Вы здесь

Алексей Горбунов. Произведения

«Не стоит беспокоиться…»

правда не знаю - юмор ли это

------

- Что? Что такое? Постойте же! Послушайте меня, пожалуйста, я не могу… Да нет, вы меня не совсем верно поняли – я совершенно не могу, то есть совсем. Я... я не привык, да и вообще как-то это все… Ну постойте же, куда вы? Вытащите меня отсюда! Ну вот, ушли. И что же мне теперь делать?

«Один серый, другой белый».

- Кхэ, кхе…Здравствуйте! – В дверном проеме стоял молодой худой мужчина в желтом вельветовом пиджаке и затертых джинсах. - Вы - Редактор? – Вежливо спросил он, улыбаясь.

Сидевший за столом отвлекся на минуту от листа бумаги, на котором писал что-то быстрым размашистым почерком, и быстрым оценивающим взглядом осмотрел вошедшего:

- Да, я Редактор. – Ответил он и, продолжив свое занятие, спросил, не поднимая глаз.- А Вы, судя по всему – автор?

- Да нет, я не автор. – Смущенно улыбнулся вошедший. - Я – Писатель.

- Ну, хорошо, Писатель так Писатель. – Негромко проговорил Редактор и, закончив писать, убрал лист бумаги в боковой ящик стола. - Вы, наверное, ко мне по какому-то делу? – Спросил он вошедшего.

- Точно, по делу, - Улыбнулся Писатель и переступил в дверях с ноги на ногу.

- Да не стойте Вы там, - Сказал Редактор и, указав рукой на старое кожаное кресло у своего стола, пригласил, - присаживайтесь, прошу Вас.

- Спасибо, - обрадовался Писатель, - как говорится: в ногах правды нет.

- По-разному бывает, - неопределенно ответил Редактор.

Прилетала птица первая...

Прилетала птица первая,
Перо легкое, крыло белое.
На березу тонкую села,
Песню складную запела:

«Над землею широкою,
Стоит небо высокое.
Солнце доброе, реки быстрые,
Звезды яркие, да лучистые.

Люди там живут умелые,
Души чистые, да светлые.
Землю пашут, хлеб сажают,
Да друг другу помогают.

Я три года там летала,
В небе тучки не встречала.
Все любовь там покрывает,
Слез да горя не бывает».

В след за ней летела птица,
Крыло стальное серебрится.
На сосну высокую села,
Песню громкую запела:

«В небе облако летает,
Солнце жаркое сверкает.
Ветер сушит все поля,
Ждет давно земля дождя.

Люди знанием полны,
И богаты и вольны.
Тайны многие земли,
Выведать они смогли.

 

Землю всю я облетела,
Всю до края оглядела.
Гордость ярко в ней сверкает,
И собой все затмевает».

За ней птица прилетала,
Медны крылья раскрывала.
На дуб старый черный села,
Песню грозную запела:

Если бы не «кабы»…

Ой, да не сидел бы я на печи,
Кабы царевна ждала.
Поскакал бы на Сером Волке,
Кабы знал куда.

Съел бы дорогой семь железных хлебов,
Кабы мог жевать.
Износил бы семь железных сапог,
Кабы мог шагать.

Да сыскал бы Святогора в горах,
Кабы тот там стоял.
Да забрал бы чудо-меч у него,
Кабы тот мне отдал.

И стерег бы я Калинов мост,
Кабы было с кем.
И снес бы чудо-юде семь голов,
Кабы было чем.

Да ушел бы за три моря,
Кабы знал куда шагать.
Там нашел бы терем высокий,
Кабы знал где искать.

Перескочил бы я семь ворот,
Кабы те там стояли.
Обманул бы лютых псов,
Кабы те охраняли.

Там бы спас я царевну,
Кабы она желала.
Да утешил бы ее,
Кабы она горевала.

И домой бы с ней спешил,
Кабы было зачем.
Долго правил бы царем,
Кабы было кем.

Эх, да встал бы я с печи,
Кабы было надо.
Ой, да все бы я сумел,
Если бы не «кабы».
 

Спасибо

Шел старик по городу,
Толкал тележку с коробом.
Рядом собака бежала,
Хвостом ему помогала.

А вокруг них народу,
Что мух в теплую погоду.
Оно, конечно, мало приятного,
Так – ярмарка, чего ж непонятного.

Народ отовсюду бежит.
Толкается и спешит.
И недобро как-то так поглядывает,
А то нет-нет да и выговаривает:

«Ты куда остолопина шагаешь?
Али не видишь, что людям мешаешь?
Видать незнакомый с порядками,
Лезешь, деревня, со своими тряпками!»

В общем серчает народ, огрызается,
А старичок-то знай себе идет, улыбается.
Тележка едет, короб качает,
Собака хвостом машет, да лает.

Хорошо еще недалеко идти,
Вот уж показался и конец пути.
Вот она - базарная ограда,
Дотолкал, стало быть, куда надо.

