Омилия

Рубрика «Незаслуженно забытые твердыни»

Последний оплот православия в Малой Азии

Забытая империя

Время от времени в желтовато-коричневатой прессе муссируются полуфакты об имперской угрозе и вреде империй, «нанесённых человечеству», фактически в обществе уже много лет нагнетается – наравне с иными «новоидеологическими» пропагандистскими штучками – ощущение, которое трудно не назвать «империофобией» или русофобией (причём господа, увлечённо брызжущие слюной на восток, забывают, что единственная империя, реально существующая в мире – это расползающаяся на Западе, и запускающая щупальца в иракскую нефть, столь обожаемая ими Америка); нет ничего опаснее полуправды, эту истину важно помнить всем.

Шаляпин: чем запомнилось детство? 

Иногда встречается подобный стереотип: якобы великий русский бас Фёдор Шаляпин – барин из богатой или относительно богатой семьи, любитель кутить и пьянствовать, жить «на широкую ногу», которому всё пришло «на блюдечке с голубой каёмочкой», легко, без особых трудов. 

И то, и другое, и третье – совершеннейшее заблуждение, крайне поверхностный взгляд. 

Давайте посмотрим, как всё начиналось:

Маленькому Феде пять лет. Мерцает лучина, за окном слышен дождь, «в трубе вздыхает ветер» (именно так спустя годы Шаляпин вспоминал своё детство).  В полутьме прядут четыре женщины, среди них мама Феденьки.  Прядут и, развлекая друг друга, рассказывают страшные истории.  Например, о том, как прилетают по ночам к молодым вдовам их умершие мужья.  Сперва летит огненным змеем, рассыпается искрами над избой, и затем оборачивается в печи воробушком, выскакивает из печи, превращаясь в человека.  Только вместо спины у него – зелен огонь, и коли тронуть его – сжигает вместе с душой…

Случилось так, что, упав, отец вывихнул ногу, да так серьёзно, что с трудом доковылял домой.  Мать пришла в отчаяние – ведь отец был добытчиком в семье, работая в «управе», переписывал какие-то бумаги и тем зарабатывал на жизнь. 

Мать пригласила знахарей, которые натирали вывихнутую и распухшую ногу какими-то вонючими снадобьями, даже огнём прижигали.  Толку от их колдовства было маловато и отец будущего величайшего певца всех времён и народов долгое время не мог встать с постели. 

Именно этот случай заставил родителей покинуть свой деревенский домик и переехать в город – поближе к месту работы отца.  Маленькому Феде только исполнилось шесть лет. 

Фёдор Шаляпин позже вспоминал, что ему не нравилась шумная и грязная городская жизнь.  Ютились все пятеро – два брата, сестра и родители – в маленькой комнатушке.  Мать тоже уходила зарабатывать – мыла полы у людей, стирала бельё.  С утра до вечера дети сидели, запертые в комнате.  Хибарка, вся из дерева, могла сгореть, случись пожар, за считаные минуты.  И дети, конечно же, сгорели бы в пламени. 

Отец отдал Федю в учение к сапожнику Тонкову, который был мальчику ещё и крёстным отцом, а не только мастером, учителем. 

Шаляпин вспоминал через годы это время:

«Я и раньше бывал у ТонкОва, ходил в гости к нему с отцом и матерью.  Мне очень нравилось у крёстного. В мастерской стоял стеклянный шкаф, и в нём на полках аккуратно разложены сапожные колодки, кожа.  Запах кожи очень привлекал меня, а колодками хотелось играть.  И всё было весьма занятно.  А особенно нравилась мне жена Тонкова.  Каждый раз, когда я приходил, она угощала меня орехами и мятными пряниками. Голос у неё был ласковый, мягкий и странно сливался для меня с запахом пряников; она говорит, а я смотрю в рот ей, и кажется, что она не словами говорит, а душистыми пряниками.  Позже, когда я приезжал в Казань, уже будучи артистом, встречаясь с этой женщиной и разговаривая с нею, я испытывал от её сдобного голоса то же самое ощущение воздушный мятных пряников. 

