Нет, ничто в этом мире не вечно,
Всё имеет свой срок и предел;
И великое тоже конечно, –
Как
и кто бы его ни воспел.
Осудив быстротечности бремя,
Заявив, что стареть не к лицу,
Человек грезит правом на время –
Ждёт подвластного только Творцу…
22.08.2010 г.
Возле двери сарая куры обступили кормушку и, мешая одна другой, клевали корм. Дедушка сидел в комнате у окна и наблюдал за ними. Аннушка за столом читала книжку.
— Сейчас прилетит, — громко произнёс дедушка.
— Кто? — спросила Аннушка.
— Наша умница.
— Кто-кто? — не поняла внучка.
— Умница, — говорю, — ворона. Во-он, видишь?
Аннушка посмотрела в окно и увидела крупную ворону. Она сидела на заборе и вертела по сторонам головой, затем, тяжело взмахнув крыльями, подлетела к сараю. Но опустилась не у самой кормушки, а поодаль. Ещё раз огляделась и вперевалку направилась к кормушке. Куры не обращали на ворону внимания.
— Дедушка, разве куры не видят ворону? — спросила Аннушка.
— Видят, конечно.
— А почему не прогоняют её?
— Привыкли уже. Она прилетает к ним в гости каждый день.
Тем временем ворона, улучив момент, подскочила к кормушке, ловко вытащила из неё кусок хлеба, отлетела немного в сторону и быстро проглотила его.
Так повторялось несколько раз.
Не оставь меня память смертная,
Будет колокол гулко звучать
И его отпеванье медное,
Словно вечности силой безлетною
Надо мною поставит печать.
И познавшие отчуждение
Быстротленной земной судьбы,
Встретят новой души рождение
У незримой священной черты.
Всех борений, сует мимолётности
С тех высот разглядеть нельзя,
Где душа в первозданной свободности,
Предстоит пред Творцом в угодности,
Покаянье Ему принося.
2005 г.
Нет отдельных грехов, и нет отдельных добродетелей. Всякое доброе дело влечет за собой другие добрые дела, стоит только начать. За что бы ни взялся, начнешь движение и не сразу остановишься.
Молитва побудит к примирению с обидчиками и к милостыне. Пост поможет ощутить силу Писания и тайный яд, скрытый в пустых удовольствиях. Чувства, закрытые для праздных звуков и зрелищ, помогут помыслам собраться воедино, как лучам — в линзе, и согреют сердце и родят внимательную молитву. Любое святое дело, как цепь, потянет за собой другое, и этой цепью корабль души поднимет якорь и медленно тронется в путь, постепенно набирая скорость.
Так же дело обстоит и с грехами. Бесы не ходят в одиночку, но влекут за собою «семь злейших себя». И влекут до тех пор, пока не будет имя им «легион».
Тавистокская психологическая война против человечества, как основа антиутопии Оруэлла
«Задача новояза... сузить горизонты мысли. Мы сделаем мыслепреступление невозможным... для него не останется слов. Каждое понятие будет обозначаться... одним словом,... побочные значения будут упразднены и забыты» (Дж. Оруэлл, «1984»)
Почему на Западе не любят Оруэлла? Ведь, казалось бы, что он описывал «ужасы советского тоталитарного строя» — во всяком случае, как это нам сегодня преподносится. Между тем, действительность полностью отражает его роман-быль «1984»... Это было зашифрованное послание.
«Чем ближе выборы — тем суетливей прилипалы», «Конец свободы слова и невыносимая легкость комментариев», «РПЦ предложила возложить ответственность за комментарии в интернете на СМИ»… О чем шумит блогосфера? Что произошло?
Да ничего особенного. Просто на днях председатель Синодального информационного отдела Владимир Романович Легойда высказался в пользу ответственности СМИ за комментарии своих читателей.
Я бы, пожалуй, не обратил на это высказывание внимания, поскольку ничего принципиально нового и удивительного здесь нет. Но появились недоуменные вопросы у моих знакомых, они интересовались моим мнением. Пришлось разбираться.
Девять лет назад дочь осторожно призналась, что думает поступать на журфак. Моя реакция была однозначной: только не журналистом.
Сегодня 6-е июня. День украинских журналистов. Праздник весьма грустный. Почему? Попробую ответить, а заодно пояснить, что напрягло отца киевской абитуриентки тогда, девять лет назад.
Заметки мои — не аналитика. В них нет и тени «объективности». Да и сам я не журналист, скорее сочувствующий. Но так уж сложилось: последние двадцать лет пришлось сотрудничать с ведущими столичными изданиями и среди журналистов я знаю и по-человечески люблю многих.
Почти не назову имён. Во-первых, не хочется никого обижать, а во-вторых, имена не принципиальны. Судьбы людей, о которых пойдет речь, типичны для Украины.
