— А теперь пойдемте дальше. За этими холмами находятся шахты. Попробуем пройти по заброшенным ходам в главную штольню. Ночью прошел дождь, так что там будет сыро.
— У меня есть плащ, — заметила девушка.
— Посмотрим, может, он и не понадобится.
С этими словами двинулись вперед. Действительно, прямо за холмом открылось небольшое одноэтажное строение, полуразвалившаяся крыша нависала над серыми бетонными плитами, поросшими мхом. Вход перегораживала большая паутина, отблескивая серебром в лучах солнца. Проводник шел впереди, пригнувшись, он быстро юркнул внутрь. Все последовали его примеру. Внутри действительно было сыро. По серым стенам стекала вода, она скапливалась в неровностях бетонного пола. От ее подтеков стены покрылись темными пятнами. Сквозь проемы окон с выставленными ставнями падали желтые лучи солнца, от маленьких луж отскакивали серебристые блики, дрожа на стенах и остатках крыши. Ржавая арматура торчала в тех местах, где в здании зияли дыры. Раздавались звуки падающих капель, их гулкое эхо наполняло все пространство вокруг, уносясь по коридорам в темную неизвестность штольни. У одного из ходов валялся заброшенный граммофон, толстый слой пыли покрывал кожаный корпус, из черного превратившейся в серый.
— Что это? – спросила девушка.
— Это граммофон.
— Граммо что?
— Граммофон, на нем слушали музыку. Говорят, та музыка, что звучала из граммофонов, всегда напоминала осень, — неожиданно вспомнил проводник.
— Почему? Она была такой грустной? – не унималась девушка, с любопытством разглядывая потрепанный ящик.
— Да, была… Последняя пластинка развалилась от времени несколько десятков лет назад…увы, теперь нет возможности услышать те звуки… Кое-кому из отшельников удалось послушать ее.
— Но ведь современная музыка тоже может быть грустной, как, впрочем, и веселой…
— Да, может… но уже не так…те инструменты делались человеческими руками из древних деревьев, чья древесина сама звучала, как песня… Их срубали лесорубы…потом из дерева вырезалась сердцевина, она попадала в умелые руки мастера и начинала звучать. А что сейчас? Синтезаторы, что копируют, а не создают музыку. Даже музыке больше не нужно учиться, достаточно освоить пару компьютерных программ. Нет души, а это главное.
— Душа в музыке?
— А вы что думали! Только так музыка может особым образом коснуться сердца, а иногда и вылечить его тайные недуги.
— А какие недуги могут быть у сердца? Современная медицина лечит абсолютно все болезни, а генная инженерия позволяет нам выращивать новые органы взамен изношенным.
— О сердечных недугах не говорят уже давно… Они кажутся несерьезными, но их лечение гораздо сложнее, лазерный скальпель здесь не поможет.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — удивленно заметила Галка.
— О том, что вы всего час назад плакали и обвиняли всех в непонимании, о том, что эта ваша внутренняя боль давно жила в вас, порой выплескиваясь раздражением или обидой. Вот такие болезни лечили инструменты прошлого.
— Как интересно все, что вы рассказываете, но и сложно для понимания…
— Понимание требует времени, так было всегда.
Тем временем все трое подошли к узкому темному коридору, что зиял черной дырой на фоне серой с ржавыми подтеками стены. Дверь была снята с петель и валялась рядом, кое-где уже сгнившая и почерневшая древесина разбухла от влаги, покрытая мелкими каплями влаги, проступившими на неровной поверхности.
— Достаньте фонарь, — попросил проводник, развязывая холщевый мешок, откуда он вытащил несколько длинных неоновых палочек, которые загорались от тепла человеческого тела и гасли, если оказывались брошенными на пол или оставленными на любой холодной поверхности. Ребята достали точно такие же палочки, только чуть тоньше и длиннее. Они вспыхнули в руках людей, освещая бетонные стены коридора, где кое-где еще сохранились пятна желтой краски с коричневыми подтеками от постоянной влаги и испарений. Коридор уперся в железную дверь со сбитым замком. Она легко поддалась усилию путников и со страшным скрипом обнажила внутренне пространство, которое мало чем отличалась от видимого до сих пор. Под ногами раздался писк.
