Наверху сошла с кустов роса, и внизу, под кустами блестит только в пазухе такого листка, где никогда и не просыхает. Коровы наелись и грудой стояли у болотного бочага.
Подпасок Ванюшка лежал на кочках дугой. Не сразу и догадаешься, как вышла дуга, он, должно быть, лег на кочку головой, но, пока спал, кочка умялась, голова опустилась, получился высокий живот, и голова и ноги внизу.
Я его давно знаю, —
Я стал трясти его и хохотать.
— Пей! — сказал он. — Вчера гулял на празднике, тебе захватил.
Спасибо, Господь, что все хорошо у меня,
Спасибо за то, что еще светло вечерами,
За то, что последний луч уходящего дня,
Словно осенний лист, прилепился к оконной раме.
Деревья молчат – поди, сочиняют стихи, -
Задумавшись, бурые листья из рук роняют,
И улицы стали вдруг так непривычно тихи,
Что кажется шумом неслыханным звон трамвая.
Мне мил в этот вечер почти невечерний свет,
Что небо окрасил в цвет некрепкого чая.
Душа словно знает на каждый вопрос ответ,
И этот ответ извечен и неслучаен.
В гостиной звучит негромко старинный романс,
И флейта в него вплетает узоры капризно…
Спасибо, Господь, что все хорошо у нас.
Кончается день. Еще один день из жизни.
Из глубоких шкафов достаются пальто,
И тепла уже ждать не приходится,
Только колокол радует вестью о том,
Что грядет Рождество Богородицы.
Кленов золото и позолоту икон,
Кроткий лик, море свеч (уж как водится!)
И в семейном кругу непременный канон
Нам сулит Рождество Богородицы.
Кто сказал, что судьба – недобра, нелегка,
И что небо с землею не сходится?
Тихо стелются под ноги нам облака
В этот день – в Рождество Богородицы.
Врут всё люди, привычка прескверная,
Волчьей стаей на одного,
Так надёжней, удобней наверное…
Хоть и больно, да ничего.
Правда жизни – враньё постоянное,
Самый модный сегодня ярлык,
Даже небо – судьба долгожданная,
Прикусило на время язык.
Что ж ты плачешь, разве не весело –
Волчьи морды с мозгами людей?!
Видишь? – Бог. Любили – повесили,
Пригвоздили, чтоб было больней.
Мне тут нравятся дети с собаками,
Слёзы неба – дождём на стекле
Или поле вон, с красными маками,
Капли Бога, на память земле.
2009
Мне всегда было интересно, не только что, но и КАК творили писатели. Причем, самые разные.
БАЛЬЗАК каждую ночь просил, чтобы его будили ровно в полночь, и садился за работу. Он писал часов десять-двенадцать подряд, под вечер ложился спать, а ночью снова писал. И такой режим в период создания своей «Человеческой комедии» он соблюдал месяцами.
«… Я не могу работать, зная, что мне надо куда-то идти, и никогда не сажусь за письменный стол на час или на два».
После того, как от перегрузки Бальзак однажды упал в обморок, он приспособился во время работы ставить ноги в таз с горячей водой, чтобы таким образом уменьшить «кипение в голове».
Что такое? Все друзья в разъездах,
В сером доме я опять один.
Снова пахнет осенью в подъездах
И для грусти тысячи причин.
Но моя печаль иного свойства,
От неё не холодно в груди
И с души уходит беспокойство
Под грибные лёгкие дожди.
Грусть, она по-своему красива,
У неё есть светлые тона.
Отчего-то вспомнилась мне ива,
Что стоит отшельницей одна.
Наклонилась ива над водою,
Словно исповедалась реке,
Так и я беседую с душою
И сжимаю волю в кулаке.
2009
Любка с трудом доковыляла до телефона. Всё тело болело, голова раскалывалась, в глаза будто впились тысячи острых иголок.
- Слышь, Димон, - прохрипела она в трубку, - привези дозу, а то сейчас сдохну.
- Пошла ты… - грубо ответили на том конце провода, - ты ещё за прошлый раз не рассчиталась.
Короткие гудки били в ухо набатом. Люба застонала и, скрючившись, легла прямо на стол. В голове крутились огненные шары и только одна мысль сверлила мозг: «Где достать деньги?». В какой-то лихорадочной пляске мыслей Любке вдруг показалось, что можно найти деньги в шкафу, среди книг, куда она иногда кладёт заначку от случайных заработков. Надежда дала силы.
Преимущество неверия
В споре между верой и неверием, который ведется извечно, а не только в наши дни и не между людьми только, но и в каждой душе человеческой, самый трудный вопрос для веры — этот: «Откуда и почему столько зла в мире?» Как часто приходится слышать: «Если бы ваш Бог существовал, разве Он допустил бы все это? Допустил бы это переполняющее мир страдание, личное и коллективное, эти несчастья, болезни, ужас разлуки и смерти, бесконечное торжество несправедливости, ненависти и насилия?»
