Года два назад мне пришлось побывать проездом в районном городке Т. Автобус, который шел до того села, куда я добиралась, только что уехал, а другой должен был идти только через три часа. Поэтому, чтобы скоротать время, я решила осмотреть городок. Он оказался таким маленьким, что за час я обошла его почти весь, не встретив ничего особо примечательного. Множество частных ларьков, несколько магазинов винно-водочных изделий, старое деревянное здание школы да выкрашенная серебряной краской гипсовая статуя Ленина посреди безлюдной площади — вот, пожалуй, и все тамошние достопримечательности, которые попались мне на глаза. Я уже дошла до самой окраины городка, когда впереди вдруг завиднелся церковный крест. Разумеется, мне захотелось рассмотреть местный храм поближе, и я направилась к нему.
Храм этот был старинный, постройки, вероятно, ХIХ века. Вид он имел весьма необычный. Его паперть была украшена полукруглыми колоннами с завитушками наверху. Поэтому вход в храм имел вид древнегреческого портика. Но самым удивительным у этой церкви был ее купол. На некоем каменном подобии античной вазы с лепными цветочными гирляндами по бокам виднелся крохотный куполок с крестом наверху. Вокруг храма раскинулось кладбище. Вероятно, этот день в храме был выходным, потому что вокруг него не было ни души. Подходя к церкви, я спугнула крупную серую белку, сидевшую совсем близко от дорожки на оградке чьей-то могилы и лакомившуюся оставленным на ней печеньем.
Справа от входа в храм находилась могила, поросшая ярко-оранжевыми бархатцами. На простом деревянном кресте была прикреплена фотография мальчика-подростка. Под ней была надпись: «Здесь погребено тело раба Божия Ивана Иванова, 12 лет. Убит в ночь на Пасху Христову 14 апреля 1990 г. «… не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить…» (Мф. 10. 28)». Кто был этот мальчик, чья жизнь оборвалась так рано и так трагически? Кем и за что он был убит в Светлый Праздник Пасхи, когда Христос «воскресе из мертвых, смертию смерть поправ»? Но вокруг было пусто и безлюдно, и не от кого было ждать мне ответа на эти вопросы.
Неожиданно из боковых дверей храма вышла женщина лет пятидесяти. Звали ее Марией Т. Она оказалась учительницей местной школы. А также — здешней певчей. В церковном хоре она пела лет пятнадцать. Мария Т. и рассказала мне все, что знала и помнила о Ване Иванове.
— Как же мне Ваню не помнить? Я его с самого рождения знала. Он был сыном Анны. Да что я говорю, Вы ведь нездешняя… В общем, я еще с его матерью, с Анной, даже в одном классе училась. Анна была круглая сирота. Родители у нее утонули в ледоход, и Анну воспитывала бабушка. Не было в классе девочки красивее, умнее и талантливее Анны. Как она пела! А танцевала как! Прямо как настоящая артистка! Ей все так и говорили: «быть тебе, Анна, знаменитой артисткой!» Она и сама об этом мечтала. Гордой была Анна. Все, бывало, норовила уколоть словом, унизить, показать, что мы ей в подметки не годимся. Вот за это не любил ее никто, и никто не хотел дружить с нею. В классе Анна была активисткой. Причем почему-то особенно любила с «религиозными предрассудками» бороться. То есть Бога и Православную веру хулить. Видимо, бес гордыни подущал ее на это. Помню, как Анна хвасталась, что, когда бабушки не было дома, она плевала на ее иконы. Да еще и смеялась при этом: «что же Бог не наказал меня за это? Потому и не наказал, что нет Его».
Только зря Анна смеялась. Бог поругаем не бывает. И вся жизнь у Анны насмарку пошла. Мечтала она артисткой стать. Да, как ни пыталась это сделать, так и не стала. Всю жизнь санитаркой проработала. Хотела замуж выйти, да никто ее с ее нравом замуж не взял. Любила она одного приезжего парня. Да тот, перед тем, как они уже в ЗАГС идти собирались, бросил ее и уехал куда-то. А она от него уже ребенка ждала. Она и говорит бабушке: «я аборт сделаю». А та ей: «не бери грех на душу, не губи дитя. Не нужен он тебе, так я его выращу». В общем, убедила она Анну. И родила она мальчика, вот этого самого Ваню. А, как родила, сама полюбила его без памяти. Единственной радостью стал для нее этот ребенок. А больше в своей жизни она ничего светлого не видела. С горя, с безысходности стала Анна пить, и потихоньку спиваться. А к Богу обратиться по своей гордыне все так и не хотела.
