Возмездие за прощение обид больше возмездия за всякую добродетель.
Иеромонах Никон (Беляев)
— Надо зайти к Марине Сергеевне! — объявила Елена по дороге, поправляя лямки тяжеленного рюкзака. — Оставим ей молоко и яйца.
— Это еще кто? — насторожилась Варвара, не одобрявшая лишнюю благотворительность. По ее мнению, духовная мать часто раздавала с таким трудом добытое козье молоко «не тем» людям.
— Моя бывшая свекровь…
Нелогичное словосочетание заставило Варвару на какое-то время замолчать. Внутри нее уже закипала волна неприязни, а мозги искали достойного обоснования.
Вскоре обе путешественницы сидели на диване у вышеуказанной особы, отдыхая от марш-броска с гор в город. Варваре она с порога резко не понравилась. Этакая говорливая громадина с необъемными телесами, глазки маленькие и далеко не пышущие человеколюбием. Продукты Елены взяла, как будто ей так и причиталось. Зато тут же стала читать нравоучения на темы давно минувших дней.
— Говорила я твоей матери: нечего лезть на эту гору и коз заводить. Вот Бог наказал и последний разум отнял. Хорошо теперь в параличе валяться, как ярмо у всех на шее. Вы же никого не слушаете, когда вам умные люди говорят.
— На всё воля Божья, — слегка дрожащим голосом отвечала мученица-дочка, перекрестившись. Ее лицо начинало краснеть — явный признак начинающихся головных болей. Но всё же вежливо поддерживала «светскую беседу». Варвара сидела сбоку и стреляла глазами на участников поединка.
«Умный человек» и не думал тормозить. Наоборот, в ход пошли пласты старых невостребованных советов и повышенный тон. Только трибуны не хватало.
Елена уже стала малинового цвета и сидела, бессильно прислонившись к спинке дивана.
Варвара ринулась спасать ситуацию. Она вскочила, подхватила свой мешок и бесцеремонно заявила:
— Я дико извиняюсь. У нас срочное дело. Время — деньги!
Елена, раскланиваясь и извиняясь, последовала за ней к дверям.
Вдогонку неслось:
— Еще хамку какую-то с собой приперла!
— Спасибо тебе, Варюша! — благодарила Елена уже на улице, немного придя в себя. — От Марины Сергеевны всегда очень трудно уходить. Ей надо дать выговориться.
— Ага, за счет ваших нервов! — съехидничала спасительница. — Что, делать нечего — выслушивать всякий бред?! Это же энергетический вампир — сразу видно. Я про таких читала.
— Она мой благодетель!
— С какого боку?! — распалялась Варвара всё больше и больше. — Ежу понятно, что на такой почетный титул это скопище жировых отложений никак не тянет.
Когда на Страшном суде меня спросят: «Благотворила ли ты ненавидящим тебя?», я отвечу: «Старалась, Господи!»
— Когда на Страшном суде меня спросят: «Благотворила ли ты ненавидящим тебя?», я отвечу: «Старалась, Господи!».
Само собой, Варвара тут же потребовала детальных разъяснений, и вот что она услышала:
— Марина Сергеевна очень хотела, чтобы я вышла за ее сына Виктора. Мои родители тоже были «за». Они и уговорили меня, о чем потом очень жалели. А я всегда была очень послушной дочерью…
Жили мы у свекрови, в этой однокомнатной, где мы только что с тобой были. Такое совместное существование было нелегким делом. Всё, что я делала или готовила, подвергалось детальному разбору и постоянной критике. Свекровь с мужем абсолютно всё решали за меня. Выходить ли мне куда-то, что одевать, с кем разговаривать по телефону, рожать ли второго ребенка и т.д.
Сперва я терпела. Потом попыталась протестовать против такого диктата, но вышло еще хуже.
— Надо было налупить этих обоих птеродактилей сковородкой и развестись, отсудив площадь из принципа! — полезла Варвара со своим универсальным «ноу-хау».
— Я думала, раз мы венчались, надо терпеть до гробовой доски. Хотя от веры я тогда была еще далека.
— И где логика? Средневековье какое-то…
Потом я случайно обнаружила в своей подушке всякие гадости. Эта сделала моя свекровь, чтобы полностью парализовать мою волю…
— Я не хотела ломать семью и всё ждала, что, может, что-нибудь изменится. Потом мне Господь послал болезнь. Со мной в 30 лет случился инсульт. Мама буквально выплакала меня у Бога. Потом, оклемавшись, я случайно обнаружила в своей подушке всякие гадости. Эта сделала моя свекровь, чтобы полностью парализовать мою волю…
— И после этого вы еще ей яйца таскаете?! — Варвара сжала кулаки. — Я бы на вашем месте…
И пошла перечислять египетские казни в постмодернистском стиле.
Елена закрыла уши.
— Умоляю тебя, замолчи! Не осуждай Марину Сергеевну. Это духовный закон такой: «Кого в чем осудишь, именно в это потом впадешь!» Я ведь потом благодаря ей к Богу пришла. В наше время много людей в церковь приходят, испытав на себе действие темных сил. Это Господь за высокоумие нашим современникам попускает. Слава Богу за всё! — она перекрестилась. — Зато потом передо мной вся красота Православия открылась. Новый смысл жизни! Во скольких монастырях России я побывала! Каких людей интересных встретила! Всё мне Господь даровал.
А брак мой распался сам собой. Кому нужна инсультница в 30 лет?
И тогда я Богу клятву дала, что буду принадлежать только Ему одному, а не какому-то конкретному мужчине, который будет решать: посылать меня на аборты или нет…
Варвара слушала эти откровения с внутренним клокотанием, точь-в-точь как выкипающий чайник.
