Омилия

     Впервые в Иерусалиме, первый день в Вифлееме! Для русского паломника это радостное предвкушение встречи с Богом, какое бывает при посещении монастырей в России. Но здесь ничего подобного. Мы едем по дороге, вдоль которой тянется бетонная стена, отделяющая палестинскую автономию. Стоят люди в камуфляже с настоящими автоматами, погранпосты, проверка документов, евреям туда путь закрыт. Город представляет собой нагромождение квадратных однотипных домов, видны мечети. На улицах люди в мусульманской одежде. Здесь ты не гость, здесь тебя терпят. Поселяемся во францисканской гостинице для пилигримов «Коза нова». Все – таки островок христианства, но и тут арабская речь. Ты не паломник, а источник дохода. Чувство растерянности и усталости. Мы здесь чужие.

– Не хочу к бабушке! Не пойду! – заявила маленькая Варенька. Мама продолжала ее одевать, будто и не слышала протестов дочки.

– Не пойду-у, – то-ли плакала, то ли кричала Варя. Даже попыталась брыкаться, когда мама натягивала на нее колготки. Но мама изловчилась и все-таки надела их.

– Не хочу-у! Я там буду плакать!

– Ничего, побольше поплачешь – поменьше пописаешь. Платочек дам, будешь слезы вытирать, – спокойно отвечала мама, натягивая на сопротивляющуюся дочку блузку.

 Но вот с сарафаном никакая ловкость рук не помогла. Варенька так извивалась, что надеть  на нее что-нибудь стало совсем невозможно.

Ещё три часа до рассвета:
Ни зла, ни проблем, ни тревог.
Стерильность хрустальная эта –
Затерянный мой островок;

Святочная история

Светлой памяти тех, о ком этот рассказ.

Две молодые женщины — одна худощавая, высокая и стройная, как сосна, одиноко растущая на горной вершине, другая — приземистая, полненькая, похожая на пушистую лесную елочку, стояли над огородными грядками, в благоговейном молчании глядя на покрывающую их нежно-зеленую поросль.

— Ишь, как славно пшеничка взошла! — донесся до них из-за невысокого дощатого заборчика скрипучий голос старухи-соседки, Марфы Акиндиновны. — Благословил вас Господь урожаем! А у меня-то, вот напасть, взошло всего ничего, и у Агеевых то же самое, и у Лушевых тоже, и у Близниных. А у вас — глянь-ка! Чудо, да и только! Женщины (а звали их Варварой и Екатериной, и были они сестрами-погодками) переглянулись. Теперь у них не было сомнений: это чудо, явное чудо! Его сотворил для них дорогой батюшка, отец Иоанн Кронштадтский¹. Кто, как не он?!

Рецензия на книгу А. Немцовой «Два одиночества»
(авторское название «Мы — ангелы»)

«Мы — ангелы». Казалось бы, странное заглавие для книги и повести, давшей ей название. Ведь поговорка гласит обратное - люди не ангелы. Однако многих персонажей книги А. Немцовой вполне можно назвать собеседниками ангелов. Или, как называл подобных людей во оны времена Н. Лесков — праведниками.

В самом деле — вот мальчик-скульптор изготавливает из глины и раскрашивает фигурку Ангела, объясняя приятелю, советующему ему слепить чертенка: «нет, я не могу — ведь в раю только ангелы». Вот бабушка, которая, вопреки приговору врачей, самоотверженно выхаживает тяжелобольного внука. Вот полуслепой, почти обездвиженный болезнью старик, который каждый вечер делает «пять героических шагов» к постели умирающей жены, чтобы поцеловать ей руку и пожелать спокойной ночи. А вот женщина, готовая пойти на любые лишения, но при этом сохранить жизнь ребенку, которого она носит в себе. Праведники. Однако не вымышленные — реальные люди.

Так хочется простого чуда

среди готовки и посуды,

средь плача детского, ворчанья,

средь новогодняго гулянья

от зим уставшаго народа,

средь городского кислорода...

Господи, помилуй 
Господи, прости 
Дай мне, дай мне силы 
Чтоб свой крест нести

Отречение – это не круто,
Это проигрыш, если всерьёз.
Между жизнью и смертью – минута
С неподвижным безмолвием звёзд.

Золото, ладан и смирна

Мирно живите, мирно

Святы пребудьте, святы

И не клянитесь клятвой

По темным подвалам, по спальным кварталам,
По улицам тесным, по норам квартир
Нас – гордых, усталых, нервозных и шалых –
На пир собирают – торжественный пир.

Церковь, подготавливая нас к празднику Рождества Христова, в Неделю перед Рождеством предлагает в уставном литургическом чтении родословие Спасителя, из Евангелия от Матфея. Как известно, родословие по Матфею подчеркивает человеческую природу Христа, а родословие по Луке — божественное происхождение Сына Божьего. Христос входит в земную родословную, и Сам Себя называет Сыном Человеческим. Рождаясь на земле, Христос становится нашим родственником, а мы — родственниками Богу через Христа. Стоит несколько раз проговорить про себя эти слова: «мы родственники Богу, а Он наш родственник», — чтобы хоть отчасти прочувствовать их огромное значение. Это смысловая бомба, которая полностью не вмещается в разум, и взрывает сознание всякий раз, когда об этом думаешь.

Что за витязь мне снился
На крылатом коне?
Как он там очутился
В этом утреннем сне?
Он совсем не из книжек
Старых добрых времён.
Он судьбой не обижен,
И, конечно, силён.
Он, как джин из бутылки,
Кем-то выпущен вновь.

Прижимает и держит у сердца,

И голубит, и нежит Его:

«Зубки режутся у Младенца,

Жар повысился у Него».

И устало склонилась над зыбкой,

Чтобы с тихой печалью взирать,

Как Сынок будет с кроткой улыбкой

Теплым ушком овечки играть.

В Рождественскую ночь

Я очищаю сердце,

Чтобы принять в него

Богомладенца…

Он маленький еще,

Как сохранить, как удержать

Не по грехам мне посланную

Благодать?

Тебя встречает снова Московское кольцо, 
И Площадь трёх вокзалов, и милое лицо. 
Тебя встречает Чехов, Лубянка и Арбат, 
И Воробьёвы горы, и самый лучший сад. 
 

Помолись, помолись за меня

И свечу засвети у иконы

От ее золотого огня

Я судьбе снова стану покорным