Отдавая меня сапожнику, отец внушал:

- Научишься шить сапоги, человеком будешь, мастером, заработаешь хорошие деньги, и нам от тебя помощь. 

Сельские хороводы, песни женщин зимними вечерами, за пряжей… Да, всё это, конечно же, оставило свой отпечаток на любви Шаляпина к музыке. 

Но было и ещё что-то. И это «что-то» относится ко времени, когда Шаляпины уже перебрались в город. 

У домохозяина, купца, одна из дочерей играла на фортепиано.  Федя был потрясён музыкой – хотя поначалу думал, слыша небесные звуки, что девица играет на шарманке.  Но вскоре мальчик узнал, что купеческая дочь «выколачивает музыку пальцами». 

И он часто думал – вот бы научиться так самому!..

Вдруг, словно по щучьему веленью, кто-то во дворе устроил скромную лотерею – разыгрывался старый клавесин.  Шаляпин годы спустя вспоминал: «…отец с матерью взяли для меня билет в 25 копеек и я – выиграл клавесин!  Я безумно обрадовался, уверенный, что теперь научусь играть, но каково же было моё огорчение, когда клавесин заперли на ключ, и, несмотря на мои униженные просьбы, не позволяли даже дотронуться до него. 

Даже когда я подходил к инструменту, взрослые строго кричали:

Жарким летним днем художники, писатели и краеведы возвращались в «культурную столицу» Урала из Коми округа. День к вечеру подрумянился как раскаленный на сковородке орех. Земля под ним была красная. Горячий от солнца «Соболь» с затемненными стеклами легко и радостно катился по пыльной дороге, подпрыгивая на ухабах как серебристый кузнечик. Километры лесов, полей и рек пролетали за окнами и ковровой дорожкой наматывались на ось времени. Пассажиры «Соболя» весело перешучивались, пробуя сытный пармский квасок и время от времени иронизировали над водителем, отмечая его день рождения задушевными поздравлениями. Эй, Серега, гляди на дорогу! А мы за тебя кваском охладимся, - балагурил художник Семеныч, с открытия выставки которого и возвращался чуть захмелевший народ. Оператор Оксана со старенькой видеокамерой сидела справа, у выхода, с самого начала пути она открыла боковое окно и подставила лицо под прохладный ворвавшийся ветер. От ветра немели скулы и губы, но Оксана пыталась сбросить наваждение, от которого она долго не могла прийти в себя. Странные чувства нахлынули на нее внезапно, и, забрав в плен, затягивали в густую горячую воронку.

Радость начинается в сердце.
Радость обретается с Богом –
Чистой простотою младенца,
Верою живой, без подлога.

Радость пропадает, где похоть,
Где лукавства привкус злонравный;
Радость увядает, где плохо
Для души, забывшей о главном.

Той душе, что ищет покоя
На земле…
              И алчет лишь хлеба –
Не избегнуть доли изгоя,
Ведь душа – причастница Неба.

Радость – не с мирского порога
Познают,
             вздохнувши беспечно.
Радость начинается с Богом.
Радость продолжается вечно…

2–3 .03.2010 г.
 

Повесть о преподобных Савватие и Германе Соловецких

Соловки… При этом слове перед глазами того, кто хоть раз побывал на Соловецких островах, или кто знаком с теми лишь по фотографиям или книгам, встают величественные стены Соловецкого монастыря, из-за которых виднеются купола монастырских храмов, в том числе главного из них — Спасо-Преображенского собора. Таким же величественным выглядит этот монастырь и на старинных иконах. Например, вот на этой, где Соловецкая обитель изображена такой, какой она была в начале ХХ века. Словно сказочный город «с златоглавыми церквами» стоит она на острове посреди «окияна-моря». К ней на пароходах и на маленьких парусных корабликах плывут богомольцы со всех концов необъятной России — матушки. Плывут на поклонение Соловецким святыням, Соловецким святым, которые жили и подвизались в этой обители в течение более чем пяти столетий со времени ее основания. Некоторые из этих святых изображены стоящими на облаках над Соловецкой обителью.

Повесть о Священномученике Иларионе, архиепископе Верейском, Новомученике Соловецком

…Много раз просили меня дети и внуки написать воспоминания. Про юность мою, про лагерь, про войну. Простите, родные мои, что не спешил исполнить ваши просьбы. Не хотел я тревожить прошлое. Мне о нем тяжко вспоминать, а вам — горько будет узнать о том, что довелось мне пережить в те годы, когда был я еще совсем хлопцем… Но все-таки решил я написать… не о себе, а об одном человеке, которому обязан всем, и жизнью своей — тоже. Ради того и берусь теперь за перо, чтобы память о нем была вовеки незабвенна.

Cердца – с обычными вразрез,
Светлее самой тёмной ночи,
Когда всё бесполезно, бес…
Среди бессилья многоточий,
Сердца-лучи отводят стресс,
А их не много, между прочим.
Слова, летящие в портрет
Стают привычными с годами.
Молчанье глаз: ни да, ни нет,
Потрогать можно лишь руками…
Слова пройдут сквозь силуэт,
С другими встретясь голосами.
И каждый век какой-то сбой,
И за церковными свечами,
Приходит время не с мольбой,
А с автоматом за плечами.
За строем вновь шагает строй…
На небо длинными ночами.
2010

Сейчас время подготовки к поступлению в ВУЗы (например, в МГУ дополнительное вступительное испытание, а проще говоря, устный экзамен по специальности еще никто не отменял). Как известно, без Бога не до порога, в том числе и ВУЗовского… О том, как успешно сдать экзамены, рассуждают православные люди разных профессий, но единые в своем стремлении жить по Заповедям Христовым и уповать во всем на волю Божию.

Отвечает религиовед Елена Чимбулатова, выпускница Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.

Я не хотел бы жить два раза,
Два раза совесть – под кровать.
Живут не только, чтобы брать,
Не размышляя, всё и сразу…
«Будь поскромней…», - учила мать,
Простая, памятная фраза

Застыла в сердце, как печать.

Пишу себе и сам читаю,
Что в жизни, (пусть она игра),
Не всё проходит на «ура».
Но, каждый вечер, день листаю.
И, если свежая дыра –
Я, как могу, её латаю,

Добром латаю, для добра.

Писать себе совсем не трудно,
Труднее высказаться вслух,
Когда народу больше двух
И нету веры обоюдной,
Стоишь, краснея, нем и глух.
Мечтать легко – открыться трудно,

Когда молчишь – рыдает дух.
2010

Читаете ли вы Священное Писание? Если нет или не часто, то вы много теряете. Те, кто это понял, стараются ежедневно читать Слово Божие, заучивая отрывки из него на память, и жить согласно Писанию. Поэтому неудивительно, что, уверовав в Бога и придя в Церковь, христианин первым делом берется за чтение Библии. Слава Богу, сейчас нет недостатка в изданиях Священного Писания, но на каком из них остановить свой выбор?

Оставь гадалкины сказанья,
Зачем зря душу бередить?
Живи и радуйся желанью,
Самой возможности любить.

По-настоящему, одну лишь,
Ту, без которой, всё не так,
Когда последний раз ты любишь
И каждый вечер – не пустяк.

Зимою, осенью и летом,
Едва пробившейся весной:
Она везде, и мир при этом,
Такой любимый и родной.

Цвети любовь! Уйдут печали,
Чтоб мы уже не по часам
Отрезок жизни измеряли,
А по счастливым голосам!

Оставь гадалкины сказанья,
Зачем зря душу бередить?
Живи и радуйся желанью,
Самой возможности любить.
2010

Оригинальный текст на укр. яз. здесь

На поляне зеленеет трава, вот-вот подует ветерок и нежно заколышет ее у ваших ног. Рядом стоит раскидистый дуб. Он одинокий и серый, будто бы неживой, но крепкие корни несут животворные соки к его кроне. Там уже появилось два первых листочка, и вскоре появится третий. А над ними плывут перистые облака и тают в небесной лазури. На противоположной стороне поляны вы замечаете огромное перо с надписью «Омилия»… Нет-нет, это не весенняя пастораль, просто вы оказались на сайте Международного клуба православных литераторов «Омилия», объединяющего более 70 авторов из восьми стран.

«Нет, не пейзаж влечет меня,
Не краски жадный взор подметит,
А то, что в этих красках светит:
Любовь и радость бытия». 
                                   Иван Бунин

Будто в край вдохновенной надежды,
Оставляя невнятную грусть, –
В мир стихов твоих, чистый и нежный,
Благодарной душой окунусь.
Здесь не властны ни беды, ни годы,
Но, желанным и близким маня,
Вновь и вновь оживает природа,
Ликом светлым встречая меня.
То осенней, то зимней, то вешней… –
Предо мною свежо предстаёт,
Первозданной красою нездешней
Сердце к вечности…
                               к Богу зовёт.

26.02.2010 г.

В ночь на семнадцатое июля Ольге Александровне приснился дурной сон:
незнакомая полутёмная комната, гулкий стук шагов по лестнице, яркий электрический свет и напряжённый мужской голос, громко сказавший в пустоту:
– Арестованные Романовы, попрошу всех одеться и пройти со мной, вас будут фотографировать.
– И Алёша? – Ольга Александровна узнаёт знакомые интонации императрицы Александры Фёдоровны.

Луч света посетил алтарь
Все озарились в нём сияньем:
Священник, диакон, пономарь,
В своём молитвенном стояньи.
С иконы Бог на нас глядит
Свет Истины – на свет, что тварен.
Нам этот вечный миг подарен,
О, будь пришедший благодарен,
Спасенья путь тебе открыт.
Спасенье душу бередит,
Она в раскаяньи восплачет,
Преобрежённых чувств не спрячет,
Своих грехов не пощадит.
Уйдёт когда-то солнца свет,
Погаснут восковые свечи,
Но Свет Духовный будет вечно
Хранить в природе человечьей
Нетленный благодатный след.
2008 г.
 

Повесть о преподобных Зосиме и Германе, Соловецких чудотворцах

ГЛАВА 1. В которой мы знакомимся с мальчиком, у которого было сразу два имени, его бабушкой и его таинственным дедом-художником.

Жил на свете мальчик, у которого было не одно имя, а сразу два. Вы спросите – разве бывает такое? Значит, бывает. И ничего странного и чудесного в том, что он имел целых два имени, не было. Просто этого мальчика звали Эдуардом, по-домашнему, Эдиком. А, поскольку имя это не православное, при крещении священник дал ему другое, православное имя – Зосима. Вот так и вышло, что у одного мальчика оказалось сразу два имени.
Жил Эдик, он же Зосима, в Москве, вместе с папой и мамой. Вот как-то раз вздумалось его родителям съездить отдохнуть за границу, в теплые края, на остров Кипр – в море покупаться, позагорать, а заодно и всяких заморских диковинок насмотреться. А Эдика на семейном совете решено было отправить погостить к бабушке. Не на юг, на Север. В город с необычным, небесным названием – Архангельск.

17 июня сего года произошло поистине судьбоносное событие в культурной жизни Обнинска. Глава местного самоуправления Владимир Савин сообщил творческой интеллигенции и общественности наукограда о создании Фонда «Культурное наследие Обнинска». Эту благую инициативу поддержало и городское бизнес-сообщество, а именно — учредители Фонда «Усадьба Белкино» и его президент Олег Есинский.

Свершилось!.. Отныне в нашем городе культуру не будут финансировать лишь по пресловутому остаточному принципу. Теперь финансовую поддержку из «культурного» фонда получат не только учреждения культуры (библиотеки, музеи), но и талантливые писатели, поэты, художники, музыканты.