Омилия

Беседа руководителя Международного клуба православных литераторов «Омилия» Светланы Коппел-Ковтун с клириком Ярославской епархии протоиереем Петром Винником

— Есть у нас, православных, привычка к рефлексии, мы стараемся размышлять над всем, что происходит с нами, с окружающими людьми и давать происходящему оценки. Это вполне нормально для хомо сапиенс — так ведь? И в православии дар рассуждения считается одним из самых важных. Но у нас рассуждение часто превращается в осуждение, потому хочется разобраться с тем, где и когда начинается осуждение.

— Внимать себе, «быть сторожем над самим собой» — есть важнейшая цель в жизни человека. Без анализа своих поступков и действий, без осмысления своей духовной жизни не возможно спасение человека. Господь спасает человека не без самого человека, который в свободном выборе направляет свою волю, согласно с волей Божьей. Поэтому рассудительность есть дар Божий, как дар Духа Святого – дар разума, дар ведения. Кто постигает этот дар благодати, входит в область безмолвия, где нет ничего присущего плотскому мудрованию. А как только человек возвращается в низменное действие по плоти, лишается разумного света и омрачает ум, тогда отстраняется от благодатных даров Святого Духа.

В серии «Жизнь замечательных людей» впервые вышла биография Валентина Распутина, написанная писателем, поэтом и журналистом Андреем Румянцевым. Это событие чрезвычайно важно как для нас, так и для будущих поколений, ибо человеческая память имеет обыкновение очень часто забывать имена авторов, ещё недавно восхищавших нас своими работами.

Автор книги лично знал Валентина Распутина, он учился с ним в Иркутском университете, и сохранил дружеские отношения до конца жизни писателя. Поэтому сюжет книги движется в двух направлениях. Во-первых, — это подробное жизнеописание писателя Валентина Григорьевича, основанное как на личных воспоминаниях автора, так и на письмах, редких документах, записях бесед, выступлений, характеризующих личность Распутина не только как литератора, но и как художника, общественного деятеля, публициста.

Доклад Всемирного русского народного собора «Глобальные вызовы. Религия и секуляризм в современном мире» появился вовремя. Разобраться, в чем состоят различия между религиозным, секулярным и секуляристским, сегодня очень важно. Без этого трудно понять и общее положение религии в современном мире и те политические и мировоззренческие вызовы, которые стоят перед верующими.

Цель Доклада — обобщить солидарный опыт верующих и одновременно предложить новое направление дискуссии вокруг названных вопросов.

В докладе две основные мысли. Первая — о феномене секуляризма и его подлинной природе. Вторая — о тяжелых последствиях принятия обществом секуляристской идеологии и возможности её преодоления.

Прежде всего необходимо определить различие между двумя базовыми понятиями. «Секулярность» означает «далекое от религии», «мирское». «Секуляризм» означает навязывание норм и ценностей, якобы вытекающих из традиции секулярной мысли (естественное право, гуманизм, трансгуманизм, антиклерикализм, политкорректность и проч.) в качестве нового символа веры, новой сакральности и обязательного условия обретения идентичности в современном обществе. То есть в качестве квазирелигии.

Роман-биография Валентина Катаева

Катаев и Солженицын

Когда в 1962-м «Новый мир» напечатал «Один день Ивана Денисовича», Чуковский записал, что встретившийся ему в Переделкине сосед назвал повесть фальшивой, спросив про героя: «Как он смел не протестовать хотя бы под одеялом?»

Знаешь, как — покажи. Хотя Катаев показал… Не только теми злыми репликами, которые бросает заключённый в рассказе из сборника «История строительства» о Беломорканале. Много позднее новомировского Солженицына, но в том же журнале, в прошедшем советскую цензуру «Вертере» ждущие расстрела одновременно жадно ждут врангелевского десанта.

«Здесь характерная аберрация, — замечает критик Юрий Арпишкин. — Чуковский говорит о том, что в повести написана правда, а Катаев о том, что не во всякую правду можно поверить. Кроме того, он был уверен, что человек свободен всегда, пусть и только под одеялом. В этом заключалась его выстраданная гармония во взаимоотношениях с реальностью».

Председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ В.Р. Легойда, комментируя решения, принятые 15 июня 2016 г. членами Священного Синода Русской Православной Церкви в ходе его заседания, состоявшегося под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в Даниловском монастыре в Москве, остановился на вопросе об определении отношения Русской Православной Церкви к Собору, состоявшемуся на Крите 18–26 июня текущего года.

Отныне музей будет носить название: «Государственный музей истории российской литературы имени В. И. Даля»

В ближайшее время Государственный литературный музей ожидают многочисленные реформы. Он приобретёт не только новое название, но и коренным образом поменяет сторону, по которой будет происходить его дальнейшее развитие.

Литературный музей был создан по инициативе ближайшего помощника В. И. Ленина историка, писателя, этнографа Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича. Весной 1931 года он внёс предложение о создании Центрального литературного музея, равного которому ещё не знала наша огромная страна.

Я начну с такого утверждения, что феноменология, очевидно, есть момент всякой философии. И в этом смысле философия является как бы бесконечной культурной формой. То есть она содержит в себе некоторые уже заданные ее целостностью моменты или зерна, которые могут когда-то и кем-то выявляться, развиваться с помощью понятий, но сами возможности этого развития будут содержаться уже в самом факте конституирования философии. И эта ее живая непрерывность не зависит от знания тех или иных существующих источников. Приведу пример.

Возьмем кантовскую проблему, имея в виду именно этот указанный феноменологический момент. Я сформулирую ее очень грубо: если разумом можно задавать первопонятие, то мы погибли. Иными словами, если мы можем бытийные определения получать из мышления, из понятий, то эти бытийные определения будут определениями и представлениями одного-единственного мира. Причем такого, в котором будет отрицаться как раз сам факт существования моего живого восприятия меня как мыслящего существа, стремящегося к тому, чтобы осуществить когитальный акт: я мыслю, я существую. В смысле Декарта. Отсюда вся проблема антиномий у Канта с его стремлением к осуществлению именно этого самодостоверного и единственно важного для философа акта «я есмь».