Омилия

Это произошло давным-давно, когда деревья ещё разговаривали с человеком, и человек понимал их.

Каждый день человек приходил в лес. Деревья склоняли свои кудрявые головы и говорили ему: «Здравствуй!», а он поднимал своё лицо к небу и здоровался с ними в ответ. Чтобы занять его, они шептали ему самые интересные истории, которые рассказывал им ветер. Они дарили ему свои плоды, когда он был голоден, и прятали его в своих густых кронах от холодного дождя и жаркого зноя. Они ласково утешали его, если он печалился. А когда он приходил счастливым, они ликовали вместе с ним.

Человек любил деревья и чем больше он их любил, тем красивее они становились.

Однажды утром он пришёл в лес, а все деревья стоят в золотых одеждах.

«Как вы прекрасны!» — воскликнул он.

«Для тебя мы надели эти наряды — чтобы ты радовался, глядя на нас», — сказали они ему.

А нам лежать с тобой, мой друг, на площади,
Пусть омывает осень нас дождем...
А мы с тобою, друг, плохие спорщики...
Давай, от жизни вместе мы уйдем.

Давай, уйдем с тобой в страну волшебную,
Туда, где все окутано добром;
Где за закатами и за рассветами
Вся жизнь земная станет только сном.

     Солнышко светило, улыбаясь каждым лучом.  Листья на деревьях неподвижно загорали, подставив свету спинки. В воздухе разливалась ленивая дремота. Муся лежала на травке и глядела в небо, заслонившись лапкой от ярких лучей.

     Небо было тёмно-голубым, а облака - белоснежными, словно зимние сугробы. Каждое облако медленно плавала в вышине, постепенно меняя форму. Все они были такими разными и такими необычными! Вот облако-цветок, даже с чем-то вроде стебелька и листочка сбоку. А вон там - птица. Открыла огромный клюв - сейчас ка-ак закричит!

     А это что? Муся посмотрела налево. Из-за вершин деревьев появился всадник на ослепительно-белом коне. А может, на единороге? Он держал в руке копьё, а конь, распустив по ветру хвост и гриву, грациозно приподнял облачное копыто. Муся восхищённо смотрела во все глаза. Казалось, прекрасный рыцарь охраняет лес от всяческих бед.

Когда-то был на свете город, где люди не умели улыбаться. То ли они такими рождались, то ли разучились улыбаться из-за каких-то бед и напастей — сейчас это уже не объяснит никто. Но, как бы то ни было, существовал где-то город, жители которого не умели улыбаться. Если не наяву существовал, так в сказке.

Однажды откуда-то пришел в этот город добрый чудак. Пришел и стал учить людей улыбаться. Вот что он им говорил:

— Научиться улыбаться непросто. Ведь настоящая улыбка не может быть злой, коварной, лицемерной. Настоящая улыбка- только улыбка добрая.

… Апрельский рассвет робко проступал через полупрозрачную утреннюю дымку – не то туман, не то действительно дым от горевших домов – в трёх километрах на западе чадил пожарищами осаждённый Кёнигсберг, над которым после налёта авиации всю ночь полыхало яркое оранжевое зарево. Ночь однако была относительно спокойной, почти без стрельбы, если не считать редких пулемётных очередей, доносившихся со стороны города-крепости.
Татьяна знала, что обычно такие тихие ночи бывают накануне больших наступлений. В течение последней недели по дороге, у которой стоял фольварк*, где разместился прифронтовой госпиталь, непрерывно двигались тягачи с тяжёлыми артиллерийскими орудиями, грузовики со снарядами, вереницы танков, «катюш» и колонны солдат. Судя по всему, готовился решительный штурм Кёнигсберга, и вся эта мощь должна была обрушиться на головы тех, кто укрылся за стенами, казалось неприступных каменных фортов. Разлившаяся предрассветная тишина напоминала тишину перед грозой.
Татьяна подошла к цистерне с водой и наполнила чайник. Из дома неторопливо вышел главный хирург – майор Трофимов, заметив её, он негромко произнёс:

Бедна страна — деревни пУсты,
Проселки сгинули в кустах,
Сухой подлесок редко хрустнет,
Забор трухлявый точно прах.