— Я бы на вашем месте…
— Ой, стоп, не надо, лучше оставайся на своем! — замахала на нее контуженная супружеским фронтом и продолжила прерванную тему: — Знала бы ты, как на первых порах меня Господь смирял через моего мужа. Как он меня поносил и оскорблял. Гордыни много было, а как же иначе? «Ты, мол, и сына в попы готовишь. Чего он у тебя с крестом ходит? Наверняка, любовника в церкви найти хочешь». И прочие гадости… Я терпела, молчала, только молилась про себя.
Елена сделала паузу, а потом заговорила с новым воодушевлением. Потому как всё, что она рассказывала, должно было служить на духовную пользу бестолковой ученице.
— Запомни, родная: ни одно наше воздыхание не пропадает напрасно. Всё Господь слышит, просто не спешит исполнить, чтобы научить нас терпению.
Варвара только хмыкнула на это воззвание. По натуре нетерпеливой, ей и слушать-то это было в облом, а уж в жизнь претворять — тем более. Если не выходило по принципу «попросил — получил», тут же впадала в уныние.
Елена дальше вела свою печальную повесть хождения по мукам:
— Враг ведь, он на самое больное давит — на детей. Вот и стали муж и свекровь моего сына против меня настраивать, наговаривать напраслину. Я старалась не реагировать. Читала где-то у святых отцов такую мысль, — она на минуточку задумалась, потом процитировала: — «Кто оправдывается и старается показать свою правоту (невиновность), тот, может быть, и наведет справедливость, но этим разрушит план Божий об исцелении души». Отравили они ему душу своими помоями. А у него как раз переходный возраст. Максимализм через край. И мой Володенька перестал меня слушаться, учебу забросил. В какую-то нехорошую компанию залез.
— Так надо было не молчать в тряпочку, — Варвару прямо затрясло от такого беспредела, — а пресечь ему все контакты с отцом. Я бы так и сделала.
— Как это «пресечь»? — возмутилась Елена. — Грех какой.
Варвара только глаза закатила к небу в стиле умирающего динозавра: «Ох, уж это бессмысленное смирение». Но всё же потребовала продолжения:
— К чему вы в итоге клоните? Смысл этого средневекового терпения какой? Никак не въеду.
Все эти годы я подавала на просфоры и мужа, и свекровь. И они стали меняться.
— Все эти годы я подавала на просфоры и мужа, и свекровь. И они стали меняться. Марина Сергеевна, например, была ярая атеистка. А сейчас она к Богу пришла.
— Кто? Этот радиофицированный жиртрест?
— Представляешь?! — у Елены вспыхнули глаза. — Она сейчас утреннее и вечернее правило читает. Иногда причащается. Богу ведь всех жалко. Он всем хочет спасения.
За разговорами они не заметили, как поравнялись с какой-то женщиной.
— Мы от Марины Сергеевны идем, — пояснила ей Елена после обмена любезностями.
Соседка по корпусу вдруг как по заказу свернула на только что обсуждаемую тему:
— Помнишь, какая она была раньше? Никого за людей не считала. А сейчас хоть здороваться со всеми начала. Что ни говори, поумнела на старости лет.
— Вот слышишь, Варюша, мнение постороннего наблюдателя? — улыбнулась Елена. — Господь слышит нас. Вот что значит соборная молитва.
Соседка пошла своей дорогой, а Варвара полезла уточнять.
— В итоге сколько времени вы за них подавали?
— 20 лет, — скромно потупилась Елена.
Варвару повергла в шок цифра, и она побежала домой — осмысливать. Об изменениях все-таки ей было трудно судить, но 20 лет систематического воздействия — это, да, редкое постоянство. Мало кто такое потянет.
© Православие.RuВозмездие за прощение обид больше возмездия за всякую добродетель.
Иеромонах Никон (Беляев)
— Надо зайти к Марине Сергеевне! — объявила Елена по дороге, поправляя лямки тяжеленного рюкзака. — Оставим ей молоко и яйца.
— Это еще кто? — насторожилась Варвара, не одобрявшая лишнюю благотворительность. По ее мнению, духовная мать часто раздавала с таким трудом добытое козье молоко «не тем» людям.
— Моя бывшая свекровь…
Нелогичное словосочетание заставило Варвару на какое-то время замолчать. Внутри нее уже закипала волна неприязни, а мозги искали достойного обоснования.
Вскоре обе путешественницы сидели на диване у вышеуказанной особы, отдыхая от марш-броска с гор в город. Варваре она с порога резко не понравилась. Этакая говорливая громадина с необъемными телесами, глазки маленькие и далеко не пышущие человеколюбием. Продукты Елены взяла, как будто ей так и причиталось. Зато тут же стала читать нравоучения на темы давно минувших дней.
— Говорила я твоей матери: нечего лезть на эту гору и коз заводить. Вот Бог наказал и последний разум отнял. Хорошо теперь в параличе валяться, как ярмо у всех на шее. Вы же никого не слушаете, когда вам умные люди говорят.
— На всё воля Божья, — слегка дрожащим голосом отвечала мученица-дочка, перекрестившись. Ее лицо начинало краснеть — явный признак начинающихся головных болей. Но всё же вежливо поддерживала «светскую беседу». Варвара сидела сбоку и стреляла глазами на участников поединка.
«Умный человек» и не думал тормозить. Наоборот, в ход пошли пласты старых невостребованных советов и повышенный тон. Только трибуны не хватало.
Елена уже стала малинового цвета и сидела, бессильно прислонившись к спинке дивана.
Варвара ринулась спасать ситуацию. Она вскочила, подхватила свой мешок и бесцеремонно заявила:
— Я дико извиняюсь. У нас срочное дело. Время — деньги!
Елена, раскланиваясь и извиняясь, последовала за ней к дверям.
Вдогонку неслось:
— Еще хамку какую-то с собой приперла!
— Спасибо тебе, Варюша! — благодарила Елена уже на улице, немного придя в себя. — От Марины Сергеевны всегда очень трудно уходить. Ей надо дать выговориться.
