Начало

— Мой друг, состарилась я...

— Слишком рано.

— Вся молодость была обманом...

— А жизненность?

— Сплошные грёзы. Седа я,

словно куст в морозы.

— Куда ж теперь, в какие дали?

— Туда, где б люди не видали.

Перепутье

Куда ни глянь — кругом одна грызня.
Такая жизнь, такие времена.
Но как же быть, и кто поможет, а?
Алё, гараж! Вы слышите меня?

Не думайте, я вам не дам скучать,
Не оборву спасительную нить,
Тем более, когда так хочешь жить
И есть, что показать и рассказать.

Ещё вчера не верилось всерьёз
В стремительные ветры перемен,
В последнюю попытку встать с колен,
И за вопросом повторить вопрос.

Глупцы...

Пять кошек обходили тихо время
Здесь во дворе консервных дней,
Спрессованное страхом
вышло племя 
Навстречу им
в обход весне —
На холод, на катки и снега льдины,
Хотели высмотреть любовь,
Да только сердца льдинки-исполины
Не дали жизни и основ.

При власти были и при дикой силе,
А полюбить не смог никто,
Глупцы, прожить любовь дотла спешили
В консервной капсуле пустой.

Мученице Татиане

Агница Твоя, Иисусе, Татиана зовет велиим гласом: Тебе, Женише мой, люблю и Тебе ищущи страдальчествую и сраспинаюся и спогребаюся крещению Твоему и стражду Тебе ради, яко да царствую в Тебе и умираю за Тя, да и живу с Тобою, но яко жертву непорочную приими мя, с любовью пожершуюся Тебе: тоя молитвами, яко Милостив, спаси души наша. [Тропарь, глас 4]

Светло во страдании твоем возсияла еси, страстотерпице, от кровей твоих преиспещрена, и яко красная голубица к небеси возлетела еси, Татиано. Темже моли присно за чтущия тя. [Кондак, глас 4]

«Светло воссияла во страдании...» —
нам же радость не всегда светла,
слабостям своим во оправдание
ставим скорби... Будто сжечь до тла
всё былое проще и полезнее,
чем почтить родные имена!
Ходим по беспамятству — по лезвию
черному, и страшно вспоминать.

Возвращение

Поёт «звезда» в телеэфире
Про боль, любовь, войну и смерть.
А от тоски сегодня в мире
Быстрее можно умереть.

Дыра бетонного колодца
Буравит с крыш и до крыльца,
И тишина собой клянётся,
Что так и будет до конца.

А так хотелось на восходе
В беззвучном ласковом тепле
Сходить  к братишке, ставшем вроде
Седьмой воды на киселе.

Как монахи похожи на птиц…

Как монахи похожи на птиц,
Тот же взгляд проницательно-острый,
И молитва без сна, без границ,
Где душа — человеческий остров

Среди всех океанов мирских,
Направляемых волею Бога,
Человек из глубин из морских
Приподнялся, пустился в дорогу.

Он, приехав в святой монастырь,
Исцелился от лютых болезней.
И, читая святую Псалтирь,
Видел небо из ярких созвездий.

За что?

Этот деревянный домик, стоявший на окраине Михайловска, привлекал взгляд и радовал глаз каждого прохожего. Небольшой, но ладный, выкрашенный голубой краской, с цветущими геранями и глоксиниями на окнах, с невысоким забором, за которым виднелись любовно ухоженный огородик и густые кусты малины и смородины — ну, просто загляденье!

Жили в домике две семьи. Точнее, две вдовы. Как их звали, я уже не помню. Да и сами они чаще звали друг друга не по именам, а по отчествам — Семеновна и Прокопьевна. Каждая владела своей половиной дома и обустраивала ее по своему разумению. В той половине, где Прокопьевна жила, в каждой комнате в красном углу висели иконы, украшенные вышитыми рушниками и подзорами. Перед иконами теплились лампадки с веретенным маслом. А из-за самой большой иконы торчала толстая тетрадка в коленкоровом переплете, а в ней были разные молитвы записаны. И те, которые должно читать, коли придется волей или неволей идти в дом судебный, где пороги молчат, матица не проглаголет. И те, что спасут-сохранят раба Божия имярек от сороки-щекотуньи, от вороны-хлопотуньи, от еретика и еретицы, от колдуна и колдуницы… каких только молитв не было в той заветной тетрадке!

Сказочная азбука

(Стихи писались к уже готовым иллюстрациям)

А — Айболит, Аленка, апельсин

Добрый доктор Айболит,
Улыбаясь, говорит:
— Не волнуйся так, Аленка,
Спрячь микстуру и зеленку.
Не страшны для апельсина
Ни ветрянка, ни ангина!

Жертва вечерняя

… ибо на мгновение гнев Его, на всю
жизнь благоволение Его: вечером
водворяется плач, а на утро радость.

                                   Пс. 29:6

Вечером плач — а на утро
Радость от искренних слез.
Это прощает  слабость
Сердцам сокрушенным Христос.  

А в чём поэзии милость?!
Держит сочувственный вид,
Жертвы вечерней не просит,
Жалкой судьбы не простит.

Православие — не трон, а крест

В своё время я не написала статью под названием «Транспарантное христианство» — тема сложная, откладывала её на потом, увлекаясь другими. Страниц сорок подготовительных тезисов, образов, мыслей отчасти уже расползлись по другим текстам. Однако главная идея, которую я хотела донести до читателей, вполне отражается в заголовке. Мы умудрились превратить своё православие всего лишь в транспарант, в вывеску, в ярлык. С ним удобно митинговать, шагать в колонне на параде, его удобно демонстрировать внешним. С ним удобно заседать, обличать, обвинять. Транспарант мешает только жаждущему жить в стороне от шума, кто бежит во внутреннюю клеть сердца — ко Христу. Мешает он тому, кто внутри, а не вовне, кто не напоказ.

Как сказал кто-то мудрый, православие не для того, чтобы в нём гордиться, а чтобы в нём стыдиться. Об этом надо помнить сегодня, когда стало привычным как раз обратное — самовозношение, самовозвеличивание, самооправдание, самолюбование.

Мы почему-то думаем, что залезли на некий мистический трон, и можем сидеть на нём, свесив ножки и при этом возвышаясь над другими.

Беда и в том, что транспарант в наших руках — лишь отображение реальности, но не сама реальность, потому её легко потерять или подменить. И если действовать в несколько этапов, неспешно и незаметно, помалу заменяя мельчайшие элементы запечатлённого образа — идеала, то можно и вовсе исказить его до неузнаваемости.

Страницы