Идет старик теперь по базару,
А вокруг, ну просто горы товару.
Тут и ситцы с бархатами и парчами,
Тут и бочки с винами и медами.

Слева шубы, справа штаны,
Шапки, рубахи и даже ковры.
Валенки, лапти, сапоги, калоши,
Бусы, кокошники, серьги да броши.

Сонное царство.

Пока добры-молодцы на полатях валялися,
Красны девицы под окнами состарилися.
Пироги румяные в печи простыли,
Кораблики крутобокие за моря уплыли.

Ясный сокол в небе давно не летает,
В лесной чаще леший никого не пугает.
Русалки в омуты глубокие спряталися,
На воде кувшинки да круги осталися.

Стрелка легкая к царевне не летит,
Соловей-разбойник на дубу не свистит.
Псы мохнатые на цепях зевают,
На дорогу не лают и блох не кусают.

Петухи с теремов на землю спустилися,
Ворота красные на бок завалилися.
На широких улицах давно не весело,
Тенета по углам пауки развесили.

Сон тяжелый по царству бродит-гуляет,
Окна домов и души людей закрывает.
Чтобы лучика света ни одного не пробилося,
Чтобы царство-государство тьме покорилося.

Осень

 Осень. Сколько про нее писано-переписано, сколько ей всего посвящено. А все кажется, что что-то не досказали. Что осталось за рамками картин и за полями стихов - что-то по-особенному важное. Такое, для которого ни слов, ни красок не подберешь. И как бы банально это не звучало, но осень - это особенное, ни на какое другое непохожее время. Время, когда солнце становится мягче, а холодный ветер уже разогнал густое летнее марево. Когда воздух делается тонким-тонким, чистым и совсем невесомым. Осенью часто кажется, что видеть можно намного дальше, чем обычно, и мир вокруг словно бы проясняется, становится ближе, четче, понятней.

Желто-красный лес, с пятнами темной хвои. Прозрачный, весь пронизанный легкими лучами остывающего солнца. Испещренная морщинами кора деревьев, сухая и теплая, как руки старика, добрые и спокойные. И сам весь мир, он в эту пору как бы наполняется какой-то древней, истинной мудростью, только отдаленным лесным эхом доступной громким и суетным людям. 

Он пришел в этот мир

Смотри, - какой тонкий этот мир, совсем как паутинка, словно сплетен из тончайших хрустальных нитей. Они конечно же хрустальные, в этом нет никаких сомнений, видишь, как играет в них свет летящих звезд, как бежит он по ним, рассыпаясь на мириады разноцветных сверкающих искорок. Маленькие сверкающие искорки, они мне что-то так напоминают, что-то давнее и очень знакомое… Вспомнил. Они похожи на падающий снег в зимнюю ночь. Помнишь, мы видели такой, давным-давно, когда ты был еще совсем маленьким? Легкие сверкающие звездочки, тихо падающие с высокого темно-синего неба.

День

Призывный сигнал трубы разбудил спящий город. Разлился с высоты по его улицам и площадям, проник в дома, в самые потаенные уголки жилищ горожан, так что все смогли услышать его. Встревоженные люди выходили из домов, многие из них уже были одеты как для дальней дороги, перепоясаны, с сумками на плечах, собраны, в руках - самое необходимое. Любопытная ребятня воробьями шныряла между горожанами, заглядывая в их лица, пытаясь уловить, о чем таком важном говорят все эти люди. Уж кто-кто, а они-то раньше всех услышали сигнал трубы и давно бы уже бежали по пыльной дороге, если бы не медлительность взрослых. Рано, еще до рассвета, раздался с небес могучий призыв. Тогда же, с первыми лучами солнца, ушли первые из тех, кто откликнулся на него. Торопясь, с сонными детьми на руках, скорым шагом уходили они в рассветную дымку. Мало кто заметил их уход. Ушли они почти все, лишь немногие из них остались в просыпающемся городе. Остались стучать в двери и окна, будить спящих, тормошить медлительных. Остались свидетельствовать об услышанном, призывать людей в дорогу. На их стук теперь выглядывали те, кто замешкался утром.

Путь

Ветер в лицо. Ветер навстречу. Несет с собой холодный дождь, швыряет в лицо клочья сухой травы, пыль, щепки. Не поднять головы - грязь в глаза. Мгла. Путь угадываю по теням под ногами. Ветер рвет на мне одежду, ветер изматывает, отнимает силы, подавляет волю. Ревет диким зверем. Оглушил, ослепил. Заставляет остановиться, сесть, закутаться, не смотреть, не слышать. Песок на зубах. Негде развести огонь, негде укрыться. Один на скалистом склоне. Поверну назад – ветер свалит, покатит под откос; останусь на месте – уже не встану. Боком двигаюсь вперед, закрываю плечом голову. Падаю. Онемевшее тело не чувствует боли. Что нес с собой – все растерял. Ползу шаг за шагом.