— Ага, за счет ваших нервов! — съехидничала спасительница. — Что, делать нечего — выслушивать всякий бред?! Это же энергетический вампир — сразу видно. Я про таких читала.
— Она мой благодетель!
— С какого боку?! — распалялась Варвара всё больше и больше. — Ежу понятно, что на такой почетный титул это скопище жировых отложений никак не тянет.
Когда на Страшном суде меня спросят: «Благотворила ли ты ненавидящим тебя?», я отвечу: «Старалась, Господи!»
— Когда на Страшном суде меня спросят: «Благотворила ли ты ненавидящим тебя?», я отвечу: «Старалась, Господи!».
Само собой, Варвара тут же потребовала детальных разъяснений, и вот что она услышала:
— Марина Сергеевна очень хотела, чтобы я вышла за ее сына Виктора. Мои родители тоже были «за». Они и уговорили меня, о чем потом очень жалели. А я всегда была очень послушной дочерью…
Жили мы у свекрови, в этой однокомнатной, где мы только что с тобой были. Такое совместное существование было нелегким делом. Всё, что я делала или готовила, подвергалось детальному разбору и постоянной критике. Свекровь с мужем абсолютно всё решали за меня. Выходить ли мне куда-то, что одевать, с кем разговаривать по телефону, рожать ли второго ребенка и т.д.
Сперва я терпела. Потом попыталась протестовать против такого диктата, но вышло еще хуже.
— Надо было налупить этих обоих птеродактилей сковородкой и развестись, отсудив площадь из принципа! — полезла Варвара со своим универсальным «ноу-хау».
— Я думала, раз мы венчались, надо терпеть до гробовой доски. Хотя от веры я тогда была еще далека.
— И где логика? Средневековье какое-то…
Потом я случайно обнаружила в своей подушке всякие гадости. Эта сделала моя свекровь, чтобы полностью парализовать мою волю…
— Я не хотела ломать семью и всё ждала, что, может, что-нибудь изменится. Потом мне Господь послал болезнь. Со мной в 30 лет случился инсульт. Мама буквально выплакала меня у Бога. Потом, оклемавшись, я случайно обнаружила в своей подушке всякие гадости. Эта сделала моя свекровь, чтобы полностью парализовать мою волю…
— И после этого вы еще ей яйца таскаете?! — Варвара сжала кулаки. — Я бы на вашем месте…
И пошла перечислять египетские казни в постмодернистском стиле.
Елена закрыла уши.
— Умоляю тебя, замолчи! Не осуждай Марину Сергеевну. Это духовный закон такой: «Кого в чем осудишь, именно в это потом впадешь!» Я ведь потом благодаря ей к Богу пришла. В наше время много людей в церковь приходят, испытав на себе действие темных сил. Это Господь за высокоумие нашим современникам попускает. Слава Богу за всё! — она перекрестилась. — Зато потом передо мной вся красота Православия открылась. Новый смысл жизни! Во скольких монастырях России я побывала! Каких людей интересных встретила! Всё мне Господь даровал.
А брак мой распался сам собой. Кому нужна инсультница в 30 лет?
И тогда я Богу клятву дала, что буду принадлежать только Ему одному, а не какому-то конкретному мужчине, который будет решать: посылать меня на аборты или нет…
Варвара слушала эти откровения с внутренним клокотанием, точь-в-точь как выкипающий чайник.
— Я бы на вашем месте…
— Ой, стоп, не надо, лучше оставайся на своем! — замахала на нее контуженная супружеским фронтом и продолжила прерванную тему: — Знала бы ты, как на первых порах меня Господь смирял через моего мужа. Как он меня поносил и оскорблял. Гордыни много было, а как же иначе? «Ты, мол, и сына в попы готовишь. Чего он у тебя с крестом ходит? Наверняка, любовника в церкви найти хочешь». И прочие гадости… Я терпела, молчала, только молилась про себя.
Елена сделала паузу, а потом заговорила с новым воодушевлением. Потому как всё, что она рассказывала, должно было служить на духовную пользу бестолковой ученице.
— Запомни, родная: ни одно наше воздыхание не пропадает напрасно. Всё Господь слышит, просто не спешит исполнить, чтобы научить нас терпению.
Варвара только хмыкнула на это воззвание. По натуре нетерпеливой, ей и слушать-то это было в облом, а уж в жизнь претворять — тем более. Если не выходило по принципу «попросил — получил», тут же впадала в уныние.
Елена дальше вела свою печальную повесть хождения по мукам:
— Враг ведь, он на самое больное давит — на детей. Вот и стали муж и свекровь моего сына против меня настраивать, наговаривать напраслину. Я старалась не реагировать. Читала где-то у святых отцов такую мысль, — она на минуточку задумалась, потом процитировала: — «Кто оправдывается и старается показать свою правоту (невиновность), тот, может быть, и наведет справедливость, но этим разрушит план Божий об исцелении души». Отравили они ему душу своими помоями. А у него как раз переходный возраст. Максимализм через край. И мой Володенька перестал меня слушаться, учебу забросил. В какую-то нехорошую компанию залез.
— Так надо было не молчать в тряпочку, — Варвару прямо затрясло от такого беспредела, — а пресечь ему все контакты с отцом. Я бы так и сделала.
— Как это «пресечь»? — возмутилась Елена. — Грех какой.
Варвара только глаза закатила к небу в стиле умирающего динозавра: «Ох, уж это бессмысленное смирение». Но всё же потребовала продолжения:
— К чему вы в итоге клоните? Смысл этого средневекового терпения какой? Никак не въеду.
Все эти годы я подавала на просфоры и мужа, и свекровь. И они стали меняться.
— Все эти годы я подавала на просфоры и мужа, и свекровь. И они стали меняться. Марина Сергеевна, например, была ярая атеистка. А сейчас она к Богу пришла.
— Кто? Этот радиофицированный жиртрест?
