Златокудрою цыганкой я живу,
Ни двора и ни приданного не дам,
Разве только милым сердцу назову,
На кочевье выведу к земным садам.
Знай одно: на завтра вышиваю даль,
На вчерашний день давно готов острог,
На сегодняшний ни радость, ни беда,
Поплывем с тобою на распутье строк.
Галка продолжала плакать, чуть тише, чуть меньше содрогались ее плечи. Пашка сел рядом и нерешительно взял руку молодой девушки. Этого жеста оказалось достаточно, чтобы девушка повернулась к нему, пристально посмотрев в знакомые глаза, а потом неожиданно прижалась к плечам мужчины, почти успокоившись, лишь нервно, порывисто вздыхая. И замолчала. Проводник тоже молчал. Лишь вдалеке снова раздался лай бродячей собаки, заливистый, злой, неистовый. Что-то потревожило птиц, и они с громким криком поднялись в воздух, оглашая округу своим гулким многоголосием, немного нервным и нетерпеливым в этот ранний час. Воздух наполняла прохлада. Солнце еще не успело прогреть землю и траву, остывшую за ночь.
А в доме, где я плакала о счастье,
Где не было ни стульев, ни зеркал,
И где на вешалке висело платье,
Изношенное до заплат, как сталь,
Я пряталась в наивное сердечко
Под шум машинный утренних сирен,
Вот глупая, искала все колечко,
Свое у розничных бетонных стен.
Нет, я не знаю, кто живет за дверью,
Сосед ли пьяница иль жадный вор,
В тех комнатах, что нам сегодня мерить
Шагами, стены выросли в забор.
Непреднамеренно, но, верно, к розни,
В разрозненность не тлело лишь добро,
Соседи строили лихие козни,
Как будто жизнь - страданье и порок.
Здесь даже дети забывали радость
И плачем раскрывали судеб явь,
Мы проросли бетоном в глубину,
До мантии проваливались дроги,
И до ядра бурили шурф, шагнув,
На нефтяные липкие пороги.
Но что пещеры нам, когда есть высь?
Разбушевалась вьюга над Окою,
Над Волгой лебеди в круг звезд неслись
С невиданной о вольности тоскою.
А самолеты вдоль материков,
Запущенные дерзкими руками,
Плюются керосином едким вновь,
Дюралевыми вперившись глазами
В пути земные, что пока лишь синь,
Раскрашенная слабою рукою,
Здесь человек - прогресса верный сын,
Поет о том, как новый БАМ откроют.
А под крылом зыбучие пески,
На волоске от смерти - курс на правду,
И заблуждений рупоры легки,
Без тайны тайн не ищут и награду.
У меня есть убежище счастья,
Где в пустынном краю — тишина,
Рыбаки раскидали там снасти,
Обернулась песками весна.
Много силы потрачено всуе
На кумиров эбеновых рек,
Только воин на скалах рисует
Образ мира — земли оберег.
И в тропическом пекле тумана
Стройный вырос до звезд баобаб,
Проложили здесь рельсы обмана,
А по ним плелся сломленный раб.
— Слушать ветер можно часами, — Странник всматривался в темное небо, выискивая ближайшее к земле скопление звезд — далекие плеяды, — но услышать звездный ветер можно только там, где трава достигает роста человека, а земля хранит осколки метеоритов. И только рядом с астроблемами — местами падения звездных камней.
— И много таких мест на земле?
— Много, просто их никто не замечает. Ходят, топчут, ругаются, а не видят главного.
Для беЗдомных, беЗхлебных, беЗротпотных,
БеЗрассудных в любви — пути,
Для беЗдушных достаточно топота,
Для детей — в небо шар летит.
Для пугливых хватает и окрика,
Для упрямых, как вечность, миг,
Запускали свободного орлика
Здесь с цепями земных вериг.
И орали в земную вселенную
На задушенный снытью сад,
Что течет по листочкам мгновенная
Горевая струя услад.
Льется свет на кудрявые чубчики,
И развеяли сушь пустынь,
Здесь картинки раскрашены в рубчики,
Там хранят от картин мечты.
Бьют указкою горя хранители,
Что мне цвет их зеленых глаз!
Расплескалась сегодня над Питером
Гроз погода на сотни раз!
В глазах от моря — синева,
В руке уставший воробей,
А рядом глупая молва
Ведет к бессмысленной борьбе!
И даже сталь почти как нить,
И не воздать, не восхвалить
Ни свет, ни тень, мы здесь одни,
Лишь лает ночь на светлый лик.
Вымыть окна стеклянные, полно!
Тонны стекол в витринах и так,
Не легко за стеклом, не привольно,
Разве вешать белье и гамак.
Мне бы выплакать горе мирское!
Расплескали здесь боль и покой,
Словно реки текут и расколот
Шар земной неприметной тоской.
И удило закидывал странник
Прямо в горы уральские — ввысь!
Но молчал непреклонный охранник,
Только птицы в раздолье неслись.
Все земные занятия, наслаждения, почести, преимущества — пустые игрушки, которыми играют и в которые проигрывают блаженство вечности взрослые дети. Св. Игнатий (Брянчанинов)
Мир улавливает нас собственной же глупостью. Он агрессивно навязывает ложь: ложная вина за слова, которые могут отрезвить, или согласие с ложью ради временного комфорта и сиюминутного убежища, ложный страх перед правдой, способной разоблачить лжецов. Ложь запрятана в каждом изгибе лекал глобально-информационного пространства. Сознание здесь изменяется, как пластилин, приспосабливаясь к хитрым схемам и миру, непрерывно придумывающему новые правила «успеха».
— А теперь пойдемте дальше. За этими холмами находятся шахты. Попробуем пройти по заброшенным ходам в главную штольню. Ночью прошел дождь, так что там будет сыро.
— У меня есть плащ, — заметила девушка.
— Посмотрим, может, он и не понадобится.
С этими словами двинулись вперед. Действительно, прямо за холмом открылось небольшое одноэтажное строение, полуразвалившаяся крыша нависала над серыми бетонными плитами, поросшими мхом. Вход перегораживала большая паутина, отблескивая серебром в лучах солнца.
Взмах полета во мне от птицы
Или злость от земных ветров?
Вот вяжу на тупые спицы
Остроту и подделку слов.
Вспомнить высь и опять забыться,
След от крыльев — ветра потерь,
Только радуга все искриться —
След пути, но прикрыта дверь.
Нужно выйти из этой гари,
Шаг, другой на травы настил,
Только взгляд твой опять лукавил,
А, казалось, меня простил.
Вы думали… я пустая!
Пустая в живых мирах
И злая в надежде рая,
Зануда в своих дарах!
Я силы ищу на дали,
А дали уходят ввысь,
Тут, рядом, о всем гадали
И с радостью отреклись.
Придумали дни и время,
Навесили сотни слов
На истину — вот и бремя,
Что толку....то сны из снов!
Я выхожу Христа искать
Под темным ливнем звездопада,
В домах запряталась тоска
И тучи над Невой в нарядах.
А мне вот радостно глядеть
На небо из глухих колодцев,
Здесь дождь, за Иорданью — день
Наполнен звоном колокольцев.
Однажды ветхий человек
В себе забудет отраженья,
и ветхость скинув, вырвет век
от ускользающих мгновений.
Однажды я пройду везде,
Собрав и правду и бесправье,
И будет сложно углядеть,
Куда склонились утром травы.