— Это мыши, не бойтесь…
— Ой, я никогда не видела мышей! – воскликнула девушка.
— Радуйся, теперь у тебя появился шанс познакомится с ними поближе! — пошутил Пашка.
— А ты все шутишь! – обиженно надула губы Галка.
— А как же без этого!
В комнате повисла гулкая тишина, свет выхватывал из темноты кусочки стены с выцветшими обоями, что сохранились лишь частично на фоне серых бетонных стен. Посередине стоял огромный круглый стол, покрытый темной скатертью, на которой уже невозможно было разглядеть рисунок. Пыльный графин и стаканы, покрытые паутиной стояли так, как будто кто-то забыл их убрать после скромного застолья. Вокруг валялось несколько стульев с истлевшей и потерявшей цвет обивкой. Под ногами хлюпала вязкая жижа, отражая свет неоновых фонарей.
— Что это за помещение? – поинтересовался Пашка.
— Столовая. Там, дальше располагаются похожие комнаты. Здесь никто из гостей не задерживается. Поговаривают, все эти помещения обходит особый дозор, следящий за тем, чтобы пыль оставалась на своем месте, сохраняя память времен нетронутой случайными посетителями. Кстати, сейчас время обхода.
Из глубины коридоров послышался шум шагов, тяжелых и неторопливых, гулко разлетающихся по всем направлениям заброшенного здания. Дверь приоткрылась, и перед путниками предстал странного вида молодой мужчина. На нем красовался помятый джинсовый костюм, из-под куртки торчал коричневый капюшон. В руках блестели нефритовые четки в сорок звеньев, медленно перебираемые пальцами. Мужчина опирался на деревянную трость тонкой работы с набалдашников в виде головы какой-то диковиной птицы.
— Привет! – сказал мужчина как ни в чем не бывало, — давно здесь?
— Второй день, — ответил проводник, чуть наклонив голову в знак приветствия.
— А, старый волк…все водишь гостей?
— Да, рыцарь…
— Ну что ж, не так это плохо, что об острове помнят. Вот ты, — он повернулся к девушке, — ты, что здесь забыла?
— Я? — растерялась Галка.
Не дождавшись ответа, мужчина поднял трость и ткнул ей в грудь девушки.
— Думаешь, совесть свою заглушить? – неожиданно громко произнес дозорный.
— Какую совесть, о чем вы, я просто думала понять, — растерянно залепетала девушка.
Мужчина резко перебил Галку.
-Оставь эти слова для мира, женщина, а здесь все по-иному. Ответы ищешь? Разрешения? Предать хочешь? Так предавай, только помни, что нет такого закона, который разрешает людям бросать детей.
— Каких детей? – удивился Пашка.
— Обычных, рожденных женщиной.
— О чем он говорит? – удивился молодой человек.
Лицо девушки задрожало, она закрыла его руками и зарыдала, громко, в голос, как плачут тогда, когда уже не страшно открыть боль. Ее тонкие плечи дрожали, а спина вдруг согнулась, словно под тяжестью ноши, нести которую уже не осталось никаких сил.
— Я не могу….
— Что не можешь? Любить? – гневно произнес мужчина.
— Я не могу, — бессильно рыдала Галка.
— Что ж, дело твое, женщина…Глупость никогда не оправдывала слабость, как и слабость не служила смягчающим обстоятельством для принятия глупых решений.
Мужчина замолчал, медленно перебирая четки. Стояла гулкая тишина, нарушаемая лишь тяжелыми каплями воды, падающими на грязный бетонный пол.
— Что скажешь? – прервал он молчание, обращаясь к проводнику.
— Чужая душа – потемки для меня. Не буду судить. Но спрошу. Можно ли нам дойти до штольни?
— А почему нет? Если она, — мужчина поднял трость в сторону девушки, — готова любить, то пройдете.
— А если нет?