— Представляешь?! — у Елены вспыхнули глаза. — Она сейчас утреннее и вечернее правило читает. Иногда причащается. Богу ведь всех жалко. Он всем хочет спасения.
За разговорами они не заметили, как поравнялись с какой-то женщиной.
— Мы от Марины Сергеевны идем, — пояснила ей Елена после обмена любезностями.
Соседка по корпусу вдруг как по заказу свернула на только что обсуждаемую тему:
— Помнишь, какая она была раньше? Никого за людей не считала. А сейчас хоть здороваться со всеми начала. Что ни говори, поумнела на старости лет.
— Вот слышишь, Варюша, мнение постороннего наблюдателя? — улыбнулась Елена. — Господь слышит нас. Вот что значит соборная молитва.
Соседка пошла своей дорогой, а Варвара полезла уточнять.
— В итоге сколько времени вы за них подавали?
— 20 лет, — скромно потупилась Елена.
Варвару повергла в шок цифра, и она побежала домой — осмысливать. Об изменениях все-таки ей было трудно судить, но 20 лет систематического воздействия — это, да, редкое постоянство. Мало кто такое потянет.
Источник: http://www.pravoslavie.ru/put/70699.htm
© Православие.RuВозмездие за прощение обид больше возмездия за всякую добродетель.
Иеромонах Никон (Беляев)
— Надо зайти к Марине Сергеевне! — объявила Елена по дороге, поправляя лямки тяжеленного рюкзака. — Оставим ей молоко и яйца.
— Это еще кто? — насторожилась Варвара, не одобрявшая лишнюю благотворительность. По ее мнению, духовная мать часто раздавала с таким трудом добытое козье молоко «не тем» людям.
— Моя бывшая свекровь…
Нелогичное словосочетание заставило Варвару на какое-то время замолчать. Внутри нее уже закипала волна неприязни, а мозги искали достойного обоснования.
Вскоре обе путешественницы сидели на диване у вышеуказанной особы, отдыхая от марш-броска с гор в город. Варваре она с порога резко не понравилась. Этакая говорливая громадина с необъемными телесами, глазки маленькие и далеко не пышущие человеколюбием. Продукты Елены взяла, как будто ей так и причиталось. Зато тут же стала читать нравоучения на темы давно минувших дней.
— Говорила я твоей матери: нечего лезть на эту гору и коз заводить. Вот Бог наказал и последний разум отнял. Хорошо теперь в параличе валяться, как ярмо у всех на шее. Вы же никого не слушаете, когда вам умные люди говорят.
— На всё воля Божья, — слегка дрожащим голосом отвечала мученица-дочка, перекрестившись. Ее лицо начинало краснеть — явный признак начинающихся головных болей. Но всё же вежливо поддерживала «светскую беседу». Варвара сидела сбоку и стреляла глазами на участников поединка.
«Умный человек» и не думал тормозить. Наоборот, в ход пошли пласты старых невостребованных советов и повышенный тон. Только трибуны не хватало.
Елена уже стала малинового цвета и сидела, бессильно прислонившись к спинке дивана.
Варвара ринулась спасать ситуацию. Она вскочила, подхватила свой мешок и бесцеремонно заявила:
— Я дико извиняюсь. У нас срочное дело. Время — деньги!
Елена, раскланиваясь и извиняясь, последовала за ней к дверям.
Вдогонку неслось:
— Еще хамку какую-то с собой приперла!
— Спасибо тебе, Варюша! — благодарила Елена уже на улице, немного придя в себя. — От Марины Сергеевны всегда очень трудно уходить. Ей надо дать выговориться.
— Ага, за счет ваших нервов! — съехидничала спасительница. — Что, делать нечего — выслушивать всякий бред?! Это же энергетический вампир — сразу видно. Я про таких читала.
— Она мой благодетель!
— С какого боку?! — распалялась Варвара всё больше и больше. — Ежу понятно, что на такой почетный титул это скопище жировых отложений никак не тянет.
Когда на Страшном суде меня спросят: «Благотворила ли ты ненавидящим тебя?», я отвечу: «Старалась, Господи!»
— Когда на Страшном суде меня спросят: «Благотворила ли ты ненавидящим тебя?», я отвечу: «Старалась, Господи!».
Само собой, Варвара тут же потребовала детальных разъяснений, и вот что она услышала:
— Марина Сергеевна очень хотела, чтобы я вышла за ее сына Виктора. Мои родители тоже были «за». Они и уговорили меня, о чем потом очень жалели. А я всегда была очень послушной дочерью…
Жили мы у свекрови, в этой однокомнатной, где мы только что с тобой были. Такое совместное существование было нелегким делом. Всё, что я делала или готовила, подвергалось детальному разбору и постоянной критике. Свекровь с мужем абсолютно всё решали за меня. Выходить ли мне куда-то, что одевать, с кем разговаривать по телефону, рожать ли второго ребенка и т.д.
Сперва я терпела. Потом попыталась протестовать против такого диктата, но вышло еще хуже.
— Надо было налупить этих обоих птеродактилей сковородкой и развестись, отсудив площадь из принципа! — полезла Варвара со своим универсальным «ноу-хау».
— Я думала, раз мы венчались, надо терпеть до гробовой доски. Хотя от веры я тогда была еще далека.
— И где логика? Средневековье какое-то…
Потом я случайно обнаружила в своей подушке всякие гадости. Эта сделала моя свекровь, чтобы полностью парализовать мою волю…
— Я не хотела ломать семью и всё ждала, что, может, что-нибудь изменится. Потом мне Господь послал болезнь. Со мной в 30 лет случился инсульт. Мама буквально выплакала меня у Бога. Потом, оклемавшись, я случайно обнаружила в своей подушке всякие гадости. Эта сделала моя свекровь, чтобы полностью парализовать мою волю…
— И после этого вы еще ей яйца таскаете?! — Варвара сжала кулаки. — Я бы на вашем месте…
И пошла перечислять египетские казни в постмодернистском стиле.
