Омилия

Я не забуду тот цветок,
Что на зеленом склоне
Стоит ни низок ни высок,
С печалью в тихом взоре.
В нем нет ни розы красоты,
Ни прелести тюльпана,
И в свой букет, наверное, ты
Его срывать не станешь.
Над ним смеется василёк,
И плачет колокольчик.
«Что это право за цветок!»
- кичится одуванчик -
«В тебе нет солнца, как во мне,
Ты с виду неприметен:
Пройдет по склону человек –
Тебя едва заметит!»
И улыбнется тот цветок:
«Ты прав, мой друг хороший,
Расту я возле самых ног,
Но вглядываюсь в душу.
И если кто на склон холма
Опустит взгляд случайно,
Меня запомнит навсегда
И сохранит как тайну
Кусочек неба, что ему
Раскрою в ту минуту.
Он спросит, как меня зовут
- отвечу: Незабудка».
И одуванчик замолчал,
И все цветы притихли.
Каждый из них тоже желал,
Чтоб кто-то помнил их.

Немного о цветке:

О «Победе» отца Феофила я был и раньше наслышан от духовных чад протоиерея Михаила Макеева и от него самого. Мне показали, где, в каком сарае, стояла замаскированная «Победа». В то время игумена Пафнутия, впоследствии принявшего схиму с именем Феофила, преследовали власти, и он находил убежище у отца Михаила, известного защитника «униженных и оскорбленных».

- Едет Пафнутий в своей «Победе», - рассказывал отец Михаил, - и останавливает его милиция.

- Куда, зачем, ваши документы? – а он только бородой трясет, что-то невнятное бормочет.

Махнут милиционеры рукой, что с него возьмешь, пусть едет. Ну, и дальше едет отец Пафнутий. Бородища у него была… милиционеры такой, наверно, и не видели никогда.

Синь, синь, синь,
Безоглядная синь,
Бесконечная высь.
Руки вскинь и юрком обернись!
Пестрым, бойким крылом
Дотянись до меня,
До слиянья миров,
До двух рек бытия.
Дотянись и рукой
Прикоснись и пером
Черной пажитью строк
Будет сыта душа!
Встреча так нелегка,
Встреча так коротка
Твои очи сомкнуты,
Они дремлют пока
И не вспахано чистое сердце твоё,
Не созрели плоды
И кружит воронье,
Но наступит черед,
И наступит твой час,
Господин наш придёт
И помилует нас!

См. также цикл стихотворений «Антипрокруст»

Лоза

Не прорасти, никак не прорасти:
цемент и камень вместо жизни —
всюду.
Я семенем лежу в пустыне
новой.
Не прорасти.
Побегом не бежать.

Все двери
заперты.
Но я уже лоза.

Я — жизнь,
во мне стремленье жизни

струиться
и бежать навстречу.

Расту побегом,
и лоза живёт,

пусть, истекая соком
по камням, —

Лозу ищу...
2012

Вот тогда замаячит фатально
Заказной «закулисный» «уют»,
Ювенальные «тройки» легально
По квартирам российским пойдут.

«Чёрный ворон» подкатит к подъезду,
Выйдет Берия, линзой сверкнув,
Троцкий маузер бросит на кресло,
И надует звезду стеклодув,

Новый храм велик и дивен
Взрезал неба купол.
Паутинкой звездный ливень
Все кресты окутал.
Ночь от скрипа под ногами
В мгле рассветной тает..
Город к службе ручейками  
С трех сторон стекает.

Слева – мама, к литургии
Подняла ребенка
Не доволен. Взгляд потупил
И бредет сторонкой.

Шаги, неслышные другим,
Следы на сердце оставляют,
Года как горы вырастают
И всё трудней шагать по ним.

Когда-то вихри чувств взлетали
И мир казался белым сном.
Во лжи, как в счастье неземном,
Мы безвозвратно утопали.

Из лабиринтов долгих дней
Искали вход в свою мечту,
Роняли слёзы в пустоту,
И вновь брели среди теней...

03.10.2003

Золото сердца твоего мне вдруг открылось.
Оно не ищет своего, от зла укрылось,
И на взыскание твое пришло с Востока,
Отверзло правдою своей уста пророка,

Как колос трепетный взошло оно на ниве,
И светит радостью святой, и всех обнимет,
Оно сияет чистотой любви небесной,
Уставшим подает покой, отчаянным надежду,

Оно есть путь, оно есть жизнь
В нём истина и счастье,
Оно есть Бог Иисус Христос,
Его Любви Причастие!

— Опять этот Вовка! — Катя хлопнула дверью в прихожей.

Мама вышла из кухни и невольно улыбнулась, глядя на дочку. Шапка и пальто в снегу, бант в волосах развязался, рукавицы, видно, насквозь промокли, зато щеки алые и в глазах блестят искорки.

— В снежки играла? — догадалась мама.

— Если бы! — воскликнула Катя, скидывая с плеч школьный ранец. — С Вовкой дралась!

— Как дралась? — мама помогла Кате снять пальто и внимательно посмотрела на дочь.

— А так... Понимаешь, мама — затараторила Катя. — Вовка — забияка. Он всех обижает. И я решила его проучить.

— Да?...интересно. — мама стряхнула снег с Катиного пальто, повесила его в шкаф. — И как же?

— Он меня за косу дернул в школе. А я его — бац — и книжкой по голове.

Я забуду о том, что я женщина,

Я отважная, добрая фея,

В слове огненном и законченном

Не сгорю,

А кого-то согрею!

