Вы здесь

Возмездие

Страницы

«Почитай отца твоего и мать твою, (чтобы тебе было хорошо и) чтобы
продлились дни твои на земле» 5-я заповедь Божия (Исх. 20.12)

Жила себе Раиса Кузьминична, ветеран Великой Отечественной войны, особо не тужила. Скромно жила, в маленькой крохотной квартирке, которая располагалась в старом покосившемся деревянном домике, в центре Самары. В своей маленькой квартирке ей было привычно и уютно. Есть где помолиться, поспать, да покушать, а чего еще старому человеку надо. Самое главное, ее любимый Покровский собор рядом, ходить далеко не надо. Конечно и свои небольшие неприятности были, болезни разные. Но когда тебе под восемьдесят, оно вроде бы так и полагается. Ведь не зря же в Библии сказано: что человеческий век «семьдесят лет, аще же в силах восемьдесят лет». Да еще сын единственный огорчал тем, что редко вспоминал о матери, все дела у него какие-то. «Никому старые люди не нужны», — вздыхала Раиса Кузьминична.

 Настоящее же огорчение Раисе Кузьминичне пришлось испытать, когда их дом определили под снос и ей предложили переселиться на окраину Самары. Уж куда только ни ходила она. Каких только порогов ни обивала. И в Райсобес, и на прием в администрацию, и в ветеранские организации, и к депутатам всех уровней, никто не помог. Все только руками разводят: чего мол вы хотите, не на улицу же вас выгоняют. Берите что дают, а в центре вам никто не даст, здесь квартиры дорогие. «Там же церкви близко нет», — жаловалась Раиса Кузьминична. «Ничего, — успокаивали ее, — нынче времена не те, построят вам церковь». Поняла Раиса Кузьминична, что от людей справедливости не добьешься, стала просить Заступницу рода человеческого Царицу Небесную. Вскоре пришло ей приглашение на встречу ветеранов 64-й Армии в городе-герое Волгограде. Там-то и повстречалась со своим однополчанином, генерал-лейтенантом в отставке Булховым Геннадием Петровичем. В том далеком, сорок третьем году, она, сержант медицинской службы, в разгар сражения вытащила с поля боя раненого капитана Булхова. Он ей потом в любви объяснялся, руку и сердце предлагал. Чуть было у них походно-полевой роман не состоялся. Да только не стала она нарушать слово, данное жениху, перед его уходом на фронт. Жених ее, правда, после войны лишь на недельку в Самару успел заскочить и дальше на японскую поехал. Там-то его и настигла самурайская пуля. Остался ей на память о тех днях сын. Так и прожила одна, воспитывая сына, да вспоминая о былом. «А ведь могла бы стать генеральшей», — смеялся Булхов при встрече в Волгограде. Ему-то она и пожаловалась о своих квартирных невзгодах. Генерал от возмущения и обиды за свою спасительницу даже лишний стакан водки маханул. Так что скорую пришлось вызывать. Но прощаясь, Булхов обещал помочь. «Ты не смотри, что я отставной, связи на верху у меня остались, чтоб твоих шелкоперов Самарских прижучить».

Не забыл боевой товарищ и бывший ухажер своего обещания. Задействовал свои связи в Москве. Оттуда последовал звонок в Самару и вот уже Раиса Кузьминична справляет новоселье в шикарной однокомнатной квартире, в центре города, с видом на Волгу. Ходит по квартире сноха да удивляется: «Надо же какая несправедливость. Мы втроем с сыном ютимся в хрущевке, со смежными комнатами, а эта старая святоша какие себе хоромы отхватила». Не любила она свою свекровь, ну, что тут поделаешь. Застарелая обида, за материнский совет сыну: подумать хорошенько, прежде чем на ней жениться. Ладно бы сама не любила, так и сына против матери постоянно настраивала. А внука-то и вовсе от бабушки постаралась отгородить. «А то еще научит мальчика молиться, — говорила она, — а сын должен расти современным человеком, без всяких предрассудков». Сын вырос действительно без всяких предрассудков, к родителям относился вполне по-современному — потребительски.

