Омилия

Тоскует душа, не зря...
И плачет-зовет: "Раввуни!"
Учитель, в какие края
она забрела? - одни
зыбучие, словно пески,
горячие волны тоски...
 

***

Запоминать движение волны

И гордых скал величественный абрис,

Свет маяка, закат и дерзкий парус,

И взгляд невесты: кроткие черты

И чашу поднесённую воды…

Бесчувственность — от преизбытка чувств,
забывчивость — от преизбытка памяти...
Контузия души — не вид искусств,
хотя изобразима на пергаменте.

Отдельный штрих орнамента — обрыв:
апгрейд не нужен, не поможет просто.
Не слишком сильный прошлого порыв,
как ураган, сминает жизни остов.

Сперва «Осанна», а потом «Распни» —
по кругу год за годом, час за часом.
Скорбящий сумрак утренний приник
к Его плечу, и на лице гримаса
в тени сокрылась. Полночь на душе:
в глазах рассвет ещё не начал службу.
Пусть каждый тела вдох уже тщедушен,
печаль к нему взывает: обмани!

Пускай подремлет радость в ярких снах,
Ты знаешь всё, что пережить не в силах
ни день, ни ночь, ни завтра, ни вчера.
Приснись — все спят: ещё Твоё сегодня.

Я хочу быть одной из жён,

что во Граде Тебя встречают,

со своим грудным малышом,

он «Осанну» Тебе воспевает,

и пусть старшие дети мои

пред Тобой расстилают ветви:

«Заходи в наш град, заходи!» -

так кричат в своей радости дети.

Священное Писание – не обычная книга, а Откровение Божие, Дар Божий падшему человеку во спасение. Забывая о своем падении, мы очень часто пытаемся толковать Святую Библию по своему грешному разумению, и впадаем в пагубное прельщение, то есть в гордыню самодостаточного рассудка.

В результате подобного «прочтения» плодятся секты и ереси, которые вводят людей в гибельные заблуждения, расколы, самочинные мнения, а в итоге, если Господь не вразумит, или вразумлению не внемлют – приводят к гибели души.

Противоречия, которых, на первый взгляд неочищенного ума и гордого сердца, неимоверное количество, на самом деле мнимы, так как воспринимаются буквально, вне контекста исторического времени, языка и внутреннего смысла многослойного духоносного текста.

С рассветом холодным на сердце взыграло

Сединным, родным, самоцветным Уралом.

И думалось крепко, и жадно дышалось.

Чем стал для меня этот город: Реж?

Поселилась боль у меня в груди
и оставить ее не могу.
Никаким судом не суди, человек:
с этой болью живу, как в аду.
Не заполнить бездну слезами - хоть плач...
Днем и ночью, всю жизнь, как дожди.
Кто приблизился к краю, хоть капельку зряч,
не заглядывай в пропасть - беги!
Колыбельные пой, чай для друга студи...
Полюби и псалмы, и святых...
А взгрустнется когда, в простоте помолись.
И держись, брат, держись... 
Это жизнь!
 

У меня на вербе - почки,
А на улице - метель
Сыплет снегом как из бочки,
Колким, словно карамель.

Улыбаются друг другу
Все, кто в храм пришел с утра.
Не страшна любая вьюга
Перед силою добра.

Сретение

И все это жизнь, 
Костер на снегу. 
И свет, на который 
Я с детства бегу.

Память века

Метель заблудилась в марте,
В том нет ничего дурного.
И нет той страны на карте,
Где люди не ищут Бога.

И нет того места в мире,
Где люди умеют не плакать.
На всяком пиру, в квартире,
Есть угол, где тонет слякоть.

 - Баба, смотри, что я нашел! – к Ирине Николаевне подбежал раскрасневшийся внучок Степа. Глаза его горели, он запыхался – еще бы, такое приключение! 

