Ти чуєш тишу?
То лунає пісня —
в ній справжня радість
і любов найвища.
В тій тиші голоси злились
у єдність,
мов кольори
у чистий промінь світла.
Єднаючись в одне — вони окремі,
але в спільноті непомітні зовсім.
Веселку створить лишь їх роз’єднання.
1998
Мы плач возносим Господу: «Прости!»,
Особенно в годины искушений,
В нашествии болезней и лишений,
Когда столь трудно Божий крест нести.
А сами-то умеем ли прощать,
Коль чем-то ближний согрешит пред нами, –
Прощать всем сердцем, чистыми устами,
Иль гордо ставим мщения печать?
Творцу не в тягость помощь ниспослать
В любой беде – была б готова дверца:
В закрытое, безжалостное сердце
Непрошенной не входит благодать.
17.02.2011 г.
Сердцу холодно, в сердце – лёд:
Остудили страданья душу.
Воли нет продвигаться вперёд…
Пред крестом неужели струшу?
А нести его – тяжкий труд.
Путь к «голгофе» становится круче.
Но попасть в число новых иуд
Для души неужели лучше?
И сомнениям наперекор,
Собираю в кулак свои силы.
Ощущая немой укор,
Я молю: «Меня, Боже, помилуй!..»
………………………………………
Стало легче, как - будто, ступать,
И не так уж страшна дорога:
В миг отчаянья крест мой опять –
На плечах у Спасителя – Бога.
Решетов Алексей Леонидович (1937–2002) родился в Хабаровске. Большая часть жизни прошла в г. Березники Пермской области. В 1982 году переехал в Пермь. В 1960 году увидел свет его первый поэтический сборник. Автор нескольких сборников стихов и книги прозы «Зернышки спелых яблок». В последние годы жил в Екатеринбурге.
* * *
Опущу усталую главу:
Поздно для хорошего поэта
Я узрел подземную траву
И потоки косвенного света.
То, что рядом, — надоело брать,
Что подальше — всё никак не трону,
Только глажу новую тетрадь —
Белую, голодную ворону.
Женский портрет
Кто из нас о таком не мечтает,
Когда пьёт в одиночку вино:
Вот сидит она, что-то читает
Или вяжет… Не всё ли равно?
Тень заботы на личике смуглом.
Свет нездешних небес из-под век.
И в тугом животе полукруглом
Безымянный ещё человек.
В скитаниях духовных я забрёл
В края, совсем уж дикие... до жути.
Я жаждал... и родник в камнях нашёл...
Но... пить нельзя из-за придонной мути.
И понял я - что сам всему виной...
И всё вокруг - я сам и искорёжил...
Когда то, в безоглядности слепой,
В года, что не прожИл, а слепо прОжил.
Как выжил, где скитался... умолчу.
Со счёта сбился - столько ошибаться!
Но всё же вышел к чистому ключу...
Запомнил место - чтобы возвращаться.
И, посохом духовным укрепясь,
Иду по жизни... и не прячу взгляда...
Я точно знаю - вычищу и грязь
Души и сердца своего... Так надо.
Ты меня не ищи, потому что умею я прятаться
Так, что трудно найти даже опытным сыщикам.
Ты меня не зови, все равно, не приду к тебе свататься,
Ту, что нужно, себе я давно уже высчитал.
Не заманишь меня никогда пирогом и конфетами,
Не сломит меня и церемония чайная.
Не разбить мой покой стихотворных иллюзий куплетами.
Не спасет и краса твоя необычайная.
Сияй неугасимою лампадой
И освещай дорогу мне, Господь!
Единственной и истинной наградой
Душе моей - одна Твоя любовь!
Не совлекусь на гладкие дороги...
Не убоюсь злокозненных речей...
Лишь будь со мною, мой Учитель строгий -
Начало и Основа всех вещей!
Не оставляй меня Своею силой...
И уврачуй мой слабый дух и плоть!