Поэма
Ироническая и шуточная

Любезный друг!
Прости за дерзость,
Я начинаю сей рассказ…
Здесь — не высокая словесность,
Не документы без прикрас,
И здесь не так, как у Гомера
Порой история течет —
Теперь, в зените нашей эры
Все по — другому предстает
Пред нашим утомленным взглядом.
Но я уверен, что когда-то
В дремучих дебрях прежних эр
Шутил порою и Гомер.
А что до фактов … шли они
Сквозь исторические дали,
Их все равно нам переврали.

…Как делают и в наши дни

Жизнь меня не гнула, не ломала,
Видимо от смерти берегла.
Я как будто в спячке пребывала,
И никак очнуться не могла.
А очнувшись увидала мужа
И троих детей, что Бог послал,
И свекровь со мной и в дождь и в стужу
Терпеливым ангелом была.
Есть в семье страданья и волненья,
Есть и боль, но есть и Благодать,
Без семьи не знаю вдохновенья,
Без семьи мне Бога не видать!

Чтение Псалмов — один из древнейших элементов богослужений, и Шестопсалмие — главный режим чтения цикла Псалмов, дошедший до нас от палестинских монастырей.

В Шестопсалмии находим основные элементы прообразующие Воскресение Христа — защита Господа и упование на Нем, переход от ночного тьма в утренный свет, утреннее вставание после ночного сна, и избавление Давида – праотца Христа - от вражеских сил и от ада. Так и использование Шестопсалмие в жизнях верующего и Церкви отражает упование на Нем и надежду на Его избавление.

Шестопсалмие является частью богослужения Всенощного бдения. Молитвы, исполнены поздно ночью, была очень древняя практика. В 15-м Псалме, Давид пишет: «Благословлю Господа, вразумившего меня; даже и ночью учит меня внутренность моя», и в 21-м, страдающий молится днем и ночью. В Новом Завете, Христос и древные христиане провели всенощные моления (Лк.6:12; Лк.9:28-36; Мф.26:36-45; Деян.16:25). И паломница Эгерия упоминала ночные бдения в Иерусалиме в IV в.

Идут – уставшие, по морю,
Ветров сгребая ураган,
Привычно помнящие горе,
Идут со всех сторон и стран.

И море их – лишь пыль земная,
Глазами в пол устремлены,
Мечты заветные глотая,
А так – рутине все верны.

Тайна ты моя, робкая надежда,
Ты придёшь ко мне,
Как любовь безбрежна.

Тихо ты войдёшь, я затеплю лучик.
Вечерять со мной будешь, добрый путник?

Что скажу тебе?! Все слова застыли,
Где душа моя? Вся покрыта пылью.

Только об одном я молю с тоскою,
Не оставь меня, будь всегда со мною!

Тайна ты моя, робкая надежда,
Ты всегда во мне,
Как любовь безбрежна!

Зима-красавица, зима-волшебница
Накрыла землю белою фатой,
И мне как в детсве снова в сказку верится,
Когда любуюсь этой этой красотой.

Стоят деревья шубами окутаны,
Тропинками рассыпаны следы,
Метелица метет пургой попутною,
Снежинки словно крошечки звезды.

Сижу я с чашкой чая у окошечка,
А за окном такая красота!
Что погружаюсь в сказку я немножечко.
И оживает детская мечта.
15.11.2011

Художник-иллюстратор Елена Хисматова и пятеро её детей (Маша, Серёжа, Настя, Афоня и маленькая Саша) отвечают на вопросы редакции.

Мечтали ли Вы стать художником с детства? Как и когда определились с выбором профессии? Повлияли ли на Вас советы друзей и родственников?

Елена: Вообще-то в детстве я мечтала стать следователем в УГРО, ходить с пистолетом и ловить злодеев. Жили мы с родителями в маленьком северном посёлке, где художественной школы не было, была изостудия с удивительным педагогом — Ельчаниновым Виктором Степановичем. Когда в шестом классе некому стало рисовать в школе стенгазеты,— а я была ответственным ребёнком, — то я пришла и записалась в изостудию. Однажды в детском саду перед важной комиссией я (видимо, с перепугу) нарисовала ворону с четырьмя лапами. Хорошо помню, как нас с мамой стыдили. Это отбило охоту к рисованию до изостудии. Рисовать я боялась панически, особенно красками. В школе по ИЗО часто были тройки. Но я любила смотреть картинки в книжках, часами сидела в библиотеке и рассматривала иллюстрации. Три года занималась в изостудии и после восьмого класса поступила в художественное училище, потом в Московскую Текстильную Академию. Но мне всегда очень везло на педагогов. А книги стала иллюстрировать по совету мужа, а теперь и детей (все семеро смеются).

Ты не звал меня в свой город,
не давал неверный адрес,
просто склеил буквы в повод, 
в них запуталась и осталась.

Я потом не вспомню смысла -
для кого, зачем, откуда,
появлялись эти мысли,
эти звуки, словно чудо.

(в качестве знакомства...)

А   
Это первый крик. И иногда последний. И часто – боль.
Это первая буква в названии всех континентов, кроме того, на котором живем мы, и все из-за Европы. С детства было странно – почему нас так выделили.
Это первая буква моей фамилии.
Это зима из детства, с рыжими, радостно-пахучими и, как выяснилось позже, целлюлитнокожими Апельсинами, красными внутри «корольками». Когда апельсины, значит, скоро лучший праздник. А недалеко за ним и день рождения.