Последние годы жизни (летние месяцы) А. А. Потехин проводил в с. Орехово в небольшом именьице жены в 40 км от Кинешмы, подаренном жене писателя Марье Петровне Потехиной в 1855 году матерью — Анной Федоровной Кондратьевой. Кондратьевы — известная фамилия в Кинешемском уезде. Отец жены писателя — Петр Петрович Кондратьев — офицер конной гвардии, полковник, участник Отечественной войны 1812 года.
В стенах Ореховской усадьбы (ныне Родниковский район) были продуманы и созданы многие произведения А. А. Потехина.
Вот как сам Потехин описывал Орехово:
Мы в миру бредём с тобой,
Как соломенные вдовы;
Для тебя звучит гобой,
Для меня — напев альтовый...
А мелодия одна —
Будем чашу пить до дна!
Твой напиток — ре-минор,
Мне ж он мнится в соль-мажоре,
Но единогрустен хор
При печальном дирижёре.
А тоска у нас одна —
Будем чашу пить до дна!
Я душой стремлюсь в диез,
Ты страдаешь для бемоля...
И нисходит полонез
В реквием, себя неволя.
А любовь у нас одна —
Будем чашу пить до дна!
Июньским днём родился гений.
Среди цветенья и тепла.
Душистым ветром, птичьим пеньем
его окутала Земля.
И россыпь слов, мелодий, звуков
слетели с Неба как венок,
чтоб чрез него
открылась мука
и сладость стихотворных строк.
Бывают люди - как причалы,
бывают, редко, - как скала.
Так Пушкин светел величаво.
Пусть там, внизу, бурлит молва.
Избранник Божий нёс нам слово:
души порывы, сердца свет.
Они нас окрыляют снова!
В ком света нет, - тот не поэт.
Ранимы сущности поэтов:
лишь миг парить, а век - страдать,
но всей душой молить рассветы
излить на мир наш благодать.
Бессильно время над стихами.
Души касается душа -
и вот он, Пушкин, рядом с нами,
своё призвание верша.
27 мая 2007 г.
Вот и появился на омилийском деревце очередной, четвёртый, листочек. Международному клубу православных литераторов «Омилия» исполнилось четыре года. Всего-то! А по ощущению — так все сорок. Труден наш путь, тернист и ухабист, но радостен. Радость преодоления трудностей, радость познания и, главное, радость новых встреч окрыляет и вдохновляет.
Я не люблю подводить итоги. Да и что подводить? Не сделанного в разы больше, чем сделанного. Скажу лишь, что дружная омилийская семья укрепляется, обновляется и умножается непрестанно.
Одно из самых торжественных и финальных стихотворений Пушкина — построенное как своего рода «последнее слово», обозревающее не только весь совершенный труд и его смысл, но и посмертное будущее этого труда — завершается удивительной финальной строкой:
И не оспоривай глупца.
Удивительной, потому что в последней строке мы привыкли ожидать смысловой точки, итога, разрешения. В своих законченных лирических вещах Пушкин, как правило, следует этому композиционному принципу. Что же тогда значит этот жест, как будто не подготовленный торжественным, триумфальным тоном предшествующих стихов? Такой финал склонял некоторых интерпретаторов понимать весь «Памятник» как пародию на Державина. «Глупец» в таком случае — это тот, кто примет высокий слог всего сказанного выше за чистую монету.
Я отравлен тобою, отравлен,
Не найти мне противоядия.
Распахнулись оконные ставни,
Абрикосы раскрыли объятия,
Осы светятся солнечным светом
И крапива покой излучает…
Изучение жизни поэтом
Дегустацию ядов включает.
Я отравлен тобою… Лишь фраза,
Интонация, жест или пение
До сознанья дотронутся, сразу
Появляется стихотворение.
И оно, в свою очередь, ядом
Для души неуверенной станет.
Кто отравлен победным парадом,
Барабану внимать не устанет.
Дребедень безответного чувства
Барабанные рвёт перепонки –
Возглас, пение, фраза… Но пусто
Твоё сердце, хоть сны его звонки.
Пусть сочтёт тебя кто-то лекарством,
Пусть подумает кто-то: отрада.
Слово импровизация пришло в современные европейские языки из латыни. Латинское improvisus дословно значит неожиданный, внезапный. Под импровизацией принято понимать создание художественного произведения непосредственно в процессе его исполнения.
В гомилетике существует понятие проповеднической импровизации, подразумевающее произнесение проповеди без специальной предварительной подготовки. Однако импровизация в гомилетике не исключат полностью процесса подготовки. Проповедник заранее избирает тему своей проповеди и продумывает ее план. Но сам текст, конечно же,рождается непосредственно в момент произнесения проповеди на амвоне. Можно согласиться с тем, что подлинная импровизация имеет место в том случае, когда проповедник «знает то, что он скажет, и не знает того, как он скажет… Оратор,поставленный в необходимость говорить неожиданно для него, не мог, естественно,приготовить формы для своей речи, но он не говорит, не зная предмета своей речи, иначе сказать, материальная основа его импровизации уже готова до момента импровизирования».
