Плотин (Виктор Лега)

Плотин доказывал вечность человеческой души, хотя некоторые его предшественники — великие философы — сомневались даже в ее существовании. Главным вопросом его жизни и философии был вопрос «Почему люди ушли от Бога? И как им к Нему вернуться?» Но при этом философ не пошел искать ответа к христианам. Почему? В чем его философия? И почему считается, что именно Плотин «обратил в христианство» блаженного Августина?

«Божественное во мне, божественное во всем»

Плотин жил уже после Рождества Христова, в новую эпоху. Родился он в Египте в 204 году, скончался в Риме в 270-м. Сведения о его жизни довольно скудны. Его ученик Порфирий, написавший «биографию» философа «Жизнь Плотина», начинает ее словами: «Плотин, философ нашего времени, казалось, всегда испытывал стыд от того, что жил в телесном облике, и из-за такого своего настроения всегда избегал рассказывать и о происхождении своем, и о родителях, и о родине».

Но мы знаем, что примерно в возрасте 20 лет Плотин приехал в Александрию, чтобы получить глубокое образование. Он приходил в разные школы, но, разочаровавшись, оставлял их. Кто-то посоветовал ему обратиться к платонику Аммонию Саккасу. После первого же занятия Плотин вышел со словами: «Вот кого я искал!» На несколько лет он становится учеником Аммония — вместе с Оригеном. И кстати, до сих пор ведутся споры, кто был этот Ориген — тот известный философ и богослов или иной человек, его тезка. Историк Церкви В.В. Болотов в своем труде-диссертации «Учение Оригена о Святой Троице» пишет однозначно: «И Плотин, и Ориген были учениками Аммония Сакка».

Проведя несколько лет у Аммония, Плотин решил расширить свое образование, отправившись в... Индию. Добраться туда в те времена было весьма сложно. И Плотин присоединился к войску императора Гордиана, который в очередной раз собирался покорить Индию. Но войско было разбито, и Плотин, спасшись, отправился в Рим, где открыл собственную школу. По просьбе учеников он стал записывать свои лекции — их позже издаст Порфирий, назвав «Эннеадами», то есть «Девятками»: «эннеа» по-гречески — «девять». Почему «Девятки»? Порфирий увидел, что трактатов — 54, а это произведение чисел «6» и «9» — священных, согласно пифагорейской традиции. Вот он и решил, что эти трактаты священны многократно — 6 раз по 9 — и издал их как шесть «Девяток». С тех пор так трактаты Плотина и публикуют под названием «Эннеады».

К концу жизни Плотин тяжело заболел. И, чтобы не расстраивать учеников своим немощным видом, уехал в провинцию Кампания. Перед смертью он сказал ухаживавшему за ним ученику: «А теперь я попытаюсь слить то, что было божественного во мне, с тем, что есть божественного во Вселенной».

Эти слова — «божественное во мне» и «божественное во Вселенной» — ключевые для понимания философии Плотина.

Влияние Плотина на святоотеческую мысль было значительным. Может быть, даже большим, чем влияние Платона, потому что работы Плотина будут воздействовать непосредственно, а уже через них будут открывать Платона — так случилось с блаженным Августином: его именно Плотин обратит в христианство.

Говоря, «обратит в христианство», я не преувеличиваю. Августина пыталась привести к христианству его мать, святая Моника, его увещевал епископ Милана Амвросий, но... Августин напишет в своей «Исповеди», обращаясь к Богу: «Ты доставил мне через одного человека некоторые книги платоников, переведенные с греческого на латинский. Я прочитал там не в тех же, правда, словах, но то же самое со множеством разнообразных доказательств, убеждающих в том же самом, а именно: в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Этим платоником оказался Плотин, который и убедил в конце концов Августина в истинности христианства, что не смогли сделать в свое время ни мать, ни даже св. Амвросий Медиоланский.

Мы видим также влияние Плотина на преподобного Максима Исповедника, на святителя Григория Нисского, на Псевдо-Дионисия Ареопагита.

«Почему люди забыли Бога?»

Сложность понимания Плотина во многом обусловлена тем, что он, как и вообще греческие философы, излагал свое учение, не стремясь представить его в виде стройной системы. Поэтому приходится ее как-то «реконструировать». Я занимался этим довольно продолжительное время, так как писал диссертацию по философии Плотина.