О, Господи, спаси мя и помилуй!
Нова сотвори меня, Господь!
Незатейливый сюжет,
Недосказанный.
Жизнь торопится, во след
ты - привязанный.
Спотыкаясь на ходу,
Забываешься.
Грех играет в чехарду -
Доиграешься.
Улыбались небеса
Перезвонами,
Только прятались глаза
За иконами.
Не услышала душа -
потерялся ты.
Жизнь тихонечко ушла -
унесла мечты...
След за мной – полынья. Все таланты – в гроши.
Проморгав, что дано мне Пастырем,
Приложу я к рубцам окаянной души
Покаяния плат - пластырь Псалтыри.
Промысел Божий не втиснется в меру...
Я жду. И, уверен, услышу однажды:
«Эй, друг, до спасенья не выручишь верой?
Хоть каплю. Пожалуйста. Жажду».
Рад, что не пуст. Но не густо - хоть выжми.
Налью. Он осушит добытое залпом...
Знаю, достигнет испившийся ближний
До неба... что я так алкашески алкал.
Содержание:
1. Рождество Пресвятой Богородицы
2. Покров Пресвятой Богородицы
3. Архистратиг Михаил
4. Девять Ангельских Чинов
5. Ангел Хранитель
6. Введение во храм Пресвятой Богородицы
7. Рождественская елочка
8. Крещение Господне
9. Крещенское купание
10. Сретение Господне
11. Великий пост
12. Благовещение
13. Вербное воскресенье
14. Великий Пяток
15. Ожидание Праздника
16. Христос Воскресе!!! Жизнь торжествует!
17. Христос Воскресе!
18. Пасхальные яички
19. Вознесение Господне
20. Святая Троица
21. День рождения Церкви
22. Первоверховные апостолы Петр и Павел
23. Преображение Господне
24. Успение Пресвятой Богородицы
Начало праздников священных
И к благодати вечной дверь,
И воплощенье откровенных
Пророчеств, что родится Дщерь –
Всё это к рождеству Марии
Относит Церковь – Божий Дом.
Она – Вместилище Мессии –
Узнает позже мир о том…
Ну, а пока, в тоске о чаде,
Иоаким и Анна ждут.
Как о Божественной награде,
Надежду в сердце берегут.
Иоаким был знатным мужем:
С Давидом он родство имел.
Пред Богом праведен, послушен,
Ждал чадо он, роптать не смел.
Религия моя - живёт в миру...
Как луч в траве... как лужа на дороге...
Как в пище соль... как сосны на ветру...
Немного в ней, наверное, о Боге.
Она поёт журчанием ручья
И, вьюгою - над русскою равниной...
Она моя... и всё таки - ничья...
Хоть связана со мною пуповиной.
Продолжение.
Начало см. «Празднование Великой и Страстной Пятницы в Богослужении»
Как мы заметили в приквеле к этой статье — «Богослужение Великой Пятницы» — службы этого праздника получили развитие в Иерусалиме.
Святая Земля имеет особое отношение к Великой Пятнице, поскольку там и произошли события, отмечаемые в этот день. И ежегодно десятки тычсяч паломников едут в Иерусалим на этот праздник, являющийся государственным во многих странах мира. Это отражает ценность и важность Великой Пятницы в сердцах многих народов вокруг света. Палестинские христиане тоже соблюдают Великую Пятницу и приезжают в Иерусалим, насколько им дозволено Израильским Государством. Поскольку они — жители Святой Земли с древных времен, их праотцы сочинили и хранили Ветхий Завет, настойчивость их веры, вопреки препятствиям, подтверждает христианское толкование пророчества. Палестинские христиане получают особое внимание в богослужении этого праздника.
Право слово - лишь строго на «Вы»,
Ураганами злыми, метелями,
Обрывают друг другу чубы
Неба чада с крестами нательными.
Хуже, чем тот монголо-татар
Рубит голову морок адовый:
Из-за правды Твоей (даже так)
Брата брат именует гадиной.
