Я принадлежу к поколению, которое выросло на стихах Юнны Мориц. Не припомню, была ли у меня в детстве книга. Возможно, что нет, да оно было и не нужно. У каждого из нас была пластинка на которой поэтесса («поэтка», как предпочитает выражаться Юнна Петровна в своей лирике) звонким очаровательным голосом читала свои детские стихи вперемежку с песнями на них Татьяны и Сергея Никитиных.
«Я валяюсь на траве — сто фантазий в голове…»,«Слониха, слоненок и слон устали стоять в зоопарке…», «Пони мальчиков катает, пони девочек катает…»,«Кто Сазану и Фазану дал такие имена…», «Вот идет белый гусь, это очень смелый гусь…»
Ну и, конечно, бессмертный резиновый ежик.
Мориц переняла насмешливую абсурдистскую традицию детской поэзии, восходящую к Хармсу, но изрядно ее гуманизировала. В ней исчез холод хармсовского отчаяния, и абсурд стал теплым и уютным, как игрушки нашего детства.