Начинать читать Плотина, как мне кажется, надо с первого трактата «Пятой эннеады» — «О трех первоначальных субстанциях». Плотин задается вопросами: «Почему люди забыли Бога? И как сделать, чтобы вернуть их к Нему?» Возвратить к Богу можно двумя способами: первый — показать людям ничтожность материального мира, второй — показать превосходство мира духовного. Второй путь лучше, потому что, показав превосходство мира духовного, мы автоматически показываем и ничтожность мира материального. Поэтому Плотин выбирает именно второй способ.

Но почему же, ища Бога, он не стал христианином?

Давайте вернемся ко времени, когда Плотин искал себе учителей, посещая александрийские школы, — это важный момент. Александрия III века — крупнейший научный центр, где сосуществовали значительная иудейская диаспора, крупная христианская община, различные философские школы. Наверняка Плотин посетил и иудеев, и христиан, и отовсюду выходил разочарованным. Почему же близки ему оказались именно платоники? Потому что Плотин ищет разумный ответ на религиозный вопрос: как вернуть людей к Богу? — имея в виду и себя самого в том числе.

А что ему могли предложить христиане или иудеи? Разумеется, поверить в истинность их учений. Поверить, не требуя при этом никаких доказательств истинности своей веры. Причем поверить в совершенно абсурдные для обычного человека вещи — в пророчества, чудеса и особенно в воплощение и воскресение Сына Божия. Плотин же уверен, что вопрос обретения вечной жизни слишком важен, чтобы решать его на основе простой веры. Почему нужно верить христианам, а не иудеям? Иудеям, а не язычникам? И т.д. О таких, как Плотин, апостол Павел писал: «Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости, а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1:22–23). Плотин — классический эллин! Он приходит к христианам — ему говорят про крещение, причащение, — а он отвечает: «Это безумие! Я мудрости ищу. Понимаете, я ищу Бога, спасения, вечной жизни, а вы говорите мне: „Поверь нам“». Плотин ищет, требует разумных доказательств.

Почему из школы платоников он вышел со словами: «Вот что я искал»? Потому что Платон — научный философ. Он не просто говорит: «Верь мне!», он говорит: «Есть Бог, есть божественный мир идей, и мы вам докажем это, мы объясним, как в нем укорениться навечно». Поэтому Плотин и развивал платоновскую философию.

Кстати, он не считал себя оригинальным философом. Он — платоник и просто пытается понять глубину философии Платона. Но Плотин всё же создал свою философию, которую мы называем неоплатонизмом, хотя можно назвать ее и плотинизмом, потому что это самобытная философия, некоторых элементов которой у Платона мы не найдем. Например, учение о личности.

Спор о душе и ее сути

Итак, вернемся к обоснованиям превосходства мира духовного над материальным. Прежде всего надо доказать превосходство души над телом. В одном из самых ранних своих трактатов Плотин доказывает, что душа человека бессмертна, а поэтому превосходит тело (трактат так и называется — «О бессмертии души»). Кстати, аргументы, встречающиеся в этом трактате, мы находим в работах самых разных отцов и учителей Церкви: у Оригена, у святителя Григория Неокесарийского — ученика Оригена, у блаженного Августина, у преподобного Максима Исповедника — он приводит почти буквальные цитаты из трактата, у Псевдо-Дионисия Ареопагита и т.д. Так что идеи Плотина потом разойдутся по многим христианским трактатам!

Логика трактата «О бессмертии души» следующая. Философ говорит: существует пять теорий души: одна правильная, платоновская, и четыре неправильных — эпикурейская, стоическая, аристотелевская и пифагорейская. Он останавливается на каждой из этих четырех концепций, показывая их внутреннюю противоречивость.

Так, Эпикур учит, что душа состоит из атомов. Но, — замечает Плотин, — ведь атом сам по себе — материальная вещь, он не имеет в себе жизни. «Жизнью, — пишет Эпикур, — обладает совокупность атомов». Но откуда взялась бы жизнь в совокупности атомов, если каждый атом жизнью не обладает? Значит, получается, что нечто нематериальное объединяет эту совокупность атомов и дает ей жизнь.