Завоет старая собака,
Такой тоской наполнив лай!
От перекошенного знака
Взметнутся кисти птичьих стай.

Исхожен мир — прохладна вера,
Играет медленный фокстрот,
Дорога, родину измерив,
Бежит опять за поворот.

Года два назад мне пришлось побывать проездом в районном городке Т. Автобус, который шел до того села, куда я добиралась, только что уехал, а другой должен был идти только через три часа. Поэтому, чтобы скоротать время, я решила осмотреть городок. Он оказался таким маленьким, что за час я обошла его почти весь, не встретив ничего особо примечательного. Множество частных ларьков, несколько магазинов винно-водочных изделий, старое деревянное здание школы да выкрашенная серебряной краской гипсовая статуя Ленина посреди безлюдной площади — вот, пожалуй, и все тамошние достопримечательности, которые попались мне на глаза. Я уже дошла до самой окраины городка, когда впереди вдруг завиднелся церковный крест. Разумеется, мне захотелось рассмотреть местный храм поближе, и я направилась к нему.

Иду, вслепую, в тишине,
Глаза сверкают напряженьем,
Бормочет что-то дождь во сне,
И испарилось воскресенье.

Гуляют лужи в темноте –
Подошвы лижут и штанины,
И где-то там, на полотне,
Рисуют шпалы паутину.

Ещё по освящению воды
Не собраны советские гранаты —
Не фрукты, а кровавые плоды,
В самих себе хранящие расплату.

Взорвалась медь.
А мы в ворота — сталь.
В страстях кипеть
Чей дух уже устал?

Проходит осень... вновь болят суставы...
И мысль тоскою вновь обволоклась.
Грущу тихонько... нет на грусть управы.
Эх, разгулялась... растревожив всласть...

И открываю вновь твою страницу,
И погружаюсь снова в мир стихов,
Ив ритме вальса вновь строфа кружится,
Я их читать без устали готов.

Стихами мы сближаем растоянья.
С волнением глядя на монитор,
Беседу мы ведем с тобой молчаньем...
Но как приятен этот разговор.

И лишь шуршат, шуршат по кнопкам пальцы,
И грусти нет, и боль давно прошла...
За доброю беседой двух скитальцев,
Забыты мысли все... отложены дела...

Ты знаешь как болит душа? —
Клокочет кровь и рвутся нервы,
Беззвучно плачет, чуть дыша,
И криком тает во вселенной.

Чтобы познать такую боль
И слышать смерти приближенье,
Не быть обманутым толпой,
Увидеть сути отраженье —

Отдай всё прошлое, порви,
Оставь безумие и к Богу
Взывай о помощи, проси
Свой крест и крестную дорогу.

Тогда поймёшь живую боль,
Желая с нею породниться —
Христос пожертвовал собой,
Чтоб с Богом нам соединиться.

   Отношение Ф.М.Достоевского к китайцам было неоднозначным. С одной стороны, он восхищался упорядоченностью их жизненного уклада, их собранностью, чего не хватало и не хватает русскому человеку, подверженному влиянию бурных душевных стихий. С другой стороны, гордился, что его народ остаётся непознаваемым для всего мира, а китайскую предсказуемость считал, наоборот, недостатком, о чём мы узнаём из публицистики Достоевского и восстанавливаем по отдельным упоминаниям обо всём китайском в его текстах. Во введении к своему «Ряду статей о русской литературе» в 1861 году он пишет: «Если есть на свете страна, которая была бы для других, отдаленных или сопредельных с нею стран более неизвестною, неисследованною, более всех других стран непонятою и непонятною, то эта страна есть, бесспорно, Россия для западных соседей своих. Никакой Китай, никакая Япония не могут быть покрыты такой тайной для европейской пытливости, как Россия, прежде, в настоящую минуту и даже, может быть, еще очень долго в будущем» [1, т.11, с.12].  

Жёлтым бисером песок
Рассыпается по пляжу.
Я спешу найти восток
И несу свою поклажу
Из воды и шума волн,
А ещё – немного хлеба.

Я хочу услышать горн,
Призывающий на небо.

Белый купол маяком
Долго мне ещё послужит.
В жёлтой жиже, босиком,
Я иду на вечный ужин. 

