Столичная либеральная интеллигенция никак не может отойти от шока: толпы москвичей и москвичек на лабутенах и без стоят в длинной очереди в ЦДХ на Крымском Валу… на выставку Серова. И даже снесли на пути к прекрасному какую-то дверь.
Впрочем, двери в ЦДХ на снос давно напрашивались: привычка тамошней охраны держать людей на морозе не имеет оправданий; это знает каждый посетитель книжной ярмарки Non/fiction. Как видим, любители русского искусства оказались «конкретнее» любителей иностранных книг.
Но не эта воинственность поклонников Серова так возмущает либералов, а сам факт любви к русскому искусству. Ненависть, истерика и отвращение у наших потенциальных «освободителей» зашкаливают. Кто-то из прогрессивных людей шутит шуточки, кто-то отпускает презрительные комментарии, кто-то постит издевательские «анимированные гифки», где специальный кран выкидывает людей из очереди, кто-то наполняет всё рассуждениями про «в серой стране, где серое небо, серые дома, серый народ и серый президент, художник тоже серый».
А кто-то, как журналистка Ксения Ларина, обвинил граждан в том, что вообще недопустимо стоять в очереди. Очередь — это зло. Очередь — это совок. За одним, впрочем, исключением. «Я стояла в очереди в «Макдональдс», в той самой, в первой очереди, зимой 90-го года! И поверьте, дети, это была не давка за гамбургерами, не очередь за американской хавкой — это была очередь за свободой. Открытие «Макдональдса» в мрачной, холодной, голодной Москве — это была акция не столько гуманитарная, сколько гуманистическая, нас включали в свободный цивилизованный мир». Тут остается беспомощно развести руками. За свободой в «Макдональдс» — это сродни анекдоту про человека, который в магазине «Березка» прыгнул за прилавок и попросил политического убежища.
Наиболее глубокомысленные аналитики договорились до того, что Серов — художник имперский, а потому массы «ватников» и ломятся на него, аж снося двери, чтобы приобщиться к ностальгии по былому русскому миру — тому самому, под который потом подложил бомбу Ленин. Порядочный же человек должен презирать имперство, русский мир, «ватников».
Серов действительно художник русского мира и художник империи. Он в числе лучших представителей русской классической реалистической традиции — одного из самых недооцененных явлений в истории мирового искусства.
Укрепилось интеллигентски-обывательское мнение, будто при первостепенных литературе и музыке, русская живопись второстепенна. «Русское» в истории мировой живописи — это либо доклассическое (иконопись), либо постклассическое (авангард, соц-арт). Икона «Троица» и антиикона «Черный квадрат». Русской живописи между условными 1700 и 1900 годами как бы не существует. Реалистическая традиция, традиция «похищения Европы», традиция освоения русским глазом европейской прямой перспективы и масляной краски якобы второстепенна. Этот подход к русскому искусству сформировался на Западе и навязан нам по понятной причине — тем самым Европа уходила от сравнения с Россией, вычеркнув два столетия из истории нашего искусства.
Между тем асинхронность русского живописного расцвета напрасно путают с отсталостью. Реалистическая традиция передвижников и в самом деле была асинхронна миру Эдуарда Мане и импрессионистов, «реализм» которых ограничивался борделями и кабаками Монмартра да выездом в деревню на реабилитацию. Но ничего «отсталого» в ней не было. В отличие от «академистов» передвижники не воспроизводили прежние, уже отмершие традиции европейской парадной живописи, а двигали изобразительное искусство вперед — туда, где оно еще не бывало и куда не пошли ни импрессионисты, ни прерафаэлиты, в социологизм и психологизм, рифмующиеся с традицией русского реалистического романа той же эпохи.
Валентин Серов. Девочка с персиками
В результате наше искусство гораздо менее глянцево, гораздо в большей степени говорит о недостатках и бедах, чем современное ему западное, у которого и проститутки выглядят как богини. Но в величии русскому искусству отказать нельзя. И не случайно оно, начавшись с товарищества художников-нонконформистов, превратилось в официальное искусство империи, что было засвидетельствовано «Заседанием государственного совета» Репина — картиной-апофеозом имперского духа. Кстати, отличная была бы идея — привезти это полотно в Москву и устроить выставку одной картины.
С некоторой натяжкой назвать Серова «имперским» художником можно. Ему не раз и не два поступали заказы от императорской фамилии. Ему принадлежат великолепные парадные портреты Александра III и удивительно мягкий и лиричный портрет Николая II, в котором можно увидеть душу и грядущую трагедию императора. Но эта имперскость ни в коем случае не была идеологической — напротив, в 1905 году Серов, не боясь потерять госзаказы, рисует язвительные карикатуры на разгоны казаками антиправительственных демонстраций.
По сути, Серов — очень камерный художник. Его интересует человек и ничего больше. Там, где Суриков или Репин создают многофигурное эпическое полотно, У Серова пара почти акварельных черточек, достигающих эффекта за счет невероятного проникновения в человека. Современники этот прием зачастую называли пророческим.