За грядой холмов священных мне дышать намного проще…
Отутюжена ногами, мириадами сапог
Эта тропка меловая, что ведет меня сквозь рощу,
К месту, где стоит незримо храм величественно строг.
Сердце бьётся и трепещет от предчувствия и света…
Ни души, но только свечи до сих пор ещё горят,
Где застывшие деревья внемлют солнцу безответно,
Там молитвой наполняясь, я стою у алтаря.
Здесь присутствие Святого вся природа осязает,
Здесь легко освободится от мирских проблем и зол.
Боль проходит, только радость упивается слезами,
И молитва тонет в сладкой песне монастырских пчёл.
Вышла зелень из всех берегов,
Путь не близок до отчего дома,
И закат краснощёкий без слов
Из небесного льётся проёма.
Прячет поле ромашковый взгляд,
Вдалеке, словно волны, овраги,
Напиталась дождями земля,
Расстилаясь цветными коврами.
Созревают алмазы веков,
И петляет мой путь незнакомо.
Вышла зелень из всех берегов…
И шагаю с молитвою к дому!
2011г.
Предисловие
— Прекратите записывать! — требование судьи.
Фрида Вигдорова не прекращает.
— Отнять у нее записи! — выкрик из зала. Вигдорова записывает. Иногда украдкой, иногда открыто.
— Эй, вы, там, которая пишет! Отнять у нее записи, и все тут!
Фрида продолжает упорно. Да и как же не писать, удержаться? Тут каждая фигура из Гоголя, Салтыкова-Щедрина или Зощенко. Заседатели, общественный обвинитель, судья. Что ни слово судьи — то образец беззакония, что ни слово обвинителя — то бессвязный рык воинствующего невежества. Что ни справка — то подлог. Судят литератора, а собрана аудитория, наименее подготовленная к восприятию литературы.
Жизнь — великий художник, но и ей редко удается создать явление такой выразительности, такой безупречной оконченности. Судят не кого-нибудь, а поэта, и не за что-нибудь, а за безделье, за тунеядство. На суде столкнулись две силы, извечно противостоящие друг другу: интеллигенция и бюрократия. Сила одухотворенного слова и сила циркуляра, казенщины.
Видит Бог, я не хотел писать эту книгу. Друзья много лет уговаривали меня сделать это, а я отнекивался, отказывался, убеждая их, что в моем теперешнем положении, «в сущем сане», это и неловко, и, главное, неизбежно несет в себе некий соблазн.
И все же я решил взяться за перо. Побудительной к тому причиной стали не столько уговоры приятелей, сколько многочисленные публикации, в которых мемуаристы искажают факты, где содержится ложь, а то и просто клевета на дорогих моему сердцу людей. Существует даже попытка изобразить саму Ахматову эдакой полубезумной старухой, которая на склоне лет окружала себя «мальчишками»...
Итак — «Легендарная Ордынка». Выражение это вошло в наш семейный обиход с легкой руки Анны Андреевны, впервые его употребил какой-то ее гость, иностранец, который описывал свой визит в дом моих родителей.
Мне был год, когда меня привезли на ту квартиру, и я прожил там до тридцати лет, так что словосочетание «легендарная Ордынка» для меня помимо всего прочего означает — детство, отрочество и юность.
"Бабаня! Бабаня!" - кричала я у перекошенной деревянной калитки.
Калитка была не заперта, но во двор я зайти не решалась. Знала - во дворе живет старая собака, которая хоть и не кусается, но уж очень лает, когда проснется. А просыпалась она всегда, если кто-то чужой заходил на её территорию.
"Бабаня!" - кричала я, нетерпеливо поглядывая на крыльцо деревенского дома. По двору бегали суетливые куры, а на крыльце сидел кот и лениво смотрел на меня.
"Бабааааня!"
"Иду-иду! - наконец, слышалось с крыльца.