Со стоиками спорить сложнее. Стоики, напомню, утверждали, что душа материальна. Душа есть такая тонкая материя. И хотя она и тонкая, невидимая глазами, но все равно — материя. Следовательно, будучи материей, душа должна обладать всеми свойствами материи. Например, любое тело всегда либо горячее, либо холодное, либо легкое, либо тяжелое — душа наша тоже должна быть такой. Но ведь случается, что, скажем, у больного человека температура тела повышается, а когда он выздоравливает, понижается, то есть одна и та же душа может повышать и понижать температуру. Огонь только греет, лед только охлаждает, а душа, что, может менять свое состояние? Или вот другой контраргумент. Любое материальное тело что-то берет из внешней среды и в нее что-то отдает: я расту телесно, мне нужна пища для роста, я ем — пища становится моим телом. А чем питается душа? Душа питается истиной, красотой, благом — а это не телесные категории! Далее. Если бы душа была материальной, у нас не было бы памяти, ведь наше тело постоянно изменяется (об этом говорит и современная наука, согласно которой тело раз в несколько лет полностью обновляется). А у нас остается память обо всех тех событиях, которые происходили с нами в далеком-далеком прошлом. Следующий аргумент. Если бы душа была телом, мышление не было бы возможным, поскольку мышление — вспоминаем Сократа — это оперирование понятиями, а понятия не имеют никакой материальной составляющей. Так что мышление, жизнь и прочие свойства человека могут быть объяснены только платоновской концепцией души как нематериальной сущности.

Перейдем к аристотелевской модели. Аристотель утверждает, что души вообще нет как субстанции. Душа, по Аристотелю, это энтелехия тела — его сущность. Умирает тело — умирает и душа: бессмертия души нет. Но если бы это было так, — пишет Плотин, — тогда тело полностью определяло бы все наши поступки. Человек полностью зависел бы от тела, потому что ничего другого в его природе нет! Но вся наша жизнь есть не что иное, как постоянный спор с нашими телесными желаниями: тело хочет спать, а я говорю: «У меня еще много дел». Тело хочет есть, а я говорю: «У меня сегодня строгий пост» и т.д. Так что явно существует что-то, что с телом вступает в противоречие, а значит, это не телесная сущность. Тело действует согласно с законами материального мира, следовательно, душа, вступая в противоречие с телом, нематериальна. Плотин тут доказывает даже не только то, что душа бессмертна, а то, что она в принципе есть. Если бы души у нас не было, не было бы у нас тех самых конфликтов с нашим телом — очень современный аргумент!

А что же пифагорейцы? Не Пифагор, а современные ему пифагорейцы тоже утверждали, что души нет, что это — лишь гармония тела. Они приводили такое сравнение: гармония лиры — это прекрасные звуки, которые издает определенная конструкция из дерева и овечьих кишок — струн. Так и тело наше: «правильно смешанные части тел образуют гармонию, то есть душу и жизнь». Я бы сравнил и это утверждение с современными научными взглядами. Пишут, что высшая нервная система, сложнейший человеческий мозг — это просто такая гармоничная структура, деятельность которой некоторые глупые люди называют душой... Но Плотин возражает на это так. Понятно, что дерево само лирой не станет. И струны сами не натянутся так, как нужно, и в таком порядке, как нужно, чтобы они издавали прекрасные звуки — для этого нужен мастер-настройщик. Поэтому и в теле гармония может появиться только тогда, когда есть душа — не телесная, не материальная, а отличающаяся от тела сущность, которая и дает жизнь и гармонию нашему телу.

Как видим, все разобранные концепции обнаруживают свою несостоятельность. Иное дело — платоновское учение, утверждающее, что душа нематериальна. Согласно Платону, если душа нематериальна, значит, она бессмертна, и значит, она божественна.

Итак, первую задачу Плотин выполнил: он доказал, что есть божественная, бессмертная душа. А существует ли божественный мир? Вот это вопрос более сложный, которому Плотин посвящает почти все свои работы. И, забегая вперед, скажу: рассуждения Плотина на эту тему С.Л. Франк и некоторые другие русские философы назвали самым лучшим доказательством существования Бога.

