Нет, не осталось плача...

Нет, не осталось плача,
Выведут — полетим,
Всадники в красном скачут,
Шепот листвы затих.

Всадники рвут из ножен
Тонкий и острый меч,
Точно лишь так возможно
Мир от войны сберечь.

Мой беззаветный рыцарь,
Воин столетных битв,
Где нам от стрел укрыться,
Острых избегнув бритв.

Их время давно подорвано...

Там все звезды героев сорваны,
И думали — скрылись за временем,
А их время давно подорвано
От слепого и злого племени.

Виноваты — искали, глупые,
Но не ведали, как рассыпано
Меж ладоней с хромою скупостью,
То ли верными, то ли крысами…

То ли мыкались, то ли вырвали,
Знамя страшное — вот унылые!
То ли ров, то ли боль и вырыли,
А остались горбы постылые…

Война — страшное слово!

Война — страшное слово!
В сердце клокочет — колокол!
Плавится, льётся олово,

Жертву приносят Молоху:
Веру святую, родину.

Время без меры суровое:
Только начало пройдено.

Бисер, под ноги брошенный —
Зверствует враг непрошенный.

Заказная ложь на поражение

Ложь, повторенная тысячекратно, становится правдой
Йозеф Геббельс

Крыса, в разговоре с хомяком:
— Отчего такая несправедливость?! Мы оба — маленькие и пушистые. Но тебя все кормят и обожают, а меня норовят, то — палкой, то — кирпичом, а то — крысиным ядом!
Хомяк в ответ:
— У вас, у крыс, пиар плохой…
Анекдот последних лет

Считается, что первой на войне погибает истина. Но что, если на многих войнах современности истина уже была мертворожденной? Причем, не только в вооруженных конфликтах. В революциях тоже. Инициаторы этой лжи считают, что войну можно выиграть на поле боя, но проиграть ее в международных СМИ. Зачастую так и происходит.

Дай выплакать мою беду...

Дай выплакать мою беду
здесь, в тишине, пока никто не видит.
Потом я по дорогам побреду,
и, может быть, дороги не обидят.

Дай выплакать кровавую слезу
за всё что было и за то что будет,
иначе крестик свой не донесу,
озлоблюсь средь преступных судеб.

Слеза не катится,
грудь вспорота — кровит:
мой дом разграблен
и мой друг
убит.
Мне ангел в небе вострубил —
зовёт;
страна безумная идёт
на эшафот.

Рассвет рисует вербы и вокзал

п. Буды

Рассвет рисует вербы и вокзал,
И голубей на площади пустынной,
Небес плывущих синие глаза,
И магазинов линии простые.

Рисует он качели без детей,
Сны непробудные ночных кафешек.
Нет суеты тревожных, диких дней,
Где дух нечистый на дрожжах замешан.

А сколько здесь прошло родных людей!
А сколько здесь событий пролетело!..
Мой край и воспаривших голубей
Рассвет рисует красками умело…

Как больно, Господи...

Как больно, Господи, и трудно
Твоим сынам!
Отныне  почести  иудам
и ордена.
Предатели, вас покарает
любовь отцов!
Изменою вы изловчились
увлечь слепцов.
Надеждою святой на Бога
народ спасён,
и праведник над вами будет
превознесён.

Свет снова рвётся...

Свет снова рвётся во тьму напрасно:
Непроницаем духовный мрак.

Ждать – невозможно, смотреть – ужасно,
Но Слово было: «Да будет так!»

Избави, Боже, от междометий,
От исступленья в полночной мгле.

Святая правда немногим светит,
А мiр как прежде – лежит во зле.

Родному слову вторят дети...

Родному слову вторят дети,
Куда их мать ни позови…
Не можешь, сердце, не ответить
На зов Евангельской Любви;
Не можешь, сердце, яд порока
Пить, наслаждаясь и шутя, –
Пока носитель твой жестоко
Не обесчестит злом тебя.

3.07.2011 г.

Беда не спросит...

Беда не спросит
прийти ли в гости —
нагла
как смерть.
Не дай ей хлеба
даже горсти —
она как смерч
сожрёт и дом, и жизнь,
и веру
твоих отцов,
откроешь если
сдуру
двери
своих дворцов.
Когда усядется
на троне
с тризубом смерд,
тогда не вспомнишь ты
откуда
зла круговерть.

Туман над Шпрее

Солнце после дождя, да еще какое! Майское, плодородное. Еще бабушка говорила: дождик в мае — жди хорошего урожая. И была права. Как правило.

Сегодня правило действовало безотказно. Но действовать ему пришлось недолго: дождь начался снова, а до урожая было еще далеко.

—  А кто сказал, что все будет сразу? Сначала — природный полив.

Он бойко сбежал вниз по лестнице. Все соседи были на работе, будто оставили свободное место специально для него. Улица толчеей тоже не отличалась: только насупленная прохожая осторожно вышагивала вслед за своим бульдогом, тихо хрюкающим при ходьбе.

В вербное воскресение

Не кричи, мой милый мальчик,
потерпи еще немного.
В храме душно, знает мама,
знает, что толпа народу,
что толкают нас с тобою,
видит вербу под ногами...
Я тебе секрет открою,
милый мальчик, понимаешь,
мы с тобой встречаем Бога.
Он к нам едет на ослёнке,
в переполненный наш город,
в храм, стоящий возле стройки.
Он зайдёт - преобразятся
эти стены, лица эти,
Он проедет среди храма,
нам с тобой Его бы встретить!
Потому не плачь, не надо,
улыбнись, сынок мой милый.
Мы поднимем с пола вербу,
чтоб ее не раздавили.

Для Бога все незаменимы

Вспомните как часто мы в своей жизни произносим вслух, или только лишь в уме страшную и одновременно странную фразу: «Незаменимых нет!». Под флагом этой фразы мы как бы вычеркиваем из своей жизни ненужных людей. Людей с которыми мы почем либо перестали общаться, которые в разной степени не нравятся нам. С этой фразой многих людей увольняют с работы, возможно и кто то из нас, будучи облеченным властью таким именно «лозунгом» лишили кого единственных средств к пропитанию семьи. «А по другому нельзя! Такой сейчас мир!», - вот оправдания наши.
 

Я знаю, что Ты говоришь...

           *  *  *

Я знаю, что  Ты  говоришь,
я слышу,  если б видела!..
Здесь – оглушающая тишь
и холод солнца  рыжего.
Расчет – пристыженный зверек,
Тобой во мне  напуганный,
тот самый черный уголек,
презренный мною.  Друга мне
не испросить…  О, Господи,
Твои расчеты   -  верные:
белее  сделать  кости нам
и  тяжелее -  тернии.

Станция в лесу

Глава первая

Казалось, что стук колес раздавался в этом лесу в несколько этапов. Сначала он был нечетким эхом за горизонтом. Чем-то вроде непроверенных слухов. Потом затихал в птичьем щебете и шорохе листьев. А уж потом нагло вырывался наружу в сопровождении поезда.

Поезда здесь ходили довольно редко, часто или даже регулярно? Стив не задумывался над этим вопросом: его беспокили другие, более важные мысли. Не он составлял расписание, не он регулировал движение поездов. Он здесь находился.

Сколько ему еще сидеть на этой станции, он не знал. Вокруг был осенний лес со всем, полагающимся ему разноцветьем. Редкие поезда не успевали нанести ему травму выбросом ненужной цивилизации.

Страницы