Елена закрыла уши.
— Умоляю тебя, замолчи! Не осуждай Марину Сергеевну. Это духовный закон такой: «Кого в чем осудишь, именно в это потом впадешь!» Я ведь потом благодаря ей к Богу пришла. В наше время много людей в церковь приходят, испытав на себе действие темных сил. Это Господь за высокоумие нашим современникам попускает. Слава Богу за всё! — она перекрестилась. — Зато потом передо мной вся красота Православия открылась. Новый смысл жизни! Во скольких монастырях России я побывала! Каких людей интересных встретила! Всё мне Господь даровал.
А брак мой распался сам собой. Кому нужна инсультница в 30 лет?
И тогда я Богу клятву дала, что буду принадлежать только Ему одному, а не какому-то конкретному мужчине, который будет решать: посылать меня на аборты или нет…
Варвара слушала эти откровения с внутренним клокотанием, точь-в-точь как выкипающий чайник.
— Я бы на вашем месте…
— Ой, стоп, не надо, лучше оставайся на своем! — замахала на нее контуженная супружеским фронтом и продолжила прерванную тему: — Знала бы ты, как на первых порах меня Господь смирял через моего мужа. Как он меня поносил и оскорблял. Гордыни много было, а как же иначе? «Ты, мол, и сына в попы готовишь. Чего он у тебя с крестом ходит? Наверняка, любовника в церкви найти хочешь». И прочие гадости… Я терпела, молчала, только молилась про себя.
Елена сделала паузу, а потом заговорила с новым воодушевлением. Потому как всё, что она рассказывала, должно было служить на духовную пользу бестолковой ученице.
— Запомни, родная: ни одно наше воздыхание не пропадает напрасно. Всё Господь слышит, просто не спешит исполнить, чтобы научить нас терпению.
Варвара только хмыкнула на это воззвание. По натуре нетерпеливой, ей и слушать-то это было в облом, а уж в жизнь претворять — тем более. Если не выходило по принципу «попросил — получил», тут же впадала в уныние.
Елена дальше вела свою печальную повесть хождения по мукам:
— Враг ведь, он на самое больное давит — на детей. Вот и стали муж и свекровь моего сына против меня настраивать, наговаривать напраслину. Я старалась не реагировать. Читала где-то у святых отцов такую мысль, — она на минуточку задумалась, потом процитировала: — «Кто оправдывается и старается показать свою правоту (невиновность), тот, может быть, и наведет справедливость, но этим разрушит план Божий об исцелении души». Отравили они ему душу своими помоями. А у него как раз переходный возраст. Максимализм через край. И мой Володенька перестал меня слушаться, учебу забросил. В какую-то нехорошую компанию залез.
— Так надо было не молчать в тряпочку, — Варвару прямо затрясло от такого беспредела, — а пресечь ему все контакты с отцом. Я бы так и сделала.
— Как это «пресечь»? — возмутилась Елена. — Грех какой.
Варвара только глаза закатила к небу в стиле умирающего динозавра: «Ох, уж это бессмысленное смирение». Но всё же потребовала продолжения:
— К чему вы в итоге клоните? Смысл этого средневекового терпения какой? Никак не въеду.
Все эти годы я подавала на просфоры и мужа, и свекровь. И они стали меняться.
— Все эти годы я подавала на просфоры и мужа, и свекровь. И они стали меняться. Марина Сергеевна, например, была ярая атеистка. А сейчас она к Богу пришла.
— Кто? Этот радиофицированный жиртрест?
— Представляешь?! — у Елены вспыхнули глаза. — Она сейчас утреннее и вечернее правило читает. Иногда причащается. Богу ведь всех жалко. Он всем хочет спасения.
За разговорами они не заметили, как поравнялись с какой-то женщиной.
— Мы от Марины Сергеевны идем, — пояснила ей Елена после обмена любезностями.
Соседка по корпусу вдруг как по заказу свернула на только что обсуждаемую тему:
— Помнишь, какая она была раньше? Никого за людей не считала. А сейчас хоть здороваться со всеми начала. Что ни говори, поумнела на старости лет.
— Вот слышишь, Варюша, мнение постороннего наблюдателя? — улыбнулась Елена. — Господь слышит нас. Вот что значит соборная молитва.
Соседка пошла своей дорогой, а Варвара полезла уточнять.
— В итоге сколько времени вы за них подавали?
— 20 лет, — скромно потупилась Елена.
Варвару повергла в шок цифра, и она побежала домой — осмысливать. Об изменениях все-таки ей было трудно судить, но 20 лет систематического воздействия — это, да, редкое постоянство. Мало кто такое потянет.
Источник: http://www.pravoslavie.ru/put/70699.htm
© Православие.RuВозмездие за прощение обид больше возмездия за всякую добродетель.
Иеромонах Никон (Беляев)
— Надо зайти к Марине Сергеевне! — объявила Елена по дороге, поправляя лямки тяжеленного рюкзака. — Оставим ей молоко и яйца.
— Это еще кто? — насторожилась Варвара, не одобрявшая лишнюю благотворительность. По ее мнению, духовная мать часто раздавала с таким трудом добытое козье молоко «не тем» людям.
— Моя бывшая свекровь…
Нелогичное словосочетание заставило Варвару на какое-то время замолчать. Внутри нее уже закипала волна неприязни, а мозги искали достойного обоснования.
Вскоре обе путешественницы сидели на диване у вышеуказанной особы, отдыхая от марш-броска с гор в город. Варваре она с порога резко не понравилась. Этакая говорливая громадина с необъемными телесами, глазки маленькие и далеко не пышущие человеколюбием. Продукты Елены взяла, как будто ей так и причиталось. Зато тут же стала читать нравоучения на темы давно минувших дней.
