Случилось так, что, упав, отец вывихнул ногу, да так серьёзно, что с трудом доковылял домой. Мать пришла в отчаяние – ведь отец был добытчиком в семье, работая в «управе», переписывал какие-то бумаги и тем зарабатывал на жизнь.
Мать пригласила знахарей, которые натирали вывихнутую и распухшую ногу какими-то вонючими снадобьями, даже огнём прижигали. Толку от их колдовства было маловато и отец будущего величайшего певца всех времён и народов долгое время не мог встать с постели.
Именно этот случай заставил родителей покинуть свой деревенский домик и переехать в город – поближе к месту работы отца. Маленькому Феде только исполнилось шесть лет.
Фёдор Шаляпин позже вспоминал, что ему не нравилась шумная и грязная городская жизнь. Ютились все пятеро – два брата, сестра и родители – в маленькой комнатушке. Мать тоже уходила зарабатывать – мыла полы у людей, стирала бельё. С утра до вечера дети сидели, запертые в комнате. Хибарка, вся из дерева, могла сгореть, случись пожар, за считаные минуты. И дети, конечно же, сгорели бы в пламени.
То ли судьба хранила, то ли находчивость старшего брата – Феди Шаляпина. Он умудрялся вытаскивать часть рамы в окне, и все трое убегали на свежий воздух, на улицу, не забывая вернуться к вечеру, до прихода родителей. Раму будущий актёр и певец аккуратно ставил на место, и всё оставалось «шито-крыто».
И всё равно, долго тянулись минуты или часы до прихода матери (она возвращалась раньше отца). Вспоминались какие-то мрачные истории, а тут ещё непонятный шум снаружи, странные шорохи за дверью… Дети забивались под одеяло, и лежали, несмотря на летнюю жару, боясь шевельнуться.
Конечно, ужасно радовались, когда рука мамы спокойно отпирала замок двери.
Дверь вела в полутёмный коридор. Что-то вроде «чёрного хода» в более представительную квартиру генеральши.
Один раз генеральша, встретив малыша в коридоре, ласково заговорила с ним, и спросила, грамотен ли он. Получив отрицательный ответ, сказала Феде, что её сын обучит его грамоте.
Учёба шла на удивление легко, Федя быстро научился читать, и даже читал генеральше вслух по вечерам. Но вот тут-то и началось что-то поистине странное: прочитав страницу, мальчик никак не мог сообразить – куда её перевернуть. Перекладывая несколько раз, путался, и вновь начинал читать генеральше уже прочитанное.
Получив объяснение, куда и как переворачивать, начинал читать снова и, дойдя до последней строчки, зачем-то снова переворачивал страницу назад. Однажды генеральша настолько рассердилась этому «дежа вю», что в сердцах обругала Федю.
Но и это не помогло, вспоминал спустя годы Шаляпин: «…Дочитав страницу до конца, я всё-таки не знал, куда её повернуть, и горько разрыдался. Мне кажется, что ни раньше, ни после я не плакал так горестно. Эти слёзы, видимо, тронули генеральшу, и она сказала мне:
- Довольно читать!
С той поры я перестал к ней ходить».
Читать Феде, несмотря на такую историю, очень даже нравилось. Он хватал всякую печатную бумагу, которая попадалась на глаза, и жадно читал. Однажды он взял поминание и прочёл там:
«О здравии: Иераксы, Ивана, Евдокии, Фёдора, Николая, Евдокии…»
Николай и Евдокия – понятно, брат и сестра. Фёдор – он сам. Иван, Евдокия – тоже понятно, родители.
А что за слово такое – Иеракса?..
Слово казалось Феде страшным. Представлялся разбойник или, хуже того, колдун…
О дальнейшем Шаляпин вспоминал в книге «Страницы из моей жизни»:
Набравшись храбрости, он спросил отца, кто это – Иеракса?
И отец рассказал так, что запомнилось на всю жизнь:
- До 18-и лет я работал в деревне, пахал землю, а потом ушёл в город. В городе работал всё, что мог: был водовозом, дворником, пачкался на свечном заводе, наконец попал в работники к становому приставу Чирикову в Ключищах, а в том селе при церкви был пономарь Иеракса, так вот он и выучил меня грамоте. Никогда я не забуду добро, которое он этим сделал мне! Не забывай и ты людей, которые сделают добро тебе – не много их будет, легко удержать в памяти!..