Омилия

Не пора ли и мне о любви
Пару строк уронить мимоходом —
Было что-то в близи и в дали,
Колыхаясь ошибкой и роком.

Вспоминаю: чуть слышный напев
Отзывался неясною дрожью
На диване, икотно поев,
Как на ниве с есенинской рожью.

— Скажи, поэт, зачем ты пишешь?
Откуда рифму ты берешь?
— Всё очень просто — её слышу
Я музыкой сквозь дождь.
Её читаю в детском взгляде,
В пульсе любимой под рукой.
Пишу зачем? Кому-то надо
Быть иерихонскою трубой…
— О брось, поэт, какие трубы?
О чем трубить нам в наши дни?
— Я буду петь, лишь были б губы
И сердце — чтоб слагать стихи.
— Поэт, ты пишешь ради славы?
— Для славы Божией — может быть,
Ты знаешь, я бы не писал бы,
Но не писать — значит не жить.

Хорошие стихи – почти молитва;
Как золото руном, задержанные звуки;
Слеза, скатившаяся с лика;
Соединение в разлуке;
Журавль, опустившийся столь близко,
Что каждого пера отлив так очевиден…

Когда уходят те, кто лучше нас,
нам остаётся жалкое участие,
намёк на вероятности и счастье
и труд, чтобы светильник не погас.

Всегда уходят те, кто лучше нас,
мы остаёмся, чтобы верить правде
полуоткрытых истин, снов и глаз,
росе на недозревшем винограде.

Вдруг птицепадом вскрикнут небеса,
и прямо в глотки полетят нам птицы,
чтоб осветить нутро и голоса
и загасить болотный свет амбиций.

Так вновь приходят те, кто лучше нас,
наметив путь своим сердцебиеньем.
Мы создаём из них иконостас,
и ходим на причастье с упоеньем.

Мир земной — это всегда две стороны бытия: боль и комфорт. Боль позволяет человеку подняться до подлинного начала земного бытия — точки выпадения из рая в колючее время, где за каждой секундой бьет родник слез. Комфорт запирает сердце в квадратуру одетого в бетон бархатного диванчика и плазменной панели, между которыми вырастает холодильник с полусъедобным кормом и бутылочкой вина. Там, на стене, как напоминание, тикают часы, обозначая неизбежное старение изнеженного тела. Опыт жизни, как хаос пятен чувственного восприятия, приводит к растерянности. Растерянный человек возмущён тем, что комфорт домашнего треугольника не даёт удовлетворения и он неожиданно для себя выпадает в боль. Но человек не способен понять, что с боли начинается мир, в который он рождается. Боль пробуждает от сна и открывает ворота в вечность, потому что и смерть, как и рождение, всегда связана с болью. В этом мире иллюзий боль даёт возможность душе прикоснуться к подлинному бытию, не пленённому временной летаргией духа, провалившегося в комфорт.

Случай из врачебной практики 

Началась эта история в апреле. В мой кабинет зашел массажист Слава с просьбой посмотреть знакомого с болями в животе. Пациентом оказался интеллигентный мужчина 65 лет по имени Роман. Смотрю — и глазам своим не верю. В печени опухоль 7см в диаметре с множеством метастазов в саму печень. Случай редкий и сложный. Может быть, я ошибаюсь? Господи, помоги мне! Надо брать ответственность на себя, надо начинать разговор с родственниками. Мой диагноз прозвучал, как гром среди ясного неба. Ведь еще полчаса назад в жизни этой дружной семьи ничего не предвещало беды, они просто забежали на 15 мин в поликлинику на всякий случай проверить папу. Далее все завертелось с большой скоростью. Старший сын Иван отвез отца в Институт онкологии, диагноз был подтвержден на МРТ. Они были готовы на любую операцию за любые деньги вплоть до пересадки печени. Но время шло, решение не принималось, и это было самым мучительным для семьи. И вот, наконец, приговор — показана только химеотерапия. Но  все-таки нашелся врач-онколог, который им помог советом. Он дал адрес батюшки, который живет в глухой деревне и помогает безнадежно больным. Понятное дело, последняя надежда для больного, от которого отказалась традиционная медицина…

Горе Макеевки... Горе Алеппо...
Новости мира — как страшная сказка.
Косит история жестко и слепо
Женщин Донецка, младенцев Дамаска.

А режиссеры кровавого фильма
Вновь нажимают на красную кнопку.
Раз — полыхают опять Хиросимы.
Два — Дейр-эз-Зор погружается в топку.

Ветры трепещут над Саур-Могилой.
Стонут пески под камнями Пальмиры.
Злоба майдана, кинжалы ИГИЛа.
Вести с войны... Ожидание мира...

Не говори, что время утекло —
Оставь надежду всяк сюда входящий —
Мерцает свет сквозь тусклое стекло,
И жив вовеки свет тот Низводящий!

В руладах птиц, гудении шмелей
Дыханье мира призрачно и глухо;
Здесь терпкий запах клейких тополей
Разбавлен мглой сиреневого духа.

В детстве я часто слышала, как моего любимого папу Костю называют «простачком» или «простофилей» умные и самоуверенные люди, знающие, «как надо жить». Я очень переживала, потому что обожала отца, считала его самым лучшим, и обижалась за него. Но, повзрослев, я поняла, что не так уж и страшно, если над тобой подтрунивают или считают недотепой! Ведь люди очень часто смотрят друг на друга поверхностно, не замечая главного в человеке: его души.

Человек с университетским образованием, в прошлом — инженер в институте при оборонном заводе, в настоящее время — кандидат наук, доцент и преподаватель университета, папа внешне мало соответствует привычному для всех понятию «интеллигент»!

Человек всегда стремится проводить свои дни беспечально, но реальность такова, что скорби рано или поздно посещают каждого. Оказавшись в болезненных, стесняющих, с трудом переносимых обстоятельствах, страдалец часто не может обойтись без помощи других людей. И насколько утешает и поддерживает его искреннее сочувствие благотворящего, настолько же больно ранит пренебрежение или высокомерие «благодетеля»…