— А если нет…пропадете. Здесь не делается поблажек никому, ты же знаешь, странник. Не можешь идти – не ходи, боишься – остановись. А так, каждый может пройти, если надеется. И верит.
— Знаю, рыцарь.
Мужчина перевел свой взгляд на Пашку. Тому отчего-то захотелось съежиться от этих темных и холодных, как казалось, глаз, что словно прожигали душу каждого справедливым гневом.
— А ты любишь ее, — произнес мужчина, растягивая слова и кивая головой, словно соглашаясь сам с собой, — любишь и простишь.
С этими словами он повернулся и пошел прочь.
— Прощай! – крикнул ему в след проводник.
Повисла тяжелая тишина. Где-то в глубине коридоров раздался шум, похожий на падение тяжелого предмета, заскрежетал металл.
— Он ушел? – спросила Галка.
— Да, только вот я не понял, про какого ребенка он говорил? – спросил молодой человек.
— Про моего…
— Ты – и мать?
— Я...А ты не мог предположить такого? Думал, я вся как на ладони перед тобой?
— Так это ж здорово! А почему ребенок не живет с тобой?
— Так сложилась, это моя вина… Думала, вот выучусь, устроюсь в жизни и заберу его от бабушки. А ведь так не получиться, прав он, рыцарь этот джинсовый.
— Ты знаешь, — тихо ответил Павел, — я никогда не думал, что все так обернется.
Галка вытерла слезы и грустно улыбнулась.
— Да, вот такая я, совсем другая, отличная от того, что ты предполагал, что ты придумал себе…Не разочарован?
— Нет, скорее наоборот. Рад, что сухарь-ботаник и недотрога-красавица оказалась простой женщиной, у которой есть ребенок. Значит, любила….
— Любила.
— А сейчас?
— И сейчас люблю, только другого.
— Нам нужно идти, — заметил проводник, — здесь нельзя долго оставаться. Дозор знает о нас и будет следить. Пойдемте.
Все молча двинулись дальше. Темный коридор сужался, становилось прохладней.
— Зачем мы идем туда? – спросила девушка.
— Мой ответ прозвучит глупо и просто: за счастьем.
— Так просто?
— А в мире все проще, чем кажется. Любишь – люби, страдаешь – ищи выход. Как-то так.
Впереди показалась железная дверь с маленьким люком. Стекло почти потеряло прозрачность от грязных разводов. Проводник толкнул тяжелый метал, и дверь со скрипом открылась. За ней приоткрылось огромное помещение, в центре которого располагалась уходящая на много метров вглубь шахта.
— Это и есть та самая шахта? – спросил Пашка.
— Да, она не используется уже много десятков лет.
— А что здесь делали?
— Сначала добывали породу, потом помещения были переоборудованы под пусковую площадку для спутников.
Все трое подошли к самому краю, неоновые фонари выхватывали из темноты титановые стенки шахты, из которых в разные стороны торчали медные провода. Справа от нее находился центральный пульт, от которого осталась только забетонированная площадка. Крыша помещения имела сферическую форму.
— А какое отношение все это имеет к счастью?
— Самое прямое. Здесь сохранились записи тех далеких времен, когда люди еще не знали всех этих плазменных жидкокристаллических зеркал и стекол с функцией управления пространством и временем, что дает возможность искажать вориятие легко и виртуозно. Тогда еще не существовало нанографичеких планшетов, реагирующих на голос и запах людей. Писали на бумаге в вахтенном журнале. А чувства рождались в сердце, а не в лабораториях принудительного программирования разума.
— И эти журналы сохранились? – с надеждой спросила девушка.
— Да, их можно почитать.
С этими словами проводник подошел к железному шкафу, чудом сохранившему серый красочный слой. Распахнув дверцы, он достал оттуда пожелтевшие от времени журналы и протянул их Галке.
— Читайте, там много ответов.
Девушка осторожно взяла самый верхний и открыла его на первой странице. Мелким, но аккуратным почерком на нем было написано: «1-я смена».
— Читайте дальше.