— Говорила я твоей матери: нечего лезть на эту гору и коз заводить. Вот Бог наказал и последний разум отнял. Хорошо теперь в параличе валяться, как ярмо у всех на шее. Вы же никого не слушаете, когда вам умные люди говорят.
— На всё воля Божья, — слегка дрожащим голосом отвечала мученица-дочка, перекрестившись. Ее лицо начинало краснеть — явный признак начинающихся головных болей. Но всё же вежливо поддерживала «светскую беседу». Варвара сидела сбоку и стреляла глазами на участников поединка.
«Умный человек» и не думал тормозить. Наоборот, в ход пошли пласты старых невостребованных советов и повышенный тон. Только трибуны не хватало.
Елена уже стала малинового цвета и сидела, бессильно прислонившись к спинке дивана.
Варвара ринулась спасать ситуацию. Она вскочила, подхватила свой мешок и бесцеремонно заявила:
— Я дико извиняюсь. У нас срочное дело. Время — деньги!
Елена, раскланиваясь и извиняясь, последовала за ней к дверям.
Вдогонку неслось:
— Еще хамку какую-то с собой приперла!
— Спасибо тебе, Варюша! — благодарила Елена уже на улице, немного придя в себя. — От Марины Сергеевны всегда очень трудно уходить. Ей надо дать выговориться.
— Ага, за счет ваших нервов! — съехидничала спасительница. — Что, делать нечего — выслушивать всякий бред?! Это же энергетический вампир — сразу видно. Я про таких читала.
— Она мой благодетель!
— С какого боку?! — распалялась Варвара всё больше и больше. — Ежу понятно, что на такой почетный титул это скопище жировых отложений никак не тянет.
Когда на Страшном суде меня спросят: «Благотворила ли ты ненавидящим тебя?», я отвечу: «Старалась, Господи!»
— Когда на Страшном суде меня спросят: «Благотворила ли ты ненавидящим тебя?», я отвечу: «Старалась, Господи!».
Само собой, Варвара тут же потребовала детальных разъяснений, и вот что она услышала:
— Марина Сергеевна очень хотела, чтобы я вышла за ее сына Виктора. Мои родители тоже были «за». Они и уговорили меня, о чем потом очень жалели. А я всегда была очень послушной дочерью…
Жили мы у свекрови, в этой однокомнатной, где мы только что с тобой были. Такое совместное существование было нелегким делом. Всё, что я делала или готовила, подвергалось детальному разбору и постоянной критике. Свекровь с мужем абсолютно всё решали за меня. Выходить ли мне куда-то, что одевать, с кем разговаривать по телефону, рожать ли второго ребенка и т.д.
Сперва я терпела. Потом попыталась протестовать против такого диктата, но вышло еще хуже.
— Надо было налупить этих обоих птеродактилей сковородкой и развестись, отсудив площадь из принципа! — полезла Варвара со своим универсальным «ноу-хау».
— Я думала, раз мы венчались, надо терпеть до гробовой доски. Хотя от веры я тогда была еще далека.
— И где логика? Средневековье какое-то…
Потом я случайно обнаружила в своей подушке всякие гадости. Эта сделала моя свекровь, чтобы полностью парализовать мою волю…
— Я не хотела ломать семью и всё ждала, что, может, что-нибудь изменится. Потом мне Господь послал болезнь. Со мной в 30 лет случился инсульт. Мама буквально выплакала меня у Бога. Потом, оклемавшись, я случайно обнаружила в своей подушке всякие гадости. Эта сделала моя свекровь, чтобы полностью парализовать мою волю…
— И после этого вы еще ей яйца таскаете?! — Варвара сжала кулаки. — Я бы на вашем месте…
И пошла перечислять египетские казни в постмодернистском стиле.
Елена закрыла уши.
— Умоляю тебя, замолчи! Не осуждай Марину Сергеевну. Это духовный закон такой: «Кого в чем осудишь, именно в это потом впадешь!» Я ведь потом благодаря ей к Богу пришла. В наше время много людей в церковь приходят, испытав на себе действие темных сил. Это Господь за высокоумие нашим современникам попускает. Слава Богу за всё! — она перекрестилась. — Зато потом передо мной вся красота Православия открылась. Новый смысл жизни! Во скольких монастырях России я побывала! Каких людей интересных встретила! Всё мне Господь даровал.
А брак мой распался сам собой. Кому нужна инсультница в 30 лет?
И тогда я Богу клятву дала, что буду принадлежать только Ему одному, а не какому-то конкретному мужчине, который будет решать: посылать меня на аборты или нет…
Варвара слушала эти откровения с внутренним клокотанием, точь-в-точь как выкипающий чайник.
— Я бы на вашем месте…
— Ой, стоп, не надо, лучше оставайся на своем! — замахала на нее контуженная супружеским фронтом и продолжила прерванную тему: — Знала бы ты, как на первых порах меня Господь смирял через моего мужа. Как он меня поносил и оскорблял. Гордыни много было, а как же иначе? «Ты, мол, и сына в попы готовишь. Чего он у тебя с крестом ходит? Наверняка, любовника в церкви найти хочешь». И прочие гадости… Я терпела, молчала, только молилась про себя.
Елена сделала паузу, а потом заговорила с новым воодушевлением. Потому как всё, что она рассказывала, должно было служить на духовную пользу бестолковой ученице.
— Запомни, родная: ни одно наше воздыхание не пропадает напрасно. Всё Господь слышит, просто не спешит исполнить, чтобы научить нас терпению.
Варвара только хмыкнула на это воззвание. По натуре нетерпеливой, ей и слушать-то это было в облом, а уж в жизнь претворять — тем более. Если не выходило по принципу «попросил — получил», тут же впадала в уныние.