Дедушка попросил его помощи, чтобы разобрать полуподвальное помещение в их дачном домике, то таинственное место, куда Степку тянуло с неудержимой силой, но вход в эту «пыль и хлам» доселе был ему был строго воспрещен. А сейчас он копался в большой коробке с игрушками, появившейся на свет из недр подвала.Дедушка попросил выбросить сломанные, а крепкие  оставить для игры. Какие же сокровища были там! У Степки разбегались глаза. В пять лет немного нужно, чтобы удивиться и обрадоваться…

"Бог говорит с человеком не словами, а обстоятельствами жизни". (Епископ Тихон Шевкунов)

Сколько раз я замечаю, что складывается ситуация - я начинаю кого-то утешать, и вдруг понимаю, что мои слова человеку -ответ от Господа на мои собственные недоумения, то есть я другому человеку говорю слова, которые на тот момент почему-то не могла сказать себе...

«Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе» (Исход 20:12).

- А вы, вы-то сами какие! – выкрикнула Алка запальчиво в лицо маме, - Не хочу больше вас видеть! – это было адресовано отцу, растерянно смотревшему на искаженное злостью лицо дочери.

Алла хлопнула дверью и умчалась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

Безответственные,
потому что ответные
слова
приходят, как дождь
на поля.

Подчиняются силе зова
званые — отозвавшиеся —
избранные.

Счастье —
на всё проливаться
словами зова:
отзываться и звать.

Про «вывих» мира говорил ещё Гамлет. Через личную трагедию он обнаружил зло мира, которое видится неуничтожимым. Идеал и реальность человеческой жизни слишком сильно расходятся. «Человек не радует меня», — констатирует Гамлет, которым движет не кровная месть, а широкое желание «вправить этот вывих». Подобное стремление, наверное, есть у каждого из нас, но всё время чего-то недостаёт для его реализации — быть может, решимости. Мы часто опускаем руки и сдаёмся даже без боя — мол, мир не исправить. Мы не утруждаемся гамлетовским вопросом сражаться или нет за исцеление мира, потому что желание «вправить вывих», именуемый злом, нам кажется безумным, лишённым смысла. Мы считаем себя достаточно умными, чтобы не сражаться с «ветряными мельницами». Но, может быть, мы просто не там ищем решение, не тем оружием сражаемся (или не сражаемся).

Когда скрипит, упрямится, строка

Когда ты суетой измят и выжат,

Мне хочется – хотя бы напрокат,

Как в детстве – взять просмоленные лыжи,

И сына повести в сосновый храм,

(В который не ступал, должно быть, годы),

И открывать, как будто, по слогам,

Премудрости классического хода.

Сегодня в небеса никак не наглядеться:

И радость, и вина мои передо мной.

Я «доченькою» звал тебя в игристом детстве,

А нынче – камнем стал, и горькой тишиной.

Дела и суета: одно, другое вечно…

Прости меня! Прости! Не ново на Земле

Укутывать в стихи девичий сон и плечи,

Но где сыскать таких, чтоб вымолить тебе

Все реки 
сплетаются в общий канат,
чтобы течь к океану.
Канатоходцы идут по нему
как единое племя —
един человек,
прикормивший время
пищей вечности.

Гигантское дерево,
в небо растёт как канат.
Плодоносит обильно -
для птиц, прилетающих 
время от времени.

 ЛЕТЧИК

Жорж, низкорослый старичок с плешивой головой и огромной бородищей, пономарь новый, в алтаре от всего испуганно шарахается и крестится невпопад. Состоял он прежде недолго сторожем и одновременно дворником при храме: ночью блаженствовал на топчане в сторожке, днем помахивал метлой по дорожкам внутри ограды. Числился Жорж лицом без определенного вида жительства, но , обосновавшись на приходе, стал выглядеть вполне  прилично, прибарахлясь «шмотками» , оставленными на паперти прихожанами. Как же иначе: « форс» держать надо — в авиации, бабкам хвастал, в молодости служил.