«Сегодня вечером заступил на дежурство, все шло нормально, пока не позвонили с центральной диспетчерской. Что-то случилось с электрикой, двери заклинило, и мы с Галиной внутри. Вентиляция отказала, стало очень душно. Галя ждет ребенка и ей нельзя здесь долго находиться». Дальше шли технические описания состояния объекта. «Время словно остановилось, мы не можем выбраться, шлюз заклинило. Гале плохо. Надежд совсем мало. О чем я думаю? О родных, как они там? Знают о случившемся? Машенька уже приготовила ужин, а дочка, наверное, делает уроки. Как это здорово, быть рядом с ними! Мне страшно, страшно не за себя, а за них». Дальше записи обрывались.
— Что здесь произошло? – поинтересовалась Галка.
— Взрыв на главном энергоблоке станции. Это ведь был исследовательский центр, здесь проводились испытания оружия. Проводились запуски ракет, кажется, их называли межконтинентальными. Говорят, тогда погибло много людей, а воздух оказался зараженным.
— Чем?
— А кто знает, какие тогда использовались технологии. Прошло уже больше пары сотен лет.
— Как говорят наши инженеры, — заметил Пашка, — тогда для дверей использовались гидравлические приводы, электричество подавалось от генераторов, были предусмотрены и запасные, но и они могли выйти из строя от критических нагрузок сети. Вентиляция и вся начинка здания питались от одного источника, нам это кажется безумным, но технологии прошлого не были логичными и надежными. Наноисточники с беспроводной передачей энергии плазмы изобрели только сто лет назад.
— Да, это так…
Галка открыла следующую страницу и начала читать вслух.
«Время тянется очень медленно. Мы пытались открыть шлюз, но привод не работает, а механических рычагов нет. Галя плачет, я пытаюсь ее успокоить. Поймали слабый радиосигнал, нас успокаивают, обещают скоро прийти на помощь, говорят о повышении радиации. Значит, что-то случилось с реактором. Главное, не терять надежду».
— Дальше идут отметки показаний датчиков, — сказала девушка, — вот, я вижу: «Нашли старую вентиляционную шахту. О ней никто уже не помнил. По карте определил ее маршрут. Она ведет к западной стене. Снял решетку и помог Галке залезть внутрь, дал радиотелефон и старый фонарь, главное, чтоб хватило батареек. Повышается температура. Остаюсь здесь, буду общаться с ней по радиосвязи. Наладилась связь с внешнем миром, передаю данные датчиков. Они показывают уровни радиации по всем помещениям».
— Почему он остался?
— В этом помещении находился главный пульт управления. Его нельзя оставлять, все данные сходятся сюда. Если бы он ушел, у людей снаружи не было бы информации о состоянии всех помещений. А там ведь тоже могли быть люди.
— Но ведь это глупо…
— Глупо жертвовать собой? Это сейчас всем управляют кибер роботы, люди не участвуют во многих процессах. Само понятие жертвы кануло в небытие. А тогда все было по-другому.
— Как странно, — заметила Галка.
— Ничего странного. Есть другие понятия, о которых забыли сейчас, а забыли не оттого, что их нет, а потому, что мир устроен настолько удобно, что думать и чувствовать просто не нужно. Не нужно ничем жертвовать. Вот вы отдали своего ребенка родственникам, и так делают сейчас многие. А иногда воспитанием детей занимаются роботы. Чувствам нет места в человеческих сердцах. Все, что хочешь, исполняется мгновенно. Не нужно прилагать никаких усилий, достаточно лишь знать один сегмент информации и стать ее носителем. Все сегменты функционируют по давно отлаженной схеме. Даже болезней больше нет, а потому и само понятие терпения забыто. А остров живет по другим законом, здесь главное – чувства и вера. Опасность воспитывает надежду. А на что надеяться вам, людям сейчас?
— Никогда не думала об этом, — ответила Галка.
— Вот видите, все просто и отлажено в том мире, что находится за бетонной стеной. А остров учит чувствовать…
— Я понимаю, о чем вы говорите… И понимаю теперь, что значит чувствовать.
— Но этого мало, нужно искать, искