Омилия

В деревне Бог живет не по углам,
Как думают насмешники, а всюду…
(И. Бродский)

Это случилось в тот самый день, когда к Нине Сергеевне пожаловал в гости ее коллега, врач-невролог Петр Иванович Н. Когда-то они работали вместе. Мало того, именно Нина Сергеевна посвятила Петра Ивановича, тогда еще всего-навсего желторотого интерна¹, в кое-какие премудрости практической медицины, которые познаются не из книжек – из долгого и горького врачебного опыта, так что не без основания считала его своим учеником. Но потом Петр Иванович, наскучив, подобно юному бурлаку Ларьке с известной картины Репина, тянуть лямку рядового врача, подался в коммерцию и за три года преуспел на этом поприще гораздо больше, чем за семь лет изнурительной поденщины в одной из городских поликлиник. Теперь он являлся владельцем частной клиники «Доктор Лечиболь»², в которой сам вел прием, как врач-невролог, и жил припеваючи, благословляя тот день и час, когда он не послушал Нину Сергеевну, уговаривавшую его остаться работать в поликлинике. Кем бы он был тогда? Зато кем он стал теперь!

Как же радостно на свете
Жить, работать, вдаль глядеть!
Как же радостно, что дети
Будут счастьем в нас звенеть!

И когда сынка иль дочку
Я прижму к своей груди –
Лучик солнца, даже ночью,
Засияет впереди!

Однажды в летний день открыть окно,
Включить советский фильм про мушкетёров
И вспоминать о детстве. И оно
Придет в твой дом. Тихонько дрогнут шторы,

«Некий верующий человек часто предавался унынию. И кто-то посоветовал ему записывать в особой книжечке все милости, которые посылал ему Господь. И всякий раз, когда уныние охватывало его душу, он открывал эту книжку. Вот что он рассказывал: «Стоило мне тогда лишь заглянуть в мою книжку, вновь окунуться в испытанную мною любовь Божию, чтобы мгновенно рассеялись все тучи: теплой волной радости и упования переполнялось сердце, и хотелось только благодарить и славить Бога без конца»

Все же уныние - грех,
Утром унылым и серым.
Лучше стакана - смех!
Можно без всякой меры.

Можно без всяких причин,
Можно без смысла и цели.
"Смех против бед и кручин."
Вот он, рецепт панацеи.

Смейся, мой друг, хохочи,
Можно как лошадь (над мулом).
И как утверждают врачи:
Лучше упав со стула.

После жестокого боя части Красной Армии отступили. Солдаты, изредка отстреливаясь, россыпью побежали по склону широкой зеленой балки в сторону Днепра. Те, кто успел, с разгона прыгали в стоявшие у берега рыбацкие лодки и, изо всех сил гребя веслами и кусками попавшихся под руки досок, стали переправляться на другую сторону реки. Вода вспенилась от разрывов снарядов и всплесков пуль. Дым и пар закружились над мутной поверхностью древнего Славутича. Красноармейцы устремились в извилистые протоки плавней, и постепенно стрельба затихла. Немцы успокоились и стали с интересом рассматривать захваченное село. Белые хаты с обеих сторон балки образовывали яркий неповторимый орнамент из черепитчатых, соломенных и камышовых крыш. В садах спели розовощекие яблоки, желтые груши и сизые сливы.

Богомольцем пойду по России 
Ни сумы, ни одежд не возьму 
И о чем бы меня не просили 
Помолюсь, и всплакну, и пойму.

Ах, Россия, святая землица 
Ты зачем уклонилась так в грех 
И теперь лишь паломников лица 
Светят светом небесным за всех.

Она себя, как мёртвую, в наём
и дьяволу, и Богу в одночасье
сдала, чтоб выжить - мертвенный приём:
побег от скорби в череду несчастий.
Пусть гонит смерть стадами облака,
хоть клоком шерсти на ветвях остаться -
не умереть, а жизнью тлеть, пока
земным путём приходится скитаться.
Болит, болит - скорей перевязать
страдалице её пустыни раны.
Вновь сердце слово силится сказать
в забывчивости сонные туманы.

* * *

Самая длинная ночь в году.

Тайна заснувшей природы.

Погружается солнце во тьму,

Солнцеворота причуды грядут,

Протуберанцы погоды.

Тайна, не ведомая никому.

Гулкой ночью

                    среди сновидений

Молча рядом с тобою мы шли.

Взявшись за руки,

                            наши две тени

За собой нас куда-то вели.