В романе «Братья Карамазовы» Достоевский сводит все это к знаменитому вопросу о слезинке замученного ребенка. Иван Карамазов утверждает, что такого допустить нельзя, а если Бог допускает и малейшее зло в целях какой-то непонятной «будущей гармонии», то он почтительнейше возвращает Ему «билет».
Катя училась на пятом курсе в университете на физмате. Жила в общежитии вместе с тремя сокурсницами. Она во всём любила порядок и не переставала изумляться неряшливости и беспечности своих соседок по комнате.
Девчонки беззлобно потешались над её привычкой к аккуратности, зачастую устраивая ей маленькие розыгрыши. И тогда из их комнаты слышался заливистый смех девушек. Громче всех смеялась зеленоглазая, черноволосая Катерина, обладавшая прекрасным чувством юмора. Она никогда не обижалась на своих соседок по комнате. Ещё Катя отличалась глубокими познаниями в выбранной специальности. Училась отлично, и благодаря её научным разработкам, у талантливой студентки уже вырисовывались перспективы интересной работы и карьерного роста как минимум на десяток лет вперед. Углублённую учёбу Катя предпочитала общению с молодыми людьми.
«Синий чулок!», «Сухарь!» - именовали сокурсницы.
- Ты замуж-то как собираешься выходить?!!! – спрашивали они, - Бабий век короток. Так недолго и старой девой остаться!
Хорошо бы уйти из дому,
Взяв в дорогу лишь веру и честь,
В те края, где рады любому,
Просто так, потому что ты есть.
Хорошо бы свою половинку
В этой жизни нелёгкой найти,
Растопив одиночества льдинку,
Чтобы тихо с ума не сойти.
А ещё бы большого друга,
Что не струсит перед бедой
И в смертельном твоём испуге,
Смочит губы простой водой.
Хорошо бы зимой и летом
Видеть розы в своей душе,
Наслаждаясь небесным светом
И в чертоге, и в шалаше.
До последнего буду вздоха
Вам сердечный дарить свой слог,
Хорошо мне тут или плохо,
Ну, а дальше, как скажет Бог!
2009
Ты хочешь быть чистой росою,–
Иль грязью отравленных рек?
Омыться счастливой слезою,–
Иль горечью бед, человек?
Ты хочешь стремиться и строить,–
Иль похотью чувства кружить?
Ты хочешь стать спелой лозою,–
Иль древом бесплодным согнить?
Ты хочешь…
Пора возвращаться
Под трепетный ангельский зов,
С духовною ленью прощаться
Во имя священных трудов.
Ты хочешь,
старея,
скитаться
Во мраке растраченных лет?
Пора бы в себе разобраться,–
У вечности среднего нет.
Посвящается А.С. Пушкину, М.Ю. Лермонтову,и другим поэтам золотого века,трагически завершившим свою жизнь
Поэты века золотого
С огнем негаснущим в груди,
Пылали жизнью вы немного,
Не дотянув до полпути.
Вы оды правде посвящали,
Ее заветный ждали глас,
Но в час сомненья и печали
Она обманывала вас,–
Влекла на ссоры и дуэли,
В объятья ревности слепой…
И вот…
друзья не доглядели…
И вечен гения покой.
…
А я, любуясь вашим слогом,
Судьбу мечтая обмануть,
Подумал вдруг:
а был бы к Богу
Поближе правды вашей путь,–
Другой бы творчества дорога
Легла…
но время не вернуть.
Она всегда с улыбкой припоминала детство, и, не умея рассказывать складно, скупыми словами-штрихами набрасывала его: двенадцать братьев и сестёр, берег озера, особое послушание для неё, младшенькой — плести рыболовные сети. И раннее осознание важности своего труда: плохо сработаешь – голодать семье, а в ней ни много, ни мало – пятнадцать ртов. Всё это отпечатлелось в её душе рельефно, подсвечивая лицо до старости словно бы изнутри.
Мне было десять, бабе Варе – шестьдесят девять, и мы очень дружили.
Я бегала к ней с дальнего края деревни, вскачь и зигзагами, поднимая с дороги песок, а она узнавала меня издали по двум скачущим над клубами пыли косичкам. Мы часто сиживали в этом дворе, я вглядывалась в изрытое морщинами старческое лицо, серые глаза, сложенные на коленях натруженные руки, и голову кружил аромат яблок. Мы очень дружили, почти молча, люди из разных поколений, а может быть, даже и стран. Баба Варя казалась мне почему-то сизокрылой птицей, а перекошенный козырёк над её крыльцом — полуопущенным сизым крылом.
«Не в одном писателе художник пожрал человека»
Ян Парандовский*
«Искусство есть не цель, а путь»
Райнер Мария Рильке
Спать или не спать? — спрашивает себя автор будущего произведения. Если бы знать заранее, что напишешь шедевр, то…
Но так ли все однозначно, даже если точно цена жертвы (малой или великой) — шедевр?