Прошло года три, как Ваня родился. Бабушка Анны к тому времени уже умерла. Вот как-то сидела Анна дома и что-то делала-то ли пила, то ли телевизор смотрела, не знаю. А Ваня в это время в соседней комнате играл. Вдруг слышит Анна какой-то хрип. Вбежала она в комнату и видит — на полу лежит Ваня, хрипит и задыхается. Рядом с ним валяется ручка, а колпачка на ней нет. Это Ваня, играя, проглотил колпачок от ручки. Закричала, заплакала Анна — да чем помочь? За врачом бежать? Да ведь, пока он придет, Ваня уже задохнется. А он уже и посинел, и дышать перестал… Вот тут-то и вспомнила Анна о Боге. Схватила она Ваню, прижала к себе и вскричала: «Боже, если Ты есть, спаси Ваню моего!» И что же? Ваня вдруг открыл глаза и сильно закашлялся. И изо рта у него выпал колпачок от ручки. Так Господь сотворил чудо и спас Ваню от смерти.
После этого чуда Анна в первое же воскресенье в храм пошла. Сама крестилась и Ваню окрестила. И стала молиться Богу. И в церковь ходила иногда, когда бывала трезвой. А Ваня здесь, при церкви, и вырос. Батюшка наш, отец Серафим, и матушка Ксения его жалели и любили, как сына. Кормили его, отдавали ему одежду, из которой их ребята выросли — Ване как раз она впору приходилась. Без них пропал бы Ваня при такой матери, как Анна, ведь она всю свою зарплату пропивала… Батюшка выучил Ваню читать по-славянски и кадило разжигать — вот он в церкви и прислуживал. А матушка Ксения сшила ему белый стихарь. И как же он был хорош в этом белом стихарике, когда выносил во время Богослужения из алтаря зажженную свечу! Словно Ангел Божий, светлый и кроткий. И характер у него был прямо ангельский — добрый был мальчик, ласковый, смиренный. Он все, бывало, говорил: «вот вырасту, пойду учиться на батюшку. И буду служить в нашей церкви. И на Пасху первый буду говорить вам: «Христос Воскресе!» И первый услышу от вас: «Воистину Воскресе!»
Да, тихий и смиренный был наш Ваня. А за веру свою стоял твердо и непоколебимо. Ни октябренком, ни пионером не был. Не променял Крест Христов на пятирогую красную звезду. Сколько ему в школе пришлось вытерпеть за то, что он верующий был и в церкви прислуживал! Завуч у нас была, Роза Энгельсовна, ярая атеистка. Так она прямо-таки ненавидела Ваню. Сколько раз выводила она его на позорную линейку перед всей школой. Вытащит на середину и скажет: «вот мальчик, который все время Богу молится. Он не хочет честно трудиться, а хочет попом стать и людей обманывать и в религию завлекать». И все пионеры и октябрята хохочут над Ваней и пальцами на него показывают. А он стоит молча, в глазах слезы. Но не отрекается от Христа. С ним еще хуже поступали. Как-то иду я по коридору и вижу, как два старшеклассника бьют и пинают Ваню. А сквозь раскрытую дверь класса стоит и смотрит на это Роза Энгельсовна. Я бросилась защищать Ваню. Парни разбежались. А мне потом влетело от Розы Энгельсовны, что вступилась за «попенка»…
Обо всем этом Ваня матери не рассказывал. Бывало, спросит она его, откуда синяки на лице. А он молчит. Тогда она его сама еще отлупит. А ведь, стоило бы только Ване отречься от Христа и крестик снять — кончились бы его мучения. А он все терпел, но от веры не отступил. Только с того года, когда праздновали 1000-летие Крещения Руси, Роза Энгельсовна наконец-то оставила Ваню в покое.