Живой

Не стало близкого мне человека, моего друга. Давно его знал, всю жизнь. Вместе мяч во дворе гоняли, на одном велосипеде катались. Смотрел я на него, вспоминал и понял вдруг — часть моей жизни прошла рядом с ним, и она, эта часть, перешла теперь с ним в вечность, и сейчас там, в вечности, мой друг свидетельствует обо мне. Вспомнил я, как мы с ним дружили, как смеялись, как потом дрались и как мирились. Не знаю я, чего в итоге получилось больше, знаю только, что уже не «переиграешь». Знаю, что унес он с собой наше общее, как унесли его еще раньше многие мои родные и близкие, друзья и знакомые.

Там, где нас нет

Я давно мечтаю переехать. Переехать в такое место, чтоб вокруг ромашки-птички, воздух-море-горы, ну или хотя бы речки-овраги. В общем — экология. Чтоб просторный дом. Чтоб ухоженный сад. Чтоб за забором березовая роща и обязательно с подберезовиками, а в реке непривередливая на наживку рыба. Вокруг добрые соседи с веселыми и озорными детьми. Сторожевой пес на крыльце и кот на подоконнике.

Вот там бы я стал радушным, гостеприимным хозяином, который всегда рад незваным гостям. Я бы ласково встречал их на крыльце своего дома, вел в горницу, поил чаем с вареньем. После чая мы бы подолгу беседовали, радуясь объединяющему нас единомыслию, с интересом открывая друг в друге новое.

Апрель

Что, брат, весна пришла? Пришла, голубушка! Хорошо! Солнышко там, птички-бабочки. Иду я как-то по нашей тропинке, по сторонам смотрю, наблюдаю. Снег-то сходит, и сразу видно стало, сколько собак вокруг живет, так сказать, ясность проступила в этом вопросе - факты. Кругом, куда ни ступишь, факты, а с ними, брат, не поспоришь.

Воздух такой свежий, немного влажный. Ветерок веселый, солнечный. Люди улыбаются, «Здравствуйте!» - говорят. Что ж, и вам, люди, жить да здравствовать. Коты обнаглели - на колодезных люках сидят-жмурятся, никого не боятся. Машины их объезжают, пешеходы перешагивают. Дети озорничают, по лужам бегают – мамок не слушают. Хорошо, вольно как-то. Вроде все только начинается. Вроде как самое главное наступает, то, ради чего жил, а что раньше было, то - так, черновик. И хочется, чтоб все поняли: вот оно, самое важное, самое настоящее, сейчас. Уж на пороге стоит. Выйди только, открой дверь и закружит тебя новая жизнь, понесет. И непременно в светлую даль понесет, потому как нету темной дали, свет вокруг нас, везде.

Ерошкины дорожки. Сказ двенадцатый

О дороге, по которой нам идти до конца, о том, что на все благая воля Отца

На дворе моросил мелкий дождь.

«Ух, и грибов должно быть сейчас в лесу», — думал Ерошка. Он сидел, держа в руках книгу, у окна маленького домика, стоящего рядом с монастырской конюшней. Они с дедом поселились тут в конце лета, сразу, как только пришли в монастырь, да так и жили до сих пор.

Как дедушка говорил, так все и вышло: Ерошку приняли учиться в школу при монастыре, а дед остался здесь же приглядывать за монастырскими лошадьми. Жили они дружно. Наука, правда, давалась Ерошке нелегко, и все же, читать он уже мог, хоть и переползая с буковицы на буковицу. «Аз, буки, веди — страшнее, чем медведи», — ворчал он иногда. А дед его подбадривал: «Ничего, Ерофей, одолеешь медведей, заживем веселей!».

Отец Иероним, обучавший Ерошку, его особо не ругал.

Ерошкины дорожки. Сказ одиннадцатый

О том, какими дорогами ходить, как слышать звон с небес и в небо плыть

Город был большой, и улицы у него были длинные. Внук с дедом шагали по той, что указал Фома, мимо высоких каменных домов, мимо белокаменных церквей. Ерошка смотрел по сторонам во все глаза, уж больно ему все чудным казалось: и нарядные люди, и золоченые кареты, и важные бояре. Он даже чуть было не убежал вслед стрелецкой сотне — так здорово пели стрельцы, прямо взял бы и ушел с ними, да разве бросишь деда. Но как бы интересно ни было вокруг, а все ж таки Ерошка вскоре измотался на каменных мостовых и площадях. Куда милее были ему лесные мягкие дорожки, и когда они с дедом наконец-то подошли к малым городским воротам, он даже немного заторопился вперед, туда, где виднелась зеленая трава и деревья у дороги. Он выбежал на дорогу и остановился посередине, вдыхая свежий лесной воздух и жмурясь под редкими лучами нежаркого солнца, выглядывающего из-за облаков.

— Ох, деда, как хорошо-то! — Ерошка широко развел руки. — Когда обедать станем? — вдруг спохватился он.

Страницы