Видеть умом

Плотин исходит из несомненного факта своего собственного существования, а точнее — своего собственного мышления. Он продолжает линию Сократа: «Познай самого себя». Есть у Плотина одна фраза, которая, как мне кажется, помогает понять всю его философию: «Когда я мыслю, то я вижу умопостигаемую субстанцию, иначе я ошибался бы при мышлении». Как это понять? Я вижу, что передо мной стоят книги, но я могу подумать: может быть, я ошибаюсь, может быть, мне это показалось? Я спрашиваю у вас — вы оборачиваетесь, смотрите туда: действительно, книги есть — вы их тоже видите. Значит, книги действительно существуют. Я обращаюсь к своей душе и говорю: «Трижды три, вроде бы, девять». Но, может быть, я ошибаюсь? Я спрашиваю у вас — вы говорите: «Да, трижды три — девять». То есть как книги существуют объективно и независимо от меня, так же и математическая истина существует объективно, независимо от меня. Я могу выйти из кабинета, вернуться — книги на месте, никуда не исчезли. Я могу поговорить о Плотине, потом спросить: «Сколько будет трижды три?» «Девять» — тоже ничто не изменилось.

Плотин приводит и другие подобные аналогии и приходит к выводу, что мышление — это такое же зрение, только зрение умом, умозрение. Соответственно, существует такой же, как наш, мир, только наш постигается чувствами, а тот мир умопостигаем — я его вижу, когда мыслю. Потому что, если бы его не было, то каждый человек мог бы помыслить что угодно, в зависимости от его субъективных пристрастий. То есть как субъективны наши мнения о вкусе, так же субъективно мы бы рассуждали и о математических категориях, и о категориях мышления вообще.

Таким образом, если мы мыслим, познавая объективную истину, то мы смотрим на некоторую объективную реальность, то есть мышление — это умозрение, зрение умом. Недаром слово «теория» переводится с греческого как «созерцание». Как скажет позднее блаженный Августин, находившийся под большим влиянием Плотина: «Ничего не может быть нелепее утверждения, что видимое нашими глазами существует, а усматриваемое нашим умом не существует».

Душа и Единое

Плотин, таким образом, обнаруживает существование некоего умопостигаемого мира, который он называет словом «душа». Часто в современной литературе, чтобы отличить Душу как некоторую объективную субстанцию от души каждого конкретного человека, пишут с прописной буквы: Душа. С одной стороны, я ее обнаруживаю в себе, когда погружаюсь в свое собственное мышление. Но, с другой стороны, я понимаю, что именно эта Душа является совокупностью всех сущностей, которые я познаю. То, что составляло мир божественных идей у Платона или форм у Аристотеля, — это сущности, которые объемлют весь мир.

Плотин приходит к такому парадоксальному выводу: мировая Душа — во мне, в моей душе. Парадоксальному, потому что моя душа и мое тело — это единое целое. С одной стороны, мое тело — маленькая часть мира, а с другой стороны, весь этот мир находится в моей душе — логика не совсем обычная.

Но Плотин на этом не останавливается, он идет дальше в поисках в своей душе разного рода сущностей. Среди всех сущностей, существующих в душе, он находит одну сущность, которая выделяется из общего ряда. Это — само мышление! Я могу мыслить о математике, о философии, об истории, о богословии, но в любом случае я мыслю своим умом. Ум — это не вещь, которая мыслится, ум — это то, что мыслит. Поэтому Плотин обращает внимание именно на ум, на это центральное ядро нашей души. И показывает, что ум не принадлежит к уровню сущностей, которые находятся в душе, — он представляет собой отдельный, более высокий мир, чем мир Души. Философ его называет этим же словом — «Ум», по-гречески «нус». Ум может мыслить о чем угодно — даже о том, чего я пока еще совершенно не знаю и, возможно, никогда и не узнаю. В душе некое знание может проявиться, а может не проявиться (я могу познать, могу не познать), а в уме оно уже существует независимо от меня, в вечности! Поэтому Ум шире, чем душа. Это вечное, неизменное бытие. Ум — это отдельная ипостась. Слово «ипостась» вводит Плотин, но у него оно обозначает просто субстанцию (как в латинском переводе слова «ypo-stasis» — sub-stantia). Затем этот термин будет использовать Ориген, но уже для обозначения Лиц Пресвятой Троицы.