…В девяностом году, на Пасху, собрался Ваня в храм. Но, видно, замешкался дома и пошел коротким путем, через гаражи. Он так часто бегал. Сколько раз говорили мы ему: «не ходи, Ваня, гаражами — опасно. Мало ли что может случиться?» А он только улыбается в ответ — " что же может случиться? Ведь Бог со Мною. А без Его воли и волос с головы человека не упадет». Пошел Ваня на Пасхальную службу, а в храм не пришел и домой не вернулся. А мать его, как назло, в это самое время в запое была… В общем, пропал Ваня бесследно. Тело его нашли только через неделю, в заброшенном сарае. Кто и зачем его убил — Один Бог знает. Убийц так и не нашли. Ничего с него не снято, только крестик сорван. И на теле — множество ран. Словно кололи его чем-то острым, вроде узкого кинжала или острого гвоздя. Врачи потом говорили, что Ваню убивали долго и очень мучительно. Да это и без них было ясно, стоило поглядеть на лицо Вани… А Ванин нательный крестик с оборванным гайтаном был зажат у него в кулачке. Только кулачок этот был сплошным кровавым месивом из размозженных мышц и раздробленных костей. Видимо, убийцы пытались отнять у Вани крестик. Да так и не смогли…
Никогда не забыть мне, как его отпевали. Лежал он в гробу, в своем белом стихаре, среди цветов. А лицо его было закрыто лоскутом белого атласа. И мы сквозь рыдания пели нашему Ване «вечную память»… А в его ногах, вся в черном, стояла его мать, Анна, не замечая, что свечка в ее руке давно догорела и расплавленный воск стекает по пальцам на каменный пол… Когда же стали заколачивать гроб, она вдруг закричала нечеловеческим голосом: «За мои грехи, Господи!» И рухнула на пол. Когда она очнулась, то словно объюродела — ни с кем не говорила и месяцами, дни и ночи напролет, сидела на могиле сына. Только когда начались морозы, Анна исчезла. Оказалось, что она ушла в монастырь, который как раз открылся в это время в селе Вознесенском.
А Вы там не бывали? Нет? Напрасно. Побывайте непременно. Это недалеко, километрах в 30 отсюда. Туда автобус ходит. Благодатное место, святое. Там чудотворный источник есть. Даже из Москвы и из Питера туда приезжают. И многие по вере исцеляются. А в тамошнем храме есть икона Божией Матери «Споручница грешных». Она три года назад обновилась и стала мироточить. Об этом даже в газетах писали. Так вот, в этот самый монастырь в Вознесенском и ушла Анна. Мы много раз ездили туда, но ее видали только однажды. И даже сперва не узнали. Почернела она, высохла, и глаза, как неживые. И молчит все время, словно немая. Она там трудницей на скотном дворе, живет в закутке вместе со скотиной и не выходит никуда. Ей матушка — игумения постриг предлагала. Да она отказалась. «Недостойна я, — говорит, — за свои грехи монахиней быть. Я Бога и Церковь хулила». Даже подрясник послушницы надеть не захотела. Монашки рассказывали, что в закутке у нее только и есть, что одна икона. Старая икона, бабушкина. Из тех икон, которые Анна оплевывала, когда была безбожницей. А икона эта — Спаситель в терновом венце… Так смертью своей привел Ваня свою мать к покаянию.
И не только ее. Многих его мученическая смерть к Богу обратила. Один из тех парней, что тогда били его, уверовал, крестился, окончил семинарию и теперь служит диаконом в нашей церкви. Но самое удивительное, что уверовала в Бога сама Роза Энгельсовна. Ну да, та самая, что годами мучила Ваню. Говорят, что Ваня явился ей. Явился не во сне, а наяву, и сказал что-то такое, что она после этого уверовала. И стала такой же ревностной православной, какой раньше была атеисткой. Сейчас она на пенсии и переехала к сыну в Т. Я слышала, что она там церковная староста и ведет воскресную школу. Наверное, и ее Господь взыскал по молитвам Вани.
Сбылась Ванина мечта — теперь во время Пасхальногокрестного хода он первый слышит от нас: «Христос Воскресе». И верим, что сам с небес отвечает нам: «Воистину Воскресе».
А Ванин крестик хранится в алтаре нашего храма, там, где хранятся наши святыни — крест с мощами святых угодников Божиих, вериги блаженного старца Никодима и ладонница, которая была в кронштадтском соборе у Батюшки Иоанна Кронштадтского. Жалко, отец Серафим уехал крестить — он бы Вам показал этот крестик. Он маленький, из алюминия. С ним Ваню крестили. С ним он и крестную смерть за Христа принял».
…Такую вот историю услышала я, будучи проездом в маленьком районном городке. Впоследствии мне пришлось услышать много подобных историй. Думаю, что некоторые из них известны и вам. Например, о мученической смерти за Христа трех монахов из Оптиной пустыни. Или и том русском пареньке-солдате, который предпочел погибнуть в чеченском плену, чем отречься от Православия и принять ислам. Выходит, что хотя силы тьмы в течение семи десятилетий всеми силами пытались искоренить Православие в России, они так и не сумели этого сделать. И в этом — залог того, что, хотя многие из нас и до сих пор блуждают по распутьям чужеверия, суеверия и безверия, пророчество Оптинских старцев о грядущем возрождении Руси Православной — не выдумка и не мечта. Потому что никогда не переводились и никогда не переведутся в России люди, хотящие и способные жить во Христе. А если надо — и умереть за Него.