Никита Струве

Мне была предложена тема об отношении к церкви людей выдающихся, гениальных. Назывались даже имена — от Пушкина до Блока и Ахматовой, упоминался и Бродский. Такие исключительные личности по тем или иным причинам кажутся, на первый взгляд, внеположенными церкви, хотя они принадлежат, разумеется, к религиозной, христианской и в данном случае — православной культуре. Их как-то не видишь рядовыми членами прихода, еще меньше — общины, их не видишь смиренно исполняющими церковные обряды. Мне показалось вначале, что постановка такого вопроса несколько искусственна, ибо касается положений экстремальных. Но именно творчески выдающиеся личности реализуют свою личностность максимально, насколько это возможно человеку, и потому эта тема стоит перед нашим сознанием, мы себя спрашиваем: отчего же происходит такое разобщение? Совместные размышления над этой темой могут быть не совсем бесполезны, поскольку в ней содержатся краеугольные вопросы о личности, о свободе в церкви.

Выковать Божью волю не за страх,
а за совесть.

После всего, что было сказано о мировоззрении Мандельштама в воспоминаниях и письмах Надежды Яковлевны, в статьях Н. Кишилова, Ю. Иваска, С. Аверинцева и в моих собственных статьях и книге, казалось бы, христианское ядро, христианская первооснова его жизнетворчества уже не требует доказательств. А вместе с тем, анкета, проведенная в связи с юбилеем в Вестнике РХД, обнаружила именно в этом вопросе неожиданное разногласие. Агностик Борис Гаспаров не воспринимает Мандельштама «как христианского поэта, т.е. такого, у которого самые основания его творчества были бы проникнуты христианским мироощущением», и даже считает Мандельштама (horribile dictu!) «не метафизичным». Исходя из прямо противоположных предпосылок, начисто отказывает Мандельштаму в христианстве православная поэтесса Олеся Николаева. «Как человек внерелигиозный» высказать свое мнение отказался Г. Фрейдин (разумеется, были ответы, утверждавшие христианство Мандельштама — С. Аверинцева, Ю. Кублановского и ныне покойного Б. Филиппова).