Елена дальше вела свою печальную повесть хождения по мукам:
— Враг ведь, он на самое больное давит — на детей. Вот и стали муж и свекровь моего сына против меня настраивать, наговаривать напраслину. Я старалась не реагировать. Читала где-то у святых отцов такую мысль, — она на минуточку задумалась, потом процитировала: — «Кто оправдывается и старается показать свою правоту (невиновность), тот, может быть, и наведет справедливость, но этим разрушит план Божий об исцелении души». Отравили они ему душу своими помоями. А у него как раз переходный возраст. Максимализм через край. И мой Володенька перестал меня слушаться, учебу забросил. В какую-то нехорошую компанию залез.
— Так надо было не молчать в тряпочку, — Варвару прямо затрясло от такого беспредела, — а пресечь ему все контакты с отцом. Я бы так и сделала.
— Как это «пресечь»? — возмутилась Елена. — Грех какой.
Варвара только глаза закатила к небу в стиле умирающего динозавра: «Ох, уж это бессмысленное смирение». Но всё же потребовала продолжения:
— К чему вы в итоге клоните? Смысл этого средневекового терпения какой? Никак не въеду.
Все эти годы я подавала на просфоры и мужа, и свекровь. И они стали меняться.
— Все эти годы я подавала на просфоры и мужа, и свекровь. И они стали меняться. Марина Сергеевна, например, была ярая атеистка. А сейчас она к Богу пришла.
— Кто? Этот радиофицированный жиртрест?
— Представляешь?! — у Елены вспыхнули глаза. — Она сейчас утреннее и вечернее правило читает. Иногда причащается. Богу ведь всех жалко. Он всем хочет спасения.
За разговорами они не заметили, как поравнялись с какой-то женщиной.
— Мы от Марины Сергеевны идем, — пояснила ей Елена после обмена любезностями.
Соседка по корпусу вдруг как по заказу свернула на только что обсуждаемую тему:
— Помнишь, какая она была раньше? Никого за людей не считала. А сейчас хоть здороваться со всеми начала. Что ни говори, поумнела на старости лет.
— Вот слышишь, Варюша, мнение постороннего наблюдателя? — улыбнулась Елена. — Господь слышит нас. Вот что значит соборная молитва.
Соседка пошла своей дорогой, а Варвара полезла уточнять.
— В итоге сколько времени вы за них подавали?
— 20 лет, — скромно потупилась Елена.
Варвару повергла в шок цифра, и она побежала домой — осмысливать. Об изменениях все-таки ей было трудно судить, но 20 лет систематического воздействия — это, да, редкое постоянство. Мало кто такое потянет.
Источник: http://www.pravoslavie.ru/put/70699.htm
© Православие.RuВозмездие за прощение обид больше возмездия за всякую добродетель.
Иеромонах Никон (Беляев)
— Надо зайти к Марине Сергеевне! — объявила Елена по дороге, поправляя лямки тяжеленного рюкзака. — Оставим ей молоко и яйца.
— Это еще кто? — насторожилась Варвара, не одобрявшая лишнюю благотворительность. По ее мнению, духовная мать часто раздавала с таким трудом добытое козье молоко «не тем» людям.
— Моя бывшая свекровь…
Нелогичное словосочетание заставило Варвару на какое-то время замолчать. Внутри нее уже закипала волна неприязни, а мозги искали достойного обоснования.
Вскоре обе путешественницы сидели на диване у вышеуказанной особы, отдыхая от марш-броска с гор в город. Варваре она с порога резко не понравилась. Этакая говорливая громадина с необъемными телесами, глазки маленькие и далеко не пышущие человеколюбием. Продукты Елены взяла, как будто ей так и причиталось. Зато тут же стала читать нравоучения на темы давно минувших дней.
— Говорила я твоей матери: нечего лезть на эту гору и коз заводить. Вот Бог наказал и последний разум отнял. Хорошо теперь в параличе валяться, как ярмо у всех на шее. Вы же никого не слушаете, когда вам умные люди говорят.
— На всё воля Божья, — слегка дрожащим голосом отвечала мученица-дочка, перекрестившись. Ее лицо начинало краснеть — явный признак начинающихся головных болей. Но всё же вежливо поддерживала «светскую беседу». Варвара сидела сбоку и стреляла глазами на участников поединка.
«Умный человек» и не думал тормозить. Наоборот, в ход пошли пласты старых невостребованных советов и повышенный тон. Только трибуны не хватало.
Елена уже стала малинового цвета и сидела, бессильно прислонившись к спинке дивана.
Варвара ринулась спасать ситуацию. Она вскочила, подхватила свой мешок и бесцеремонно заявила:
— Я дико извиняюсь. У нас срочное дело. Время — деньги!
Елена, раскланиваясь и извиняясь, последовала за ней к дверям.
Вдогонку неслось:
— Еще хамку какую-то с собой приперла!
— Спасибо тебе, Варюша! — благодарила Елена уже на улице, немного придя в себя. — От Марины Сергеевны всегда очень трудно уходить. Ей надо дать выговориться.
— Ага, за счет ваших нервов! — съехидничала спасительница. — Что, делать нечего — выслушивать всякий бред?! Это же энергетический вампир — сразу видно. Я про таких читала.
— Она мой благодетель!
— С какого боку?! — распалялась Варвара всё больше и больше. — Ежу понятно, что на такой почетный титул это скопище жировых отложений никак не тянет.
Когда на Страшном суде меня спросят: «Благотворила ли ты ненавидящим тебя?», я отвечу: «Старалась, Господи!»
— Когда на Страшном суде меня спросят: «Благотворила ли ты ненавидящим тебя?», я отвечу: «Старалась, Господи!».
Само собой, Варвара тут же потребовала детальных разъяснений, и вот что она услышала:
— Марина Сергеевна очень хотела, чтобы я вышла за ее сына Виктора. Мои родители тоже были «за». Они и уговорили меня, о чем потом очень жалели. А я всегда была очень послушной дочерью…
Жили мы у свекрови, в этой однокомнатной, где мы только что с тобой были. Такое совместное существование было нелегким делом. Всё, что я делала или готовила, подвергалось детальному разбору и постоянной критике. Свекровь с мужем абсолютно всё решали за меня. Выходить ли мне куда-то, что одевать, с кем разговаривать по телефону, рожать ли второго ребенка и т.д.