Дело делай, а Бога не забывай
А послушайте же, детки, бабку Марью, рассказчицу. Жила в чащобе на лесниковом подворье Дарьюшка, сиротка. Доброй Даша росла. Любила под зиму сено лосям да кабанам в кормушки закладывать. Сама влезет на елку и любуется, как зверье лесное кормится. А сколько зверенышей больных да подбитых выходила – и не сосчитать. Дед Лексей хвалил ее: «Блажен, ибо скота милует…» В школу приходскую Даша урывками бегала, да от ребят не отставала – прилежная, слышь, была да умненькая. Одно плохо, в церковь редко Дарья захаживала. Священник, отец Василий, укорил ее раз: «Ты, Дарьюшка, добрая девочка и смышленая - что ж ты Бога-то забываешь! На молодых ногах тебе добежать на село – не то что деду Алексею… Православный христианин в храм Божий не только на Пасху да на Рождество появляется.» А Дарьюшке все недосуг – то с дедом на новых делянках лес сажает – сосенки молодые да елочки в грядах, то егеря понаедут – корми их всех!
Был в Скиту у аввы Силуана ученик по имени Марк. Этот юноша из знатного рода раздал нищим все свое имущество и пришел жить в монастырь. А так как он был прекрасно образован, то получил в монастыре особое послушание — переписывать богослужебные книги.
Кроме Марка, у старца было одиннадцать других учеников, но чаще других авва Силуан беседовал со своим писцом, находя в этом для себя большое утешение.
И дошло до того, что другие ученики стали роптать на своего учителя и поговаривать, будто авва Силуан завел себе любимчика.
Услыхав такие речи, монахи выбрали трех самых почтенных старцев и послали их к авве Силуану, чтобы тот объяснил: почему он больше других любит своего ученика Марка?
Молча выслушал старцев авва Силуан и повел их в кельи своих учеников.
— Брат! Пойди скорее сюда! Ты мне нужен, — повторял авва Силуан, стучась по очереди в каждую из дверей.
Но никто из учеников не спешил ему открывать: кто-то в этот момент пел псалмы и не хотел прерываться, другой старательно плел веревки и боялся из-за поспешности испортить все рукоделие.
Чедду Уолшу
«Да не умрет любовь и не убьет» (Дж. Донн)
I. ВВЕДЕНИЕ
«Бог есть любовь», — говорит евангелист Иоанн. Когда я в первый раз пытался писать эту книгу, я думал, что слова эти указывают мне прямой и простой путь. Я смогу, думал я, показать, что любовь у людей заслуживает своего имени, если она похожа на Любовь, которая есть Бог. И я разграничил любовь‑нужду и любовь‑дар Типичный пример любви‑дара — любовь к своим детям человека, который работает ради них, не жалея сил, все отдает им и жить без них не хочет. Любовь‑нужду испытывает испуганный ребенок, кидающийся к матери.
Я и не сомневался в том, какая из них больше похожа на Бога. Его любовь — дар. Отец отдает себя Сыну, Сын — Отцу и миру и, наконец, дарует Отцу самый мир в Себе и через Себя.
Дождь лил не переставая. Туча опустилась низко над землей, и крупные дождевые капли, щедро поливали кусты, низко опустившие свои ветви к самой земле, пригорки с пожухлой травой на вершинках, пыльную дорогу, в один миг ставшую грязной и непроходимой. Дождь упруго хлестал по плечам сидевшего на корточках старого человека, стекая за шиворот холодными каплями.
Старик, казалось, не замечал ничего вокруг: ни дождя, ни порывистого ветра, ни ледяных струек, текущих по его спине.
Он, не отрываясь, смотрел на свеженасыпанный холмик земли, на одинокую ветку сирени, у подножия могилы, вбитую хлесткими струями в глину, и по его щекам, смешиваясь с дождем, текли слезы.
16 апреля, среда.
Встал в 6-25. Дима всю ночь ходил, не спал. Дверь била до утра. Сколько он выпил кофе накануне – даже он не скажет. Но в каждую чашку – 2 с верхом чайные ложки кофе и три сахара. Я, поддавшись соблазну, выпил вчера две таких чашки. Тяжесть в области сердца чувствовалась весь вечер и ночью.
Дима с утра богомудрствует. Позавтракав, философствовал в коридоре с Тамарой. Всё со смехом. Старец Иона из Одесского монастыря сказал ему, что он богоизбранный человек. Я никак до сих пор не могу его понять, но все, что он говорит – настолько проникновенно и «мудро», что теряешься. И это в 21 год!
(на день рождения друга)
Мир прекрасен, за всё слава Богу!
За любовь, за друзей и подруг,
И за то, что ты есть тут, Серёга,
Добрый мой и отзывчивый друг!
Кто сказал, что друзей не бывает,
А любовь – это призрачный сон?
Я сегодня друзей обнимаю
И люблю, потому что влюблён!
Помнишь день, на себя не похожий,
Я разбитый, страдая, лежал
И, как ангел небесный, Серёжа,
Ты тогда мне всё сердце отдал?
Я хочу, чтобы свет между нами
Не накрыло земной суетой.
И ещё, друг, скажи своей маме –
Она может гордиться тобой!
Пусть сегодня твой ангел-хранитель,
Улыбнётся на Небе, с тобой
И любовь не покинет обитель,
Что у нас называют душой!
2009