Плотин подвергает исследованию ум и обнаруживает, что в уме мы замечаем двоякость: ведь когда я рассуждаю об уме, я познаю свой ум, но делаю я это при помощи своего собственного ума. Ум мыслит о себе. Получается, что ум, с одной стороны, — это ум, который мыслит, а с другой стороны, — это ум, который мыслится. То есть хоть он один, но раздваивается на субъект и объект: на ум мыслящий и ум мыслимый. Но как такое может быть? Как ум мыслящий и мыслимый может сохранять в себе единство? Это возможно только в том случае, если есть некое единство или, как пишет Плотин, — Единое, которое находится еще выше, чем этот ум. И это есть первая, самая высокая ипостась, которую он так и называет — «Единое». Единое непознаваемо именно потому, что оно единое, — ведь познаваемо только то, что может быть объектом для некоего субъекта. В Едином же нет разделения на объект и субъект, поэтому оно абсолютно непознаваемо.

Вот так Плотин выстраивает свою иерархию трех ипостасей: Мировая Душа, Ум, Единое, — которую потом использует для поиска ответов на два самых главных своих вопроса: как достичь бессмертия, вечного бытия? и как объяснить зло, существующее в нашем мире?

Как вернуться к Единому?

Итак, Плотин пришел к выводу, что бытие имеет сложную структуру, что, помимо материального мира, существует еще Мировая душа, Ум и Единое (или Бог). Собственно говоря, вся философия Плотина является детальным изложением и рассмотрением этих трех ипостасей умопостигаемого бытия.

Главная задача философии Плотина фактически религиозная: возвращение человека к Богу. Философ считал, что показать, каким образом возможно возвращение человека к Богу, можно только при соблюдении двух условий. Во-первых, нужно знать дорогу к Богу, которая, как мы выяснили, имеет ту самую трехипостасную структуру. Во-вторых, чтобы вернуть человека к Богу, нужно знать, где же находится человек. Фактически это как планирование путешествия по карте: если мы знаем, где находится желаемая точка и где находимся сами, мы можем построить свой маршрут. Поэтому перед Плотином стоят два вопроса: что такое человек, где он в мировой иерархии находится? и какова же иерархия, каковы ее свойства, то есть какой путь предстоит преодолеть человеку?

В душе человека — космос

Отвечая на первый вопрос, вспомним, что умопостигаемый космос мы нашли в себе — в своей душе. Плотин приходит к такому парадоксальному выводу: весь огромнейший божественный умопостигаемый космос, который объемлет собой и космос материальный, находится в человеческой душе. При этом душа соединена с телом, а тело находится в материальном космосе. Отсюда Плотин делает очень важный анти-языческий вывод, что боги-статуи не являются истинными богами. Его ученик Порфирий вспоминает об одном случае: «Когда однажды Амелий, человек очень богобоязненный, всякое новолуние и всякий праздничный день ходивший по всем храмам, предложил и Плотину пойти с ним, тот сказал: „Пусть боги ко мне приходят, а не я к ним!“», Действительно, по Плотину, божественный мир находится в душе человека, а не вне его, тем более не в материальных изваянных из камня статуях.

Этот парадоксальный вывод, что божественный мир находится в душе человека, напоминает евангельскую фразу: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21). Царствие Божие находится не где-то вне человека, в каком-то месте, а в нем, в его душе. У некоторых мистически настроенных отцов Церкви, как, например, свв. Дионисий Ареопагит, Макарий Египетский, Симеон Новый Богослов и др., можно найти подобные мысли. Например, преп. Максим Исповедник пишет: «Вера в Бога есть то же самое, что и Царствие Божие, и они только мысленно отличаются друг от друга. Ибо вера есть безвидное Царствие Божие, а Царствие [Божие] есть вера, божественным образом обретающая [свои] формы» (Вопросоответы к Фалассию. Вопр. 33).

Но возвратимся к онтологии Плотина, то есть к его учению о трех ипостасях. Прежде всего, заметим следующее: Единое философ называет Богом. И с ним нельзя не согласиться, потому что, действительно, Единое превосходит всё по своей мощи, оно абсолютно трансцендентно, абсолютно непознаваемо именно потому, что оно Единое, — ведь познаваемо всегда то, что является неким объектом для некоего субъекта, в Едином же всё соединено, так что о нем ничего нельзя сказать, кроме того, что оно беспредельно, всемогуще и благо.