...Было это, дружок, более тысячи лет назад. Княжил тогда в новгородской земле воинственный, отличавшийся суровостью нрава, князь Владимир. В те времена на Руси много было всего — и мелких удельных княжеств, враждовавших между собой, и местных князьков с боевыми дружинами, и даже богов, идолов, которым поклонялись русичи-язычники; это и Велес, и Сварог, и Дажбог, и Сварожич, и другие, и главный среди них — Перун — бог грозы, покровитель князя и дружины. А когда Владимир стал великим князем и воссел на Киевский стол, решил он объединить восточных славян в одно государство, чтобы прекратить кровавые междоусобицы, и начал воевать соседние княжества. Ему удалось покорить вятичей, радимичей, ятвягов. Да и кочевым печенегам, часто разбойничавшим на русских землях, крепко от него доставалось!..
В восемь или девять часов утра я добрался до той самой скамьи из желтого металла, откуда в первый вечер осматривал окружавший меня мир. Я не мог удержаться и горько посмеялся над своей самоуверенностью, вспомнив, к каким необдуманным выводам пришел я в тот вечер. Теперь передо мной была та же дивная картина, та же роскошная растительность, те же чудесные дворцы и великолепные руины, та же серебристая гладь реки, катившей свои воды меж плодородными берегами. Кое-где среди деревьев мелькали яркие
одежды очаровательно-прекрасных маленьких людей. Некоторые из них купались на том самом месте, где я спас Уину, и у меня больно сжалось сердце. И над всем этим чудесным зрелищем, подобно черным пятнам, подымались купола, прикрывавшие колодцы, которые вели в подземный мир. Я понял теперь, что таилось под красотой жителей Верхнего Мира. Как радостно они проводили день! Так же радостно, как скот, пасущийся в поле. Подобно скоту, они не знали врагов и ни о чем не заботились. И таков же был их конец.
Мир не рухнул, снег не пал,
Было всё лишь так, как было.
Полон ярким светом зал,
И ухожена могила.
Не исчезли миражи,
Спать хотелось, кушать - также,
Не растаяли межи
Зыбкой постэдемской пашни.
И крутилась карусель,
Как всегда без остановок,
Но была пуста постель
Без сомнений и уловок.
Было выбито стекло,
Свет предутренний маячил…
Но отчаянье плыло
По душе твоей горячей.
Кто не знал, а кто забыл.
Но кому-то пусто было,
И какой-то дед бродил
От могилы до могилы.
Дело было летом. Митя играл с котёнком Кузей в догонялки. Кузя убегал, а Митя его догонял. Вот котёнок побежал к сараю в конце двора и вскарабкался на высокую поленницу. Видит Митя — не достать Кузю.
А за сараем, в тенёчке, странная росла трава. Она была высокая, почти в рост Мити, и опушена мелкими волосками. Мальчик подошёл к траве и стал выбирать самый длинный стебель, чтобы им можно было достать до верха поленницы и согнать с неё Кузю. Протянул Митя руку к траве — да как вскрикнет! Будто его укусил кто-то! Глянул малыш на руку, а она стала красной и волдырями покрылась. Было так больно, что Митя заплакал и побежал домой. Мама испуганно спросила:
— Что случилось, сынок?
— Меня кто-то укусил, — сквозь слёзы промолвил мальчик. — Там, в траве, за сараем.
У Мити такое горе, а мама... улыбалась!
— Ничего страшного, — сказала она. — Это тебя крапива обожгла. Сейчас всё пройдёт. — Мама набрала в большую кружку холодной воды и обмыла руку сына.
Божия милость в юдоли печали
Из мирозданья явила тебя,
Ангелы белые нас повенчали,
Скорбно венцы возложили, любя.
Ты, как улыбка небесного света,
В душу стекаешь, беззвучно журча:
Будто зимой распускается лето…
Ты в моей жизни ─ как в храме свеча.
Николай Васильевич
Николай Васильевич уныло брел по парковой алее. Яркие осенние листья кружили в грустном танце увядающей красоты.
В летнюю пору тут каждый день бывало много народа: молодежь, мамы с детьми, старики с внуками и просто случайные прохожие. Наступила осень и люди, напуганные первыми осенними холодами, попрятались в маленьких уютных квартирках.
-«Вот так и в жизни, подумал про себя Николай Васильевич, пока ты молод, кажется вокруг тебя столько суеты, столько событий, что некуда спешить и все самое главное и значительное ты еще сделать успеешь. А не успеешь обернуться, друзья разбежались, тот, кто вчера докучал своим общением уже тяготиться тобой, родных с каждым годом все меньше, и вот, ты один, в парке своей жизни, наедине с грустными мыслями».
