Цикл стихотворений «АНТИПРОКРУСТ»

Антипрокруст

* * *
Господи,
он — слишком взрослый,
а я — слишком ребёнок.
Наше общение —
сплошное недоразумение.
А вдруг он тот самый Инквизитор?
                * * *
Я боюсь прокрустовых кроватей,
мягко застеленных и не очень.
Я боюсь нимбов, царапающих
Твои Небеса и моё небко.
Я боюсь тех, кто знает, но не думает,
кто верит, но не чувствует.
Я боюсь друзей, которые не отличаются от врагов,
и рабов, которые не свободны.
Я боюсь говорящих краденными словами,
особенно правильными.
Но в любви нет страха...
Прости мне, Господи!
                 * * *
Между формой и бесформенностью — я.
Узкий путь — не узкоколейка...
Форма всё время стремится к Прокрусту.
Поиграй со мной, Господи!
2011

Голос-логос

Целясь в цель,
обретаю слог,
голос-логос.

Как-будто Бог
слово дарит
и цельность вмиг.

Ветхий днями*
меня настиг.

Целое,
белое —
пелена.

Проступает
пути
вина.

Логос — суть,
голос — путь:

не
свернуть.
2012

В Гефсиманском саду

В Гефсиманском саду
тишина и покой.
Только адская боль
неотступно со мной —
сердце мне разрывает.
Стенает душа:
смерть вонзается жалом
по чуть-чуть, не спеша.
Мне бы птицею в небо
вспорхнуть — улететь,
мне бы жизнь, словно песню,
скорее допеть.
Растопырив ладони,
черпать облака...
Жизнь уже невозможна,
смерть же медлит пока.
2012

Распятие

Распятие длится долго.
Дольше смерти.
Жизнь — распятие:
длится длиною боли.
Мучители —  спят.
2012

Последний Поэт

Сердцем истёртым до дыр
Поэт обратился к Богу:
«Ты потерпи немного —
я протираю мир.

Держу его на плечах,
и берегу до времени.
Дыры мои — в свечах
чтоб пламень горел у племени».

И светел был лик,
и ярок был блик —
но умер старик.
2012

Стиха стихия стихла

Стиха стихия стихла.

Не в ком жить
огню небес —

стихами плачут
боги.

Закрыты в небесах
стихов чертоги.

Любовь устала
не любить,
а ждать

кому себя
стихийно
передать.

Кто облечется
в сей хитон
грошовый
и шутовской
колпак?

Венец терновый
разгрызли псы.

Алкают нынче крови,
а не стихов.

И Бог убит
давно.

Усталые утробы
ищут смерти —
им жизнь скучна.

Их развлеченье —
гнусность.

Жизнь нынче —
пошлая ненужность.

Рабы заполонили
горизонт.

Им вместо неба —
разноцветный зонт
вращает клоун,

чтоб рабы
уснули.
2012

Дыры — как дары...

Дыры —  как дары —
даны в подарок.

В день судьбы
снимается защита.

В час судьбы
душа насквозь пробита —

дышит болью,
чтоб взрасти любовью.
2012

Слова-заплаты

Слова-заплаты
на прорывы жизни
накладывают -
пластырь на глаза.

Болит? Заклеим!
Слой за слоем
слова укладываем
как асфальт.

Слова — для сна,
от зрячести —
слова.

А мне нужны слова -
для жизни.

Мне нужно Слово:
рву заплаты...

Болит? Отклеим!
Пусть живёт душа.
2012

Уверение Фомы

Взгляд постороннего

Фома уверен — в Ране перст его,
а за углом
уже шипят чужие:
«Где это видано ходить дырявым?»
2012

Душа причёсана, как после урагана

М.
Душа причёсана, как после урагана,
удара током, гильотины, взрыва...
Душа — торчком, навыворот.
Наотмашь.
И навзничь.
Насмерть.
Господи, как больно!
Как страшно!
Я ли это?!
Вдруг — твоя рука,
протянутая через сотни мраков, страданий,
призраков, предательств, пропастей —
как радуга.
Её я обнимаю
крепко. Целую.
И хватаю гребень.
И радугу вплетаю
в облака
твои.
2011

Имена

Имена  горы
имена  лужи
имена в сердце
имена снаружи
имена добрые
имена важные
имена глупые
имена страшные
пустотой звенят
полнотой манят
то ли ввысь зовут
то ли боль сулят
2011

Мы все похожи

Мы все похожи
чем-то
на кого-то…
И на себя похожи —
чуточку
совсем.
2011

Я — как бокал

Я — как бокал,
заполненный
до половины
вином и радостью,
но больше — пустотой.
Не кланяюсь,
чтоб не излить,
но поклоняюсь,
дабы исполниться.
Неведомой тоской
душа томится,
предвкушая чудо.
Я гостя жду —
из ниоткуда.
2011

Читаю знаки...