Только как вселилась Раиса Кузьминична в свою новую квартиру, сноха к ней стала относиться намного лучше. Даже мужу стала напоминать, чтобы мать навестил, да гостинцев каких-нибудь отвез. Внука к бабушке стала посылать: иди, мол, навести старушку, да спроси чего помочь. Дивилась таким переменам Раиса Кузьминична и радовалась несказанно. «Господь умягчает сердца», — говорила она. Внуку к бабушке нравилось ходить, так как можно было выклянчить у нее деньжат на юношеские забавы. «А куда ей пенсию девать, — рассуждал он, — старому человеку много ли надо». Теперь сноха частенько приглашала свекровь и к себе в гости. Посадит ее на почетное место за столом, а сама суетится вокруг нее, да между делом намекает, как бы хорошо всем вместе жить, одной дружной семьей. Такая перспектива Раисе Кузьминичне пришлась по душе, тем более при обмене, в новой квартире ей обещали выделить отдельную, самую светлую комнату. «И молись, мама, в своей комнате сколько твоей душе угодно, — закатывая глаза к потолку, умилительно вещала сноха, — никто тебе не помешает, а мы всегда рядом с тобой». Так и уговорили Раису Кузьминичну на обмен. Из двух квартир получилась неплохая трехкомнатная недалеко от центра. Раисе Кузьминичне, как и обещали, выделили хоть и небольшую комнату, зато на солнечной стороне. Очень она радовалась, что будет теперь жить с сыном и внуком вместе. Но не прошло и месяца, как она горько пожалела о том, что согласилась на этот обмен. Жизнь ее потихоньку превратилась в кошмар. Раиса Кузьминична расстраивалась, переживала, потом и вовсе занемогла и слегла в постель. «Зачем для лежачего человека такая большая комната», — решила сноха и перенесла больную в кладовку. Благо кладовка была просторная, во всяком случае, кровать и маленькая тумбочка для лекарств в ней уместились. Правда, в кладовке света солнечного уже не было и воздух был спертый. Но зато теплилась лампадка перед иконами. Лежала Раиса Кузьминична в полумраке кладовки, да вспоминала свою боевую молодость. Особенно вспоминался ей один случай. В самый разгар боя за тракторный завод в Сталинграде поползла она к своим раненым. Наткнулась на немецкого солдата. Лежит он, кровью истекает. Испугалась она, а вдруг сейчас пристрелит, ведь автомат-то при нем. Немец видит, что она испугалась, автомат откинул в сторону и, сделав усилие, улыбнулся ей, мол не собираюсь я в тебя стрелять. Жалко ей вдруг стало немца. Хоть и враг, конечно, никто его сюда не звал, сам пришел, а все равно жалко. Тот смотрит на нее печально, мол понимаю все и помощи от тебя не жду. Нет, не смогла уйти русская медсестра от раненого немца. Перевязала его и из своей фляжки напиться дала. Глядит на нее немец благодарным взглядом, рукой на небо показывает, мол Бог все видит. А как стала Раиса Кузьминична уползать от него, схватил он ее руку и прижал к своим губам. Когда вернулась, ничего про того немца рассказывать не стала, чувствовала, что никто ее не поймет и уж тем более не одобрит. Это был единственный раз в жизни, когда ей мужчина руку поцеловал, а так в только кино такое видела. «Где он сейчас этот немец, — думала Раиса Кузьминична, — в Германии правнуков нянчит, или косточки его во сырой земле необъятных просторов России лежат».

Слышит Раиса Кузьминична, кто-то вошел в квартиру. По шагам узнала внука. Сергей заглянул к бабушке в кладовку:

— Что, бабуль, лежишь? А нет ли у тебя стольничка? Мне на тетрадки для университета.

— Подойди, внучек, присядь сюда на кровать, я тебя тоже о чем-то попрошу.

Сергей прошел и присел рядом с бабушкой.

— Я, внучек, скоро помру, прошу тебя Христом Богом, сходи в церковь, приведи ко мне батюшку, чтобы исповедовал он меня и причастил.