«Имперскость» же в творчестве Серова связана с особенностью госзаказа. Живопись — это искусство, которое не может развиваться «вольно». Расцвет живописи в любую эпоху в любой стране связан с появлением платежеспособного имеющего вкус заказчика. Так было и в России: причиной расцвета русской живописи, частью которого было творчество Серова, стала увлеченная конкуренция частных галеристов и меценатов — Третьякова, Мамонтова и галериста венценосного — Александра III, традиции которого продолжал его наследник. Одно время царь и Третьяков с настоящим азартом «перехватывали» художников друг у друга, и поэтому золотой фонд русской живописи так выразительно разбит между Третьяковской галереей и Русским музеем императора Александра III.
Не так давно, когда Нобелевский комитет вручил премию Алексиевич, те же самые персонажи, что сегодня изгаляются насчет выставки, рассуждали о «подлинном русском мире — мире не оружия и агрессии, а высокого искусства и культуры». И вдруг такое самораскрытие — русский мир искусства их не устраивает.
А «Девочка с персиками» и в самом деле — образ русского мира. Место действия — Абрамцево. Сакральное место для русского мира от Аксаковых, Гоголя и Хомякова до Мамонтовых, Серова и Васнецова. Героиня — Вера Мамонтова — в 1903 году выйдет замуж за Александра Самарина, племянника великого славянофила, и родит ему троих детей. В 1907 году внезапно умрет от пневмонии. Зато ее мужу предстоит пережить все испытания революционной эпохи: как «активный церковник» и бывший обер-прокурор Синода он неоднократно арестовывается и умирает в ссылке. Так что эта мирная залитая солнцем картина — окно в Россию, которая еще не знает, что ее скоро не станет.
Валентин Серов. Портрет Императора Николая II
Так же как портрет Николая II, это взгляд грустных глаз, которые понимают, что России не станет, и не могущих ничего предотвратить. Глаза эти шокировали современников. Революционерам они показались настолько невыносимыми, что в октябре 1917 при разгроме Зимнего дворца солдатня их просто выколола. Хорошо, что до нас дошла авторская копия портрета.
Сегодня мы можем, кажется, смотреть на Россию с несколько большим оптимизмом, нежели сто лет назад. Тогда страна была охвачена неостановимым исканием великих потрясений. Сегодня «потрясатели» отчуждены от России и не чувствуют ее. Пока они сочиняли себе мир, в котором голодная и озлобленная Россия выстраивается в очереди к обменникам, Россия выстраивалась в очереди к картинам Серова.
Это и доставляет дискомфорт либеральным аналитикам. Александр Архангельский заклинает: «Нас ничто на самом деле не объединяет: ни в настоящем, ни в прошлом. Это жестокая и крайне неприятная правда, от которой хочется спрятаться. Вместо того чтобы дать себе принципиальный ответ: если нас ничто не объединяет ни в настоящем, ни в прошлом, то давайте работать над тем, что сможет нас и наших детей объединить в будущем, мы начинаем искать иллюзорные замены. Такой иллюзорной заменой оказался Серов».
Александр Николаевич, выразимся мягко, говорит неправду. Русская культура действительно является важнейшим фактором из тех, что нас объединяют в единую нацию. Нацию, способную отстаивать свое достоинство и воссоединять себя. Русская культура — это одно из высших достижений человеческой способности быть. Мало того — самопревосхождение этой способности.
Россия странная, холодная, мало пригодная для жизни и творчества страна при полярном круге. Вы слышали что-то о великой канадской литературе, великой норвежской живописи или шведской музыке? Ведь в этих странах гораздо теплее и всё более обустроено, чем в России? И только Россия с ее несовершенной социальной организацией и многострадальной экономикой ухитряется в одиночку поддерживать великую культуру во всех значимых областях творческой деятельности человека. Эта культура являет собой суть и смысл существования России.
Отношения либеральной тусовки с русской культурой прошли два этапа. Сперва она пыталась выдать за эту культуру себя, а глумливое безумие галеризма — за продолжение великой традиции. Не вышло. Сейчас, похоже, начался второй этап. Полубоги, приобщенные к Энди Уорхолу и яйцам Павленского, начинают третировать культуру туземцев и дикарей, к которой относится Серов. Строго говоря, на месте Серова мог оказаться Брюллов, Репин или Дейнека. Им бы так же досталось на орехи, потому что куда бы ни целили, попасть в любом случае хотят в Россию.
Однако подобное третирование русских как туземцев имеет смысл лишь тогда, когда третирующий превосходит их военно-технологически. Имея пушки за спиной, легко было объяснять инкам и индусам, что их культура ничтожна. Но звездных космолетов с планеты Нибиру я за спинами наших либеральных рептилий не наблюдаю.
А угроза Соединенными Штатами как-то не выглядит страшной и несколько обветшала. На нее наш народ уже нашел отличный ответ: при долларе 80 иди на выставку Серова.