В день памяти святителя Спиридона Тримифунтского

Квартирный вопрос давно занимал мой ум, я не знала, как подойти к его решению. Денег особых мы не имели, дать их нам было некому. Муж был категорически против «жизни взаймы», то есть кредита. Мы жили в небольшой двухкомнатной квартире, но сын подрастал. Я понимала, что этот вопрос встанет и лучше его решать заранее. Но деловой жилки у нас нет, и я отложила этот вопрос за нереальностью его исполнения.

Слава Господу Богу

В Рождество говорю

Над вертепом убогим

Он явил нам зарю

Самым искренним светом

Оссиял нас с небес

Новой жизни заветом

Для невесты невест

Не говори о человеке плохо,

не говори, не дай ему упасть

от твоего холодного намека,

от буквы, жаждущей распять.

Не говори о человеке худо,

ты человека, друг, не осуждай,

откуда нам с тобою знать, откуда,

ад в сердце у него иль рай?

Даже когда Аля поняла, что ее брак, официально пока существующий, на деле уже распался, ей было очень трудно принять этот факт. Тем более что замужество было первое и единственное, с супругом пережиты не только трудности, но и радости, да и детишки папу любят. Оказалось, что за годы они с мужем как бы «срослись  воедино»  и очень больно было «отрубить» часть себя. Но решение о разрыве Алевтине пришлось принять, потому что, если пользоваться такой же терминологией, в ее мужа «проросла» страсть алкоголизма… Причем для несчастной супруги это  даже не было метафорой,  именно так она и представляла себе, как кадр из фильма «Чужой»: в хорошего, умного, любящего человека «внедрилась» злобная, жуткая сущность извне и паразитирует на нем, пользуясь его телом, разумом, душою…

Декабрь. Канун Рождества. Площадка перед школой-приютом для девочек-сирот. Девочки играют в снежки, шутят, смеются. Веселье переходит в веселый танец. Под конец танца на сцену выходит воспитательница – дама в черном, и сердитыми возгласами и жестами останавливает веселье:

ДАМА: О майн Гот! Югенд фройляйн, щто я фижу! Какой дикий пофедений, как фам не стидно!!! Ну-ка бистро (хлопает в ладоши) – фстали в ряд. Путду фсех я посчитать! (проходя миомо строя, легонько ударяя тросточкой по головам) Айн, цвайн, драйн, фир, фюр, зикс, зибен, ахт, нойн, цейн...

В марте 2016 года Московское издательство сестричества во имя святителя Игнатия выпустило художественную книгу – небольшой сборник произведений протоиерея Алексия Лисняка «Через речку быструю». Книга включает в себя повесть «Город Выдрин, и все кто с ним связан», и избранные рассказы.

Начнем с повести.

Главные герои ее это отец Исаак – настоятель городского храма и музыкант Беркович – бывший директор оперного театра, в начале повести ищущий как прокормиться заслуженный артист России… Еще бывшие ученые, преподаватели вуза, никому в нынешней жизни не нужные, скитающиеся по миру бывшие интеллигентные люди, а попросту бичи, как они себя шутливо называют.

В начале кажется, что в городе Выдрин та самая тишина, которая никогда не кончается. Ленивая, и предсмертная какая-то. Даже достопримечательностей-то нет, если не напиться, конечно. Но тишина эта обманчива, она хранит в себе, бережёт росток новой жизни, от некоторых жителей Выдрина в том числе.

Роятся мысли крошки-внука.
Их, как антенны, ловят руки.
Хотят оставить всюду след –
Лишь только отвернется дед.

– Куда спешишь, смешная малость?
Тебе Вселенная досталась
В наследство, мириады звёзд! –
Ответ демонстративно прост:

Хватает миски, ручки, книжки…
И мчится радостно вприпрыжку
В свой беспорядочный мирок,
В свой персональный уголок.

Смахнёт улыбку дед рукою.
Оставит внука он в покое.
И, чуть взгрустнув, уронит взгляд
На много, много лет назад.

Ель вся пронизана солнцем!

Вижу ее из окна,

Схвачены скрипы морозцем,

Вот заскрипела сосна.

Их просмоленные скрипы

Слышались мне каждый день,

И примороженной липы,

Звучная скрипнула тень.

Молитва в разрушенном храме

От холода все горячей.

Душа согревается Богом

В тающем воске свечей.

И вместе с руинами храма

Она восстает из руин.

И в этом заснеженном мире

Становишься ты не один.