О Едином ничего нельзя сказать, кроме того, что оно есть Единое и Благо. Всё, что мы можем сказать о Едином, это сплошная образность, сплошная апофатика.

Кстати говоря, исследуя христианскую апофатику, сравнивая ее с плотиновской, Владимир Николаевич Лосский в работе «Очерк мистического богословия Восточной Церкви» указывает, что все-таки плотиновская апофатика, образно говоря, менее апофатична, чем христианская. Потому что, по Плотину, между Единым и нашим миром пролегает некоторая связь в виде эманации. В христианстве же между Богом и миром, по мысли В.Н. Лосского, лежит пропасть: Бог есть Творец, всё остальное — творение. Хотя Бог и присутствует в нашем мире в виде Своих энергий, но, тем не менее, Он — Творец, и поэтому Он абсолютно трансцендентен миру. По этой причине святой Дионисий Ареопагит в своей работе «О божественных именах» опасается назвать Бога даже Благом, даже Единым — что смело делает Плотин.

Единое — та самая идея блага, которую Плотин находит у Платона. Поскольку Единое — благо и беспредельно в своем могуществе, оно не может не делиться этим могуществом, этой своей энергией, не может не изливать ее, при этом нисколько не уменьшая своего могущества. Это излияние энергии Единого получило латинское название «эманация». Эманация из Единого.

Но тут со стороны некоторых оппонентов Плотина мы слышим возражение: значит, Единое не всемогуще, оно, видимо, чем-то ограничено, если не может не изливать свою энергию. Плотин, отвечая на этот вопрос, пишет трактат «О воле и свободе Первоединого». В этом труде он объясняет, что в том-то и состоит истинная свобода Единого, что оно ничем и никем не детерминируемо, а только самим собою. Ведь в том и состоит истинная свобода, чтобы быть полностью независимым от всего внешнего.

Ум — вечное бытие

Результатом эманации, бесконечного истечения энергии, по Плотину, является Ум, который, возникнув, обращается к Единому в созерцании. И, благодаря этому созерцанию Единого, Ум как бы собирает себя в одно целое и поэтому обретает истинное бытие. Потому Ум для Плотина — это вечное, истинное бытие, которое мыслит само себя. Если Единое выше мышления, выше сущности, то ум — это и есть вечное бытие, сущность, вечное мышление, которое поэтому не может не мыслить!

Ум также имеет способность изливать из себя энергию, и следствием этого является Душа. Душа менее совершенна, чем ум, и ее несовершенство состоит в том, что в ней появляется большая множественность. Если на уровне Ума множественность заключается только в том, что он является бытием и мышлением (то есть как бы двоицей), то на уровне души множественность заключается в наличии огромного количества мыслимых форм, идей и пр., которые проявляются в нашей душе. Поэтому на уровне Души появляется время, появляется необходимость в доказательствах, рассудок доказательный (на уровне Ума истина очевидна, ее мы зрим, созерцаем, не нуждаясь для этого в каких-то доказательствах).

Почему зло — малое благо?

По Плотину, Душа изливает из себя энергию вовне, в небытие. Почему в небытие? Потому что вне Души ничего нет, там «ничто», а «ничто», по Платону и по Плотину, — это материя. Материя — это небытие. Поэтому Душа изливает себя в небытие, в материю, и так образуется наш материальный, чувственный мир, который Плотин называет космосом, то есть порядком, красотой. А откуда этот порядок, откуда эта красота? Конечно же, от Души. Поэтому во многих работах — как, например, в работе «О судьбе» — Плотин даже поет гимн космосу: он прекрасен, он чудесен, совершенен, потому что создан совершенной Душой.

Вот именно эта мысль — о нисхождении Единого через Ум и Душу к космосу, — как мне представляется, и была той руководящей мыслью, благодаря которой блаженный Августин порвал со своими языческими и манихейскими заблуждениями и стал христианином.