— А откуда ты знаешь, что помрешь скоро? — засомневался внук.

— Мне ангел небесный об этом шепнул, — улыбнулась бабушка.

Сергей оглядел кладовку, как будто надеялся увидеть ангела. Неохота было ему идти, но все же согласился:

— Ладно, пойду, приведу.

На улице его поджидал друг Димка.

— Ну, что там, старая, отвалила тебе на пивко?

— Да вот, попросила меня привести к ней попа из церкви, говорит, что скоро умрет.

— Свежо предание да верится с трудом. Эти бабки еще нас с тобой переживут. Моя вот уж который год собирается помирать, а вчера на поминках у свата стакан водки заглотила и хоть бы хны.

— Нет, моя отродясь не пьет, она все молится.

— А моя не молится, она знаешь как попов чистит, и такие они и рассякие. Она у меня из идейных, по митингам разным любит ходить. Кстати, Серый, не забудь сегодня ночью на дело пойдем. Я тут тачку одну в соседнем дворе приметил. Обувка на ней классная, надо бы разуть. Я уже две ночи подряд хожу ее пинаю, чтоб орала. Так этот лох поехал в мастерскую и попросил уменьшить чувствительность сигнализации. Теперь секешь, мы все четыре колеса снимем, она и не пикнет.

Сергей выполнил поручение бабушки.

— Спасибо, внучек, — сказала благодарная Раиса Кузьминична, после ухода священника, ласково глядя на внука.

— Да ладно, уж чего там, — смутился тот, сжимая в руке пятьсот рублей, которыми бабушка на радостях одарила его из своих скромных сбережений.

— Подойди ко мне, внучек, — попросила бабушка, — дай я тебя поцелую.

Когда Сергей наклонился, она его перекрестила:

— Храни тебя Царица Небесная, — поцеловав, заплакала.

— Ну, что опять не так? — стал сердиться внук.

— Жалко мне тебя, не тому тебя мать учила. Но ты все равно ей не груби, мать есть мать, какая бы она ни была. А теперь иди, да будь осторожней, прежде чем что-то сделать, подумай хорошенько.

Теплится лампадка, освещает лик Пресвятой Богородицы. Лежит Раиса Кузьминична и шепчет молитвы. Вспоминает всех своих боевых товарищей и подруг, кого за здравие, но больше за упокой. Молится и о своем неблагодарном сыне, и о беспутном внуке. И уж совсем нет желания молиться за сноху, но ведь Господь повелел: «молитесь за обижающих вас», потому и за нее молится. Так с молитвой на устах и отошла раба Божия Раиса в мир, где нет ни болезни, ни печали. А в мире, который она покинула, как были, так и остались и болезни, и печали. До поры до времени они обходили семью ее сына стороной. Благодать почти ощутимым образом исходила из полутемной кладовки и освещала всю квартиру и живущих в ней. Не стала жить здесь раба Божия Раиса и благодать ушла из этого места.

Прошел уже год со смерти Раисы Кузьминичны. Внешне ничего не изменилось в семье ее сына. Но это только внешне, а на самом деле беда уже угнездилась здесь давно.

Сергей сидел дома и с нетерпением ждал прихода своего друга Димки Круглова. Тот должен был сгонять на «моторе» в Зубчаниновку к цыганам и привезти наркоты, но что-то задерживался. В предчувствии скорой ломки нервы Сергея были на пределе. Когда мать спросила у него, почему он не в университете, он наорал на нее, не стесняясь в выражениях. «Погоди, придет отец, я ему расскажу, как ты с матерью разговариваешь», — пригрозила она. «А пошли вы вместе с отцом, знаешь куда?». Когда он сказал, куда им идти с отцом, мать от возмущения не могла вымолвить ни слова, а лишь как рыба безмолвно открывала рот. Вскоре пришел Димка и они с Сергеем, заперевшись в комнате, стали готовить дозу. Димка долго хлопал себя по руке и жаловался Сергею.

Страницы