О путях-дорогах и черном крыле, о святой молитве и небесном щите
На другой день, только-только солнышко выглянуло, дед с Ерошкой уже были в дороге. Мальчишка все время старался держаться рядом с дедом: так по нему соскучился, ожидаючи в трактире, что решил больше никогда и никуда его не отпускать. Он шагал вприпрыжку, и ему казалось — еще чуть-чуть, и он сможет порхнуть воробьем над дорогой.
— Дед, а дед, — повернулся он к старику, — вот бы нам птицами стать. Да?! Мы бы тогда всю землю облетели, от края до края. — Он запрокинул голову к небу, и закружился на месте, широко раскинув руки в стороны.
— А если бы устали лететь, — мальчишка остановился, — сели бы на облако и отдыхали.
Дед взглянул на проплывающие над головой облака:
— Нет, — сказал он, — я не согласный.
— Чего так? — удивился Ерошка.
— Уж больно к солнышку близко, — качнул головой дед, — боюсь, напечет. Разморит меня, старого, на облаке, усну, и унесет меня за тридевять земель в тридесятое царство. Я уж тут как-нибудь своими ногами, так-то оно сподручнее.
— А я бы полетел, — не унимался мальчишка, — и тебе бы спать не давал.
Дед на это ничего не ответил, шагал молча.
— Деда, а нам далеко идти?
— А вон, — охотно отозвался старик, — до той елки, что стоит на пригорке, а от нее до балки, где зимуют галки. А оттуда через лес, по степи да по реке к одинокой горе. Как на гору зайдем — там на облаке и отдохнем, а с той горы увидишь море, что берегов не видать, а уж как море перейдем — так там рукой подать.
— Ух-ты! — у Ерошки почему-то зачесалось за ухом. — Этак мы с тобой всю жизнь шагать будем.
— На то она и жизнь, чтоб шагать.
Дед помолчал немного и продолжил:
— Не вешай нос! — старик шутливо щелкнул внука по рыжей макушке. — До того моря нам идти еще долго, а пока дорога наша лежит к отцу Иерониму.
— А он где живет? — встрепенулся мальчишка.
— В монастыре.
— И мы там будем жить?
— И мы, — дед подмигнул Ерошке. — Я за лошадьми приглядывать буду, а ты покамест наукам учиться станешь, батюшка обещал тебя выучить.
— Здорово! — Ерошка подпрыгнул. — А то я уж было собрался к Мармеладову в ученики проситься.
— Это пряники с кренделями считать? — спросил дед. — Что ж, дело это хорошее, однако, — он немного помедлил и заключил: — может обождать. Успеется еще.
— Я, деда, все-все науки выучу, — пообещал Ерошка. У него с этими словами даже походка как-то сразу изменилась, поважнела, что ли.
— Ну-ну, — неопределенно ответил дед.
Разговаривая, путники прошли мимо старого, засохшего дерева, стоящего у самой дороги. Дерево было большое и мрачное. Казалось, что это и не дерево вовсе, а огромная когтистая лапа, нависшая над дорогой и готовая вот-вот схватить проходящего путника. Ерошка, оказавшись под тем деревом, невольно поежился, вроде как зябко стало, хоть и солнышко светило ярко. Он поднял голову вверх и увидел высоко на ветке больших черных воронов, старого и молодого. Птицы сидели, глядя с высоты на дорогу, что-то высматривая. Ерошка немного испугался, но набрался храбрости и даже погрозил им снизу кулаком, а потом припустил догонять деда. Вороны глядели молча на одиноких странников, и тут один из них, тот, что был помоложе, тяжело соскользнув с ветви, расправил большие черные крылья и уверенно направился на деда с внуком. Он подлетел к ним уже совсем близко, да вдруг с граем шарахнулся в сторону, будто кто-то невидимый отшвырнул его прочь могучей рукой. Ворон с криком стал подниматься ввысь, торопливо махая крыльями, только черные перья да пух остались кружиться в воздухе.
— Ишь ты, — дед поднял голову, — раскаркался нечистый…
И снова замолчал, шагая дальше по дороге.
Ерошка, гоняясь в это время за стрекозой, услышал громкое воронье карканье, но, обернувшись, успел увидеть только небольшое темное облако кружившихся перьев да улетающую темную птицу.
Потрепанный ворон вернулся к своей ветке.
— Кхарр, кхарр, — смехом-кашлем встретил его сидевший, — попрробовал? Кхарр, кхарр! Смотрри, в дрругой рраз все перрья ррастерряешь! Кхарр, кхарр!
Прилетевший молча уселся на прежнее место и принялся рассержено поправлять торчавшие в разные стороны перья. В его черных глазах темным пламенем тлела извечная злоба.
— Кхарр, кхарр! Летим в горрод, там сейчас в кабаке на базарре наррод собиррается! — Старый ворон расправил крылья. — Кхарр, кхарр! Летим! Веррное дело! Кхарр, Кхарр!
Молодой посидел еще немного один, а потом, с силой оттолкнувшись от ветки, полетел вслед старому. От его толчка толстая ветвь сухого дерева накренилась и, с треском отломившись от ствола, повалилась вниз, обрушивая попадающиеся на пути ветви и сучья.
Ерошка, задрав голову, проводил сердитым взглядом улетающих воронов, уж так они ему не глянулись! Еще раз погрозив им кулаком, подпрыгивая на одной ноге, он пустился вперед по дороге, время от времени приостанавливаясь и поджидая деда. А тот шел своим неспешным шагом, помогая себе легким посохом. Шел молча, глядя под ноги. А воздух вокруг него тихонечко звенел:
— Святый Ангеле Божий, Хранителю мой, моли Бога о мне!
Рисунки Тамары Твердохлеб