Августин долгие годы не принимал христианство, поскольку для него была неразрешенной одна проблема: как всемогущий и благой Бог может терпеть в мире зло? Логично предположить, что или существуют два бога — злой и добрый, или Бог не всемогущ, или — не благ. Прочитав Плотина, Августин «понял, — как он пишет в своей „Исповеди“, — что только доброе может стать хуже». То есть, по Плотину, Ум — это тоже благо, но только меньшее благо по сравнению с Единым. А Душа — еще меньшее благо в сравнении с Умом. Нет зла. Зла онтологически не существует — существует только благо, изливаемое из абсолютного блага Единого. И вот это меньшее благо мы почему-то и называем злом.

Эта мысль Плотина — о несуществовании онтологического зла и о существовании его только как меньшей степени благости — стала очевидной для отцов-каппадокийцев, блаженного Августина, святых Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника — фактически для всего христианского богословия. Правда, христианское богословие гораздо глубже плотиновского учения, поскольку оно ответит на многие вопросы, казавшиеся Плотину очень сложными, — например, почему человек смертен, склонен ко злу, не желает восходить к Богу, добавив к мысли о несуществовании зла христианский постулат о грехопадении.

Вопрос существования зла в мире для Плотина — один из ключевых. И его логика понятна. Ведь можно предположить, что если зло в мире существует, а все, что существует, создано Богом, то зло — в Боге. Так говорили, например, гностики. Ответу на их рассуждения Плотин посвящает один из своих трактатов, который так и называется: «Против гностиков, или Против тех, кто утверждает, что мир есть зло и Творец его зол». Действительно, зачем восходить к Богу, если Бог зол? Может быть, нужно, наоборот, держаться подальше от Бога, если Он — главный источник зла? Плотин показывает, что это не так: зло — это меньшее благо. Самое меньшее благо — это его полное отсутствие, т.е. материя. Следовательно, к Богу нужно восходить, потому что там благо абсолютное, вечное, неизменное, а в материи — абсолютное зло. Всей своей жизнью Плотин показывал верность этому своему принципу, поскольку, как пишет его ученик Порфирий, «Плотин, казалось, всегда испытывал стыд оттого, что жил в телесном облике».

Человек свободен... в Боге

Решив проблему зла, Плотин решает и проблему свободы и необходимости. Если мы восходим к Богу, то, может быть, мы теряем свою самобытность? Плотин показывает: нет, истинная самобытность, истинная свобода — только в Боге. Мы находимся внизу иерархии, в материальном мире и на нижнем уровне Души, и поэтому полностью зависим от разного рода вещей и обстоятельств, страстей и желаний — мы не свободны. А в Боге — свободны.

Тут несколько сложный момент для понимания Плотина, и до сих пор часто слышны обвинения в адрес философа: мол, он делает Бога (Единое) несвободным. А Плотин отвечает: именно поэтому Единое и свободно, что оно не может не изливать из себя энергию, поскольку само определяет себя к этому действию. Не что-то внешнее воздействует на Единое, ведь вне его ничего нет, а само себя! Если бы оно определялось к эманации чем-то внешним, то тогда оно было бы несвободным. Но Единое ни от чего не зависит и поэтому оно свободно по самой своей сути, то есть абсолютно свободно.

Христианские богословы примерно в таком же духе будут говорить: Бог не может согрешить, и поэтому Он абсолютно свободен. Обычно считается, что свобода есть у того, кто имеет возможность выбора, а тот, кто не может выбирать, тот несвободен. По этой логике получается, что человек более свободен, чем Бог, ибо он может как грешить, так и не грешить! А Бог не может согрешить, поэтому Он не свободен. И поэтому Он не может быть личностью. Отцы Церкви отвечают на это: именно поэтому Бог и свободен — свободен от греха. А когда я грешу, я вынужден грешить, так как подчиняюсь каким-то своим душевным страстям, желаниям, внешним материальным предметам, то есть моя слабая природа вынуждает меня ко греху. Поэтому свобода человека ограничена, и человек является несовершенной личностью. Бог же действует только по Своей природе, не подчиняясь ничему, и поэтому свободен абсолютно и является Личностью совершенной. Когда же человек берет себя в руки, когда он начинает зависеть только сам от себя, когда поступает согласно истине, а не согласно своим желанием, тогда и становится он свободным, становится господином над грехом, а не рабом его. Подобным образом и Единое, — объясняет Плотин, — абсолютно свободно, потому что оно детерминирует само себя.