Сперва я терпела. Потом попыталась протестовать против такого диктата, но вышло еще хуже.
— Надо было налупить этих обоих птеродактилей сковородкой и развестись, отсудив площадь из принципа! — полезла Варвара со своим универсальным «ноу-хау».
— Я думала, раз мы венчались, надо терпеть до гробовой доски. Хотя от веры я тогда была еще далека.
— И где логика? Средневековье какое-то…
Потом я случайно обнаружила в своей подушке всякие гадости. Эта сделала моя свекровь, чтобы полностью парализовать мою волю…
— Я не хотела ломать семью и всё ждала, что, может, что-нибудь изменится. Потом мне Господь послал болезнь. Со мной в 30 лет случился инсульт. Мама буквально выплакала меня у Бога. Потом, оклемавшись, я случайно обнаружила в своей подушке всякие гадости. Эта сделала моя свекровь, чтобы полностью парализовать мою волю…
— И после этого вы еще ей яйца таскаете?! — Варвара сжала кулаки. — Я бы на вашем месте…
И пошла перечислять египетские казни в постмодернистском стиле.
Елена закрыла уши.
— Умоляю тебя, замолчи! Не осуждай Марину Сергеевну. Это духовный закон такой: «Кого в чем осудишь, именно в это потом впадешь!» Я ведь потом благодаря ей к Богу пришла. В наше время много людей в церковь приходят, испытав на себе действие темных сил. Это Господь за высокоумие нашим современникам попускает. Слава Богу за всё! — она перекрестилась. — Зато потом передо мной вся красота Православия открылась. Новый смысл жизни! Во скольких монастырях России я побывала! Каких людей интересных встретила! Всё мне Господь даровал.
А брак мой распался сам собой. Кому нужна инсультница в 30 лет?
И тогда я Богу клятву дала, что буду принадлежать только Ему одному, а не какому-то конкретному мужчине, который будет решать: посылать меня на аборты или нет…
Варвара слушала эти откровения с внутренним клокотанием, точь-в-точь как выкипающий чайник.
— Я бы на вашем месте…
— Ой, стоп, не надо, лучше оставайся на своем! — замахала на нее контуженная супружеским фронтом и продолжила прерванную тему: — Знала бы ты, как на первых порах меня Господь смирял через моего мужа. Как он меня поносил и оскорблял. Гордыни много было, а как же иначе? «Ты, мол, и сына в попы готовишь. Чего он у тебя с крестом ходит? Наверняка, любовника в церкви найти хочешь». И прочие гадости… Я терпела, молчала, только молилась про себя.
Елена сделала паузу, а потом заговорила с новым воодушевлением. Потому как всё, что она рассказывала, должно было служить на духовную пользу бестолковой ученице.
— Запомни, родная: ни одно наше воздыхание не пропадает напрасно. Всё Господь слышит, просто не спешит исполнить, чтобы научить нас терпению.
Варвара только хмыкнула на это воззвание. По натуре нетерпеливой, ей и слушать-то это было в облом, а уж в жизнь претворять — тем более. Если не выходило по принципу «попросил — получил», тут же впадала в уныние.
Елена дальше вела свою печальную повесть хождения по мукам:
— Враг ведь, он на самое больное давит — на детей. Вот и стали муж и свекровь моего сына против меня настраивать, наговаривать напраслину. Я старалась не реагировать. Читала где-то у святых отцов такую мысль, — она на минуточку задумалась, потом процитировала: — «Кто оправдывается и старается показать свою правоту (невиновность), тот, может быть, и наведет справедливость, но этим разрушит план Божий об исцелении души». Отравили они ему душу своими помоями. А у него как раз переходный возраст. Максимализм через край. И мой Володенька перестал меня слушаться, учебу забросил. В какую-то нехорошую компанию залез.
— Так надо было не молчать в тряпочку, — Варвару прямо затрясло от такого беспредела, — а пресечь ему все контакты с отцом. Я бы так и сделала.
— Как это «пресечь»? — возмутилась Елена. — Грех какой.
Варвара только глаза закатила к небу в стиле умирающего динозавра: «Ох, уж это бессмысленное смирение». Но всё же потребовала продолжения:
— К чему вы в итоге клоните? Смысл этого средневекового терпения какой? Никак не въеду.
Все эти годы я подавала на просфоры и мужа, и свекровь. И они стали меняться.
— Все эти годы я подавала на просфоры и мужа, и свекровь. И они стали меняться. Марина Сергеевна, например, была ярая атеистка. А сейчас она к Богу пришла.
— Кто? Этот радиофицированный жиртрест?
— Представляешь?! — у Елены вспыхнули глаза. — Она сейчас утреннее и вечернее правило читает. Иногда причащается. Богу ведь всех жалко. Он всем хочет спасения.
За разговорами они не заметили, как поравнялись с какой-то женщиной.
— Мы от Марины Сергеевны идем, — пояснила ей Елена после обмена любезностями.
Соседка по корпусу вдруг как по заказу свернула на только что обсуждаемую тему:
— Помнишь, какая она была раньше? Никого за людей не считала. А сейчас хоть здороваться со всеми начала. Что ни говори, поумнела на старости лет.
— Вот слышишь, Варюша, мнение постороннего наблюдателя? — улыбнулась Елена. — Господь слышит нас. Вот что значит соборная молитва.
Соседка пошла своей дорогой, а Варвара полезла уточнять.
— В итоге сколько времени вы за них подавали?
— 20 лет, — скромно потупилась Елена.
Варвару повергла в шок цифра, и она побежала домой — осмысливать. Об изменениях все-таки ей было трудно судить, но 20 лет систематического воздействия — это, да, редкое постоянство. Мало кто такое потянет.
