У нашего городка (Семипалатинск-21) был только один бог и создатель- Лаврентий Палыч Берия. Казалось бы, что общего у него с Чеховым, кроме отчества и пенсне? А вот поди ж ты… Вошел Чехов в мое детство первой литературной любовью и навсегда определил мою судьбу именно в городке…
Родители подарили мне детское издание «Жалобной книги» Антона Павловича, и я, едва научившись читать, зачитывался, буквально захлебываясь от смеха. «Ты картина, я портрет, ты скотина, а я нет. Я — морда твоя»- цитировал я родителям, объясняя причину своего смеха. И мы смеялись вместе…
«Кто писал, не знаю, а я дурак читаю»- затем выводил я на разных клочках бумаги, от удовольствия высунув язык, окуная металлическое перо в красивую папину чернильницу. Затем я разносил эти письмена по городку и рассовывал, хихикая, в домах по почтовым ящикам…
Впрочем, я хотел рассказать вам про Рафика Шакирова… Вот он на выставленной мною фотографии, в верхнем ряду, крайний справа. Правда, хороший мальчик? Положительный. Про таких мамы говорят: «С ним дружи! С него бери пример! Вон он какой хороший и положительный!» Одним словом, ставки его в детском садике были так высоки, что просто постоять с ним рядом стоило примерно где-то полконфеты… И вот однажды мне выпал счастливый билет: я был приглашен в дом Рафика на семейный обед! Мама нарядила меня в немецкий костюмчик, и я отправился с улицы Первомайской на улицу Советскую, вторую большую улицу нашего городка, где жили Шакировы. Папа Рафика был в одном звании с моим отцом, да и работали они в одном управлении, деятельность которого американцы на другой стороне планеты тревожно фиксировали показаниями своих сейсмографов. Стоит ли говорить о том, что в нашем закрытом военном городке жили одни военные с семьями и обслуживающий персонал? В этом городке не было ни одного случая изнасилования, не было злостного хулиганства и краж. Ключик от каждой квартиры лежал под половичком у двери. Люди, поголовно талантливые и красивые, жили без вызова обществу, но у них было всё. Магазины (спасибо Лаврентию Павловичу!) ломились от продуктов и товаров. Если это и был «рай на земле», то «рай» все-таки с самоубийствами. Иногда офицеры стрелялись… Мысли что ли свербили голову, а пулевое отверстие давало им выход? …
У Рафика была старшая сестра Роза. Очень красивая девушка! Она училась в выпускном классе, и все мальчишки школы, от первого класса до десятого, были в нее влюблены. Даже мой старший брат как-то осенью выводил меланхоличным пером на листе бумаги ее кудрявую головку… И вот с Розой Шакировой была связана одна история, потрясшая наш тихий (если не считать ядерные испытания) городок… Однажды девушка Роза была изображена цветными мелками автором, пожелавшим остаться неизвестным, на асфальте перед окнами Шакировых совершенно (о, ужас!) обнаженной… Это было очень талантливое и вдохновленное произведение с тенями на юном и мечтательном лике, под упругими, как две боксерские груши, девичьими грудями… Это было так красиво, как будто в городок проездом заскочил Ренуар. А рядом были стихи. Точно не помню, но что-то вроде: «Ну, скажи, зачем шипы Розе?! Какой Роза подвергается угрозе?» И так далее… Весь городок ходил смотреть эту картину. И обывателям оставалось только гадать: плод ли это мечтаний какого-нибудь обезумевшего старшеклассника, подвыпившего офицера, или все-таки заслуженный «приз» какой-нибудь томной южной ночи, знающей многие тайны про обитателей нашего удивительного городка, даже из генералитета… не говоря уже про гусаров лейтенантов, которые легко могли резцом истребителя на голубом хрустале неба, заложив крутой вираж, вырезать, как алмазной гранью перстня на стекле,- «л»- «лллюблю»!!!
Отличница Роза, красная от стыда, в тот день в школу была не допущена и оставлена дома в зашторенном виде. А ночью все это семейство, ползая на коленях по дороге с ведром и тряпками, ругаясь по-татарски, смывало с асфальта тот меловой шедевр… смывало безвозвратно…
И в ту ночь, говорят, кто-то еще, болезненно морщась, сдавил указательным пальцем упругий курок…
И вот я у Шакировых. И вот обед. Я понимаю, что мне как-то нужно укрепить свое положение в светском обществе. Нет ничего лучше непринужденно произнесенной за столом цитаты из классика.
-Лопай, что дают!- говорю я со вздохом, глядя в свою тарелку. Выждав паузу, я говорю, что это шутка, что это Чехов… Тишина… Ее нарушает неожиданно басистый гогот Розы. Мама Рафика бледнеет. Папа, напротив, краснеет и смотрит на меня испепеляющее строго. Рафик извиняется перед родителями потупленным взором. Я прошу дать мне Чехова. (Шакировы считали себя интеллигентной семьей, поэтому полное собрание сочинений классика в их квартире наличествовало) Я читаю из 34 страницы второго тома: «Проезжая через станцию и будучи голоден в рассуждении чего бы покушать я не мог найти постной пищи. Дьякон Духов».«Лопай, что дают»... Бесполезно…
Поговорив о том, о сем ради приличия где-то с полчаса, я заторопился домой. Никто меня и не задерживал… Больше к Шакировым я зван не был. О чем, признаться, нисколько и не жалел… И конфет на стояние рядом с Рафиком я больше не тратил!
