носом в мою грязную коленку. Ее умные глаза и частое горячее дыхание. Какие-то просто неимоверно огромные лопухи под старым, избитым дождем и ветром забором. Кот на завалинке. Дрова возле бани.

Упал, отжался

Еще вчера ярко, по-летнему светило солнце. Казалось, что теперь-то уж точно — лето. Но не тут-то было, всю ночь лил дождь. Плюхай теперь по лужам. Да ладно бы еще если только ногами, а то ведь, скорее всего, придется и чем-нибудь другим, более ценным, плюхнуть.

Сашка монотонно передвигал ноги, изображая бег по грязной лесной дороге. Интереса в этом, не было ни какого, скучное и неблагодарное занятие. Как в старом армейском анекдоте — «Десантник — это целую минуту орел, и остальные пять суток лошадь». Смешно.

Последыш

— Стой! Стоять, кому сказал?! — Продавец кинулся за Серегой, роняя хозяйский товар на грязный асфальт рынка. — Михалыч, держи его!

Грузный мужик в черной униформе, до того улыбчиво разговаривавший с буфетчицей летнего киоска, неожиданно проворно сорвался с места, отсекая воришке выход с торгового ряда. Но Серегина голова работала, как хороший компьютер. Он быстро просчитывал все возможные варианты побега, выбирая самые эффективные и отбрасывая ненужные. «Компьютер это не спроста, компьютер это если не все, то многое». Сереге нравилось сравнивать свои мозги с точной, быстрой машиной, для которой нет неразрешимых задач. «Пень четвертый, никак не меньше», — так подшучивал он иногда над собой. И в той шутке, как говорят в кино, была своя доля правды — Серега действительно был четвертым ребенком в семье, последышем...

Страницы