А как возвыситься, как прийти к Единому? Ответить на этот вопрос Плотину помогает как раз иерархия бытия. По сути, если ипостаси духовны, не материальны, то нам надо, прежде всего, отказаться от привязанности к нашему телу и погрузиться в свою душу. Затем, обнаружив, что душа мыслит при помощи понятий, существует во времени и обременена страстями и эмоциями, мы должны отказаться и от этого мира, взойти на уровень ума, на уровень вечности. И тогда мы сможем созерцать Единое. А, созерцая Единое, мы преисполнимся той вечной божественной жизни, которая существует только в Едином.

Таким образом, возвращение к Богу для Плотина — это процесс чисто интеллектуальный. Он ни разу не говорит о необходимости нравственного совершенствования, на чем настаивает христианство.

Вопрос о личности

Плотин считал себя платоником и ни в коей мере не мыслил себя оригинальным философом, но вместе с тем он ни в коей мере не считал себя как-либо связанным с христианством. И, тем не менее, есть у него одна мысль, которая напрочь отсутствует в античной философии, а присутствует только в христианстве. Это — учение о личности. Плотин — первый из античных философов, который поднимает этот вопрос. Правда, у него нет термина «личность», есть термин «ипостась», который потом отцы Церкви воспримут как аналог нашего понимания личности. Однако термин «ипостась» у Плотина используется, скорее всего, как синоним безличной «субстанции». Но философ уже понимает, что каждый человек уникален не только потому, что у него своеобразная форма носа, как писал Аристотель, а именно потому, что каждый человек содержит в себе весь мир и является уникальной личностью — уникальным «Я». Плотин использует термин «сам». Вот каждый из нас — это уникальный «сам», «аутос» по-гречески. Но эта наша уникальность находится именно там, в вечном бытии, в вечном мире Ума, поэтому наша главная задача — вернуться к Богу, восходя по этой лестнице ипостасей. Но не приведет ли это к обезличиванию человека?

А вот здесь Плотин затрудняется с ответом: с одной стороны, у Платона написано: есть идея человека — не Сократа, не Диогена, а человека вообще. То есть личности нет. А, с другой стороны, Плотин понимает, что личность уникальна, и идея личности — должна быть. Он сомневается и в разных трактатах дает разные ответы на эту дилемму. В одном из трактатов мне понравился такой его ответ: идея Сократа есть; а вот идеи какого-нибудь Каллия, может быть, и нет; Сократ взошел на высокий уровень бытия, познал вечную истину и обессмертил себя, а простой человек, видимо, растворился на низших уровнях бытия.

Так что Плотин первым подходит к вопросу существования личности, проблеме ее уникальности, существования ее в вечности, а не только сводящейся к некоторым индивидуальным особенностям. И это, по всеобщему признанию, является огромнейшим вкладом Плотина в философию.

Почему Плотин не пишет о христианстве?

Подводя итог нашей беседе, мне хотелось бы подчеркнуть, что для христианского богословия вклад Плотина — это, прежде всего, учение о бессмертии души, которое мы рассматривали в первой части и которое мы находим у христианских философов; учение о происхождении зла, которое, оказывается, не имеет онтологической природы; учение о человеке как о микрокосме, в душе которого и содержится весь умопостигаемый мир и поэтому Бога надо искать именно в душе, а не в чувственном материальном мире.

Но почему Плотин, живя в III веке, в Александрии, где христианство было очень распространено, тем не менее, ни слова не говорит о христианах, а опирается только на Платона? Я думаю, что сыграла свою роль не только личность Плотина, такого рафинированного эллина, который ищет мудрости и не может поверить в воскресение Христа распятого, но и, может быть, какой-то Промысл Божий, поскольку Плотин, опираясь только на силы разума, показал, до каких высот может наш разум дойти, — до очень больших высот, оказывается. Он может дойти до познания Бога, познания Бога в Самом Себе, он может объяснить многие сложнейшие вопросы богословия, при этом никак не опираясь на Откровение.

Поэтому такое понимание Плотина, продемонстрировавшего пределы разума, очень важно. С одной стороны, Плотин показывает величие нашего разума, а, с другой стороны, показывает и ограниченность его и величие подвига Христа и его значение для нас. Потому что здесь мы четко понимаем, что туда, куда мы не можем дойти силами только нашего разума, вводит нас Спаситель.

pravoslavie.ru