Осенняя зарисовка

Гребень солнца на лесной опушке
Обнажил запутанность кустов,
Молодой берёзе, как подружке,
Расчесал все косы до стволов.

Беззащитной стала, даже краше.
Ветер пряди по лесу понёс,
В лужи бросил сотни промокашек —
Желтизну лысеющих берёз.

Изумрудный город

Я экономлю слезы и силы
Все реже растекаюсь лучами.
В земное упираюсь плечами,
А в небе столько воли и сини.

Нанизаны секреты на нитки,
Пускай их южный ветер засушит.
И счастье не дошло до калитки,
Забылось, заблудилось снаружи.

Труженик на ниве Христовой...

В ночь на 24 августа 2016 года отошёл ко Господу раб Божий Николай Васильевич Суханов. Мне сложно сейчас назвать определённое поприще, на котором подвизался новопреставленный: отдав несколько десятилетий общеобразовательной школе и выйдя на пенсию, Николай Васильевич полностью посвятил себя служению Церкви. Многие годы он являлся старостой Лявлинского прихода в Приморском районе Архангельской области, разыскивал места убиения и захоронения жертв Гражданской войны и мучеников за веру, был издателем, основателем Музея новомучеников и исповедников Русского Севера, основателем Архангельского православного братства, организатором крестных ходов — всего не перечислишь…

Осенние картинки

Ах, поскорей бы кончились уроки!
Приду домой, достану акварели.
Пускай слова разделятся на слоги,
И в каждом — маленький пейзаж осенний.

Рябина примеряет розовые брошки
Над зеркалом пруда в серебряной оправе.
Беспечная береза растеряла грошики
Из пожелтевшего цветного сплава.

Плачет дитя Дамаска

Плачет дитя Дамаска:
ветра мятежный выплеск
белой в ладони краской
матери пепел сыпет,
звонко гудя в руинах.
Спим безмятежной смертью:
добрые наполовину,
любящие на четверть.

Называло по имени отчеству

Называло по имени отчеству,
Не спеша допивало дожди
Беспричинное ОДИНОЧЕСТВО,
И попробуй ему угоди…

Ведь судьба не монашенка скромная,
И, по-моему — наоборот.
Между нами с ней — пропасть огромная,
Каждый жизнью своею живёт.

Зорко одно лишь сердце...

Я несу тебя на руках, дитя
Этот трепет ресниц, вдох и выдох,покой и сон.
Я несу словно храбрый воин священный стяг,
Мое знамя, моя победа в борьбе со злом.

Здесь тепло очага, всех надежд — золотой свет.
Все еще случится, прочитается по слогам.
Ты пока не знаешь, что любви в этом мире нет,
Кроме той, которую ты сочинишь сам. 

Memento mori, или Циферблат без стрелок

Посещая с обычной катехизаторской беседой реабилитационный центр для наркоманов и алкоголиков, застал… мертвеца. За несколько часов до моего приезда скоропостижно скончалась молодая женщина лет тридцати, по имени Виктория. Лечилась она от алкоголизма. Имела двоих детей, которые теперь остались сиротами. Ребята, лечившиеся вместе с Викторией, показали ее записную книжку. Последние записи были сделаны за несколько часов до смерти. Женщина готовилась к исповеди, записывая грехи, и ставила себе задачи по изменению жизни: «Научиться быть терпеливой к тем, кто мне неприятен. Молиться о детях и о себе. Перестать ругаться и скандалить. За каждый день благодарить Бога». Увы — исповедоваться и поменять жизнь ей не было суждено…

Когда я пишу эти строки, Виктория уже лежит в земле. И такой, как она, уже никогда не будет. Как и любой другой человек, Виктория жила лишь однажды за всю многотысячелетнюю историю мира — и так мало, и так трагично прожила! А пройдет еще несколько десятков лет, и в той же земле окажется как автор этих строк, так и их читатели. Это и так понятно? Не сомневаюсь. Но «понятно» так же, как какое-то простейшее уравнение, с иксами и игреками. Сердечной «понятности» феномена смерти у нас нет, как нет и описанной святыми отцами добродетели — памяти смертной.

Сонамитянка

Тяжелый засов лёг на остов двери словно печать.

Она вышла во двор. Солнце полоснуло по сухим глазам. Резь.

— Скажи Господину: пусть пришлёт мне одного из слуг и одну из ослиц, я поеду к человеку Божию и возвращусь. — быстро бросила прислужке.

Он вышел сам, взглянул на жену, словно охватил, глубоко, крепко проникая в душу:

— Зачем тебе ехать? Сегодня не новомесячье и не суббота.

Утро

А жизнь проста и неизменчива

Перед рассветом. Тишина.

Как непроснувшаяся женщина,

Еще река обнажена.

И веришь в эту безмятежность,

Хоть знаешь, что уже - пора.

На грани "завтра" и "вчера" 

Приходит неизбежность.

Та сторона, где ветер...

(О книге Владислава Крапивина «Тень каравеллы»)

«Тень каравеллы» — самая прекрасная из всех прочитанных мною книг Крапивина. Она — о детстве и обо всем, что с ним связано — о мальчишеских играх и мечтах, о дружбе и первой любви, о детских радостях и бедах, о  трусости и первых победах над собой. Впрочем, обо всем этом Владислав Крапивин пишет и в других книгах. Чем же так хороша именно эта, во многом автобиографическая повесть? Тем, что в ней, на мой взгляд, будто сфокусировались вместе мастерство и талант автора — человека удивительно тонко чувствующего и в совершенстве владеющего словом.

Осенний крест

Неприхотливы здешние места –
И ты привык к дождям и глухомани.
И упадешь под тяжестью креста –
Не жизнь, а осень! Только снова встанешь.

Чего бы ни смотреть на мелкий дождь?
Смотреть себе без лишних восклицаний.
Надолго осень. Разве с ней умрешь?
С ней умирать невесело. И встанешь.

Аритмичный взгляд на октябрь

Мама ночью варит лечо,
Значит, завтракаем гречей.
Во дворе лежат дрова.
Мама пишет до утра.

Спит совсем немного мама,
У нее всегда дела.
Желтой осени реклама
Нас в дорогу позвала.

Страницы