Скорбь, как тёрка, трёт мне душу:
Больно сердцу, больно мне.
Обжигает жаром, сушит –
Вся душа горит в огне.

Знаю я, что мне полезно
Пострадать за все грехи.
Радость жизни вдруг исчезла,
Но рождаются стихи.

А стихи, как дождь весенний –
Серебристый и косой.
Улучшают настроенье,
Вдаль уносят за собой.

Все стихи мои – молитвы
Из души, из глубины:
Тоньше самой острой бритвы
Режут рифмой ночью сны.

Боль душевная питает
Вдохновения полёт.
Скорбь слезами омывает,
Расплавляет в сердце лёд.

А когда молитва хлынет
От бессилия души,
Бог объятия раскинет
В час полуночной тиши.

Успокоит Своё чадо,
Нагрешившее сполна.
Что ещё для счастья надо?
Бог, молитва и луна.

13.06.09

Беседа с митрополитом Калужским и Боровским Климентом

— Каким должен быть настоящий православный христианин с духовной и телесной точек зрения?
— Настоящий православный христианин в своем сердце должен иметь любовь и всегда поступать по вере, по Евангелию. Тогда совесть постоянно будет подсказывать человеку, правильно он поступает или нет. Свой внутренний мир надо устраивать так, чтобы, как говорит преподобный Ефрем Сирин, видеть свои грехи и стремиться к очищению.

С принятием христианства нашим народом на Руси стала развиваться письменность, градостроительство, архитектура и т. д. Но православие дало русскому народу еще и образ святости. Мы получили духовное наследие именно святой Византии, где было очень много подвижников веры. Вспомним хотя бы святых Отцов, защищавших истину Православия, истину Евангелия на Вселенских Соборах. И нам необходимо помнить: человек призван к стяжанию (приобретению) святости. «Будьте святы», — говорится в Библии, — «как Господь ваш свят».

Томится пламенем вулкана слово
В душе, терзаемой
противоборством чувств;
Сорваться лавою готово с уст,
Но в недра «я» откатываясь снова
И тлея тихо угольком кадила.
На время пламя страсти укротив,
В душе мятущейся рождает взрыв
Глубинная таинственная сила…
Как узники, сорвавшие оковы,
Кипящей лавой – звуки и слова,
И только уловимое едва,
Из недр выходит истинное слово.
 

А на мелованной бумаге мело.
Намётки литер ворошили ветра.
В оконном створе истекало стекло
И бились капли в перекрестия рам.

В его груди не помещались слова.
Слетали, капали на кожу листа.
От любопытства бредил лунный овал.
Томился замысел стихами не став.

Поэт не бредил, не любил, не скучал.
Топил берёзой холостое шале
И лил целительной заваркою в чай
Наличный сбор сушёных вёсен и лет.

Так повторялось долго изо дня в день.
Там лес шумел неподалёку, елов.
Взбивала ложе белокурая лень.
И на мелованной бумаге мело.

 Присутствием твоим питала сердце,
Словами вечными сплетала вязь лугов,
Душою открывая тихо дверцы,
Я находила край, где сущее без слов

Без препирательств глупых – рвалось к небу,
И там, столкнувшись с синевою – вознеслось,
Как пало на ладони, словно хлебом,
Как крошками голубизны - остыла злость.

Россия ждёт деяний, а не слов,
Поднять её с колен ещё не поздно.
Служили б ей не в поисках даров,
А жертвенно, Творца призвавши слёзно.

О Родина! Тебе пришлось пройти
Сквозь бездну тьмы, предательства и страха.
Не гнев Отца – исток того пути,
Безбожие тебя свело на плаху.

Тебе твердят, смеясь: «Обречена!»,
Сынов твоих толкают к отреченью.
Но правда в том, что ты наречена
Невестою Христовой во спасенье.

Оставь, Россия, обречённый взгляд –
Тебя Господь явить желает миру,
Вернув чистейший свадебный наряд,
Величие, могущество и силу.

Пора стряхнуть былых времён позор
И дани не носить к тому подножью,
Где высечен твой смертный приговор:
Безверие, бесчестие, безбожье.

18.02.2011 г.