Страницы
О рыбе, землянике и дровах, о козе без рогов и радуге в облаках
Солнце только-только поднялось над землей, пробуждая мир. Его лучи пронизывали утренний воздух, совсем его не нагревая. Луг, засверкавший капельками росы на листьях и цветах, потихоньку просыпался.
Любопытный жаворонок с интересом выглядывал из травы. На земле, на подстилке из еловых лап, спал веснушчатый мальчишка. Спал, сладко посапывая, как умеют спать только маленькие дети. Рядом с ним сидел худощавый старик.
Дед сидел тихо, только время от времени вертел головой, посматривая вокруг, бормоча что-то себе под нос. В ногах сума и дорожный посох. Смотреть на деда жаворонку было неинтересно, ему гораздо интересней было другое: к верхней губе мальчишки прилипла маленькая пушинка, и всякий раз, когда он, сопя, втягивал воздух, она была готова залететь в его веснушчатый нос. От неудержимого любопытства жаворонок даже выбрался из травы, приблизился совсем близко к мальчишке, уселся перед самым его лицом и, наклонив головку, внимательно следил за пушинкой.
— А-ап-чхи!
Пташка мигом порхнула ввысь, заливаясь веселой песенкой.
— Фу ты, Ерошка! Всех пташек-букашек распугал! — Дед весело смотрел на внука, а тот отчаянно тер рукавом нос. — Три-три да смотри, отвалится носопырка-то или красной станет, как мухомор! — старик улыбнулся своей шутке. — Ох, Ерошка, и денег мы тогда с тобой соберем на ярмарках!
Дед встал и заходил по кругу, важно подбоченясь, запричитал молодым задорным голосом: — Дивись, народ, на хозяина болот — сам князь Мухомор пришел к вам на двор!
От его голоса вся живность на лугу, будто получив разрешение, зазвенела, затрещала, запорхала. Пташки-мурашки, жуки-пауки — все забегали, заспешили по своим делам, а в высоте разливался трелями уже целый хор жаворонков. Дед остановился перед внуком:
— Ну как, согласный?
— Не, не согласный! — Ерошка сел на своей ночной постели, потягиваясь. Потом почесал за ухом и, задрав голову, звонко протараторил: — А в Мухоморы я не гож, потому как не похож!
— А не гож, так хватит валяться да чесаться, беги скорей умываться! — дед взял суму. — Торопись, пока мураши всю росу своим деткам не перетаскали.
Ерошка вскочил, подбежал к высокой траве на краю луга, помедлил минутку — залюбовался прозрачными капельками хрустальной росы, потом осторожно собрал в руки немного влаги, провел мокрыми ладошками по лицу и прибежал назад к деду.
— Все уже? Ну и мастер же ты умываться, — приговаривал дед, вытряхивая все их имущество из своей сумы. — Вот ведь какая беда, Ерошка, — почесал бороду, глядя на внука, — не богатый у нас сегодня завтрак: чуть хлебушка, чуть водички...
— Я, деда, сейчас ягод отыщу, их тут много должно быть! — мальчишка сорвался с места, побегал недолго, поползал на коленках по лугу и вскоре вернулся, улыбаясь во весь рот. В его шапке, вперемешку с травой, лежала горсть ярко-красной земляники. — Вот! На целый пир хватит!
— Хе, — дед улыбнулся. — Три ягодки, две крошки — вот и пир у Ерошки. И то верно, нам много не нужно, — он засуетился, расстилая суму. — Давай их сюда, только сор выбери!
Позавтракали чем Бог послал, засобирались в дорогу. Теперь уже не только луг, но и весь лес проснулся. Из-за ветвей столетних деревьев на путников выглядывали любопытные беличьи глазки. А то вдруг мелькнет в кустах заячий хвост.
Дед быстро шагал по лесной дороге, Ерошка шнырял вокруг него по траве да по кустам. То гриб принесет, то ягоду. Или найдет интересную корягу и сядет, разглядывает ее, раздумывает — на что похожа?
Дед тем временем уходил далеко, останавливался и поджидал внука, ругая его шутейно.
Шли долго, солнце уже высоко поднялось, начало припекать.
— Дед, а дед! — канючил Ерошка. — Давай отдохнем! Устал, сил нет.
— Чуток осталось, потерпи, — отозвался старик. — Вон, видишь, ленточка блестит? Должно быть, река. Там и отдохнем, а если добрых людей встретим, так и пообедаем. Ну, друг мой странный, вставай!
Ерошка сидел на дороге, повесив голову, и никак не хотел подниматься. Дед сочувственно покачал головой:
— Давай полезай ко мне на загривок! — Ерошка медленно поднялся, примостился деду на спину. — Крепче там держись, я знаешь, как шагаю — как верблюд: быстро, но тряско.
— А кто это — верблюд?
— Верблюд, это... — старик задумался, соображая, как бы понятней объяснить. — Это такой корабль пустыни. Шагает он себе, шагает... Целый день шагать может, не устанет.
— Ну, ты, деда, даешь! Как же это корабль шагать-то может? — Ерошка устроился у деда на спине и задремал, довольный тем, что поймал-таки его на хвастовстве. Вскоре уже Ерошка спал, и снилось ему, что они с дедом стоят на большом-пребольшом корабле, а корабль этот плывет, плавно покачиваясь по зеленой степи, по травам да цветам и нисколечко их не мнет. Никак не мог взять в толк Ерошка, как это корабль плывет по траве, а дед только хитро улыбался: «А ты думал, я тебе врать стану».
Наконец добрались до реки. По пути, увы, никто не встретился, и жилья не было видно. Они спустились к воде возле моста. Дед быстро развел огонь, достал из своей сумы нехитрые снасти и, пока горел костер, поймал несколько рыбок, ловко орудуя только что срезанной удочкой.
— Ну, Ерошка, пляши: уха у нас сегодня будет! — старик помешивал воду в котелке. — Ты сбегай-ка травки какой-никакой поищи, луку дикого.
Ерошка мухой улетел выполнять поручение, но вскоре вернулся:
— Дед, ты глянь, кого я нашел! — мальчишка держал в руках огромную зеленую жабу.
Старик с интересом поглядел на находку.
— Важная какая, прямо царица! — оценил он, продолжая кашеварить.
Ерошка посмотрел на деда, потом на жабу:
— Ты, деда вправду что ль думаешь, что царица? — Ерошка вертел жабу в руках, оглядывая ее со всех сторон.
— А чего, места здесь глухие, самое что ни на есть место для заколдованной красавицы, — дед дул потихоньку на ложку, пробуя похлебку. — Проверить можно...
— Это как?
— Забыл, как в Тридесятом государстве Иван-царевич нашел себе царевну? — он хитро прищурился на внука. — Поцеловать надо!
— Это ее что ль?
— Ну, а кого же? — простодушно улыбнулся дед и подошел поближе. — Ее, голубушку. Смотри, какая здоровая, поди, лет триста дожидается, мучается бедняжка, — старик сочувственно вздохнул и легонько погладил пальцем жабу по голове. — Простые лягушки столько не живут. Эхе-хех, — вздохнул он и вернулся к своей ухе.
Ерошка постоял еще немного.
— Пойду на место отнесу.
Вскоре он вернулся с травами для ухи: в кустах у реки нарвал сныти и медвежьего лука, а с берега выдернул стебель ирного корня. Уха вышла душистая, наваристая, обед получился знатный. Посидели еще немного возле костра. Дед, подкладывая хворост в огонь, рассказывал о своих странствиях, о местах, где побывал, о том, что видел. Ерошка под конец уже ничего не слышал, сморил его сон...