Читаю знаки — весточки свободы
в любви Твоей, Господь. Фрагменты
ликов, что хранят сердца простые
и лица. В них судьба взрастает
и расцветает ликами — цветами
родного дальнего.

Туманом даль одета,
и письмена Твои как млечный почерк
сокрыты — не согреты.
Кто согреет?

Пути Господни —
млечные пути —
написаны в сердцах,
но не согреты.
Согреет кто?
2012

Я рыба и рыбак...

Я рыба и рыбак,
охотник и дичь,
стрела и мишень,
и лук,
и рука,
покоящаяся
после выстрела.

Я ли тот,
кто хотел поймать?
Я ли тот,
кто хотел убить?
Я ли цель?
Нет, я только путь.

Путь, который
когда-то окажется
пройденным
кем-то другим.
2012

Забыты слова чужие...

Забыты
слова чужие —
они не жили:
не проговаривались,
не вырывались
как крик,
как стон,
как звон
колоколов
или окон.

Лбом падать
на пол,
о слове
плакать:

мычать,
рычать —

звучать! —

только бы
не молчать...
2012

Нет никаких приличий...

Нет никаких приличий, знаешь, нет!
Приличия — для тех, кто неприличен,
кто заменил приличием обет
быть любящим, живым — и тем обычен.
Все нормы — в клочья,
если льётся жизнь,
как кровь из ран
и как слова из Бога.
Душа — разборчивая недотрога —
бежит условностей, взмывая ввысь,
законы Неба если в ней зажглись.
2011

Шары-деревья...

Шары-деревья
кружатся в вальсе.
Стучат колеса
и мчат всё дальше...
Открыты рощи,
сердца закрыты:
не верят листьям —
шары разбиты.
Пустые думы
тревожат души.
Большие крылья,
кривые ружья.
Шары-деревья,
кружась, уходят.
Чужие мысли
своих уводят.
Кривые рельсы,
гнилые шпалы...
Уходит поезд
к чужим вокзалам.
2012

И снова рвут его платье...

И снова рвут его платье —
рвут, как прежде,
не ведая, что творят.
Словно смысл их в том,
чтобы разрывать целое на части.
И что потом делать с этим рваньём?
Кому оно нужно?
Никому! Никому не нужно — я знаю.
И всё-таки рвут, рвут целое,
словно получают радость от этого.
Кто не умеет сшивать лоскуты
и штопать дыры,
тот рвёт платье на лоскуты,
чтобы потом плакать над ним.
А что ещё остаётся тем,
кто плакать над собой не может?
2012

Люди падают...

Люди падают
по-разному:
кто-то вниз,
кто-то вглубь,
кто-то ввысь.
2011

Когда слова, свои утратив смыслы...

Когда слова, свои утратив смыслы,
сравняются с землёй, —
словами станем мы.
Иль чернозёмом...
Всё равно — траве,
трава равна сама себе,
и только.
Вонзится боль копьем
в траву и небо,
и в слово, что срослось
с забытым завтра.
Не вспомнить:
не рыдать,
не рыть нам землю,
вонзая пальцы в тело.
Нет, не вспомнить!
Забыто всё,
печаль теряет слёзы.
Утрата эта —
худшее из зол.
2012

Примечание:

*Ветхий днями - Бог Слово, Христос последних времен. Согласно византийской иконографии, утвердившейся после Седьмого Вселенского собора, Ветхий днями понимался как Иисус Христос. В книге пророка Даниила описывается следующее видение:

«Видел я.., что поставлены были престолы, и воссел Ветхий днями; одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его – как чистая волна; престол Его – как пламя огня, колеса Его – пылающий огонь» (Дан. 7: 9).

«Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему» (Дан. 7:13).

Сюжет видения Даниила полностью повторяется, дополненный рядом подробностей, в Откровении Иоанна Богослова – различие лишь в том, что «Ветхого днями» Иоанн именует «Сидящим на престоле» и «Богом» а Сына человеческого – «Агнцем» (Откр. 5: 6-7).

Иисус Христос как человек подходит к самому себе как Богу. У Даниила Иисус Христос — человек («Сын Человеческий») походит к «Ветхому Днями» — т.е. к самому себе как Богу. В Откровении Иоанна Он как «Агнец» походит к самому себе как «Сидящему на престоле».

См. также цикл стихотворений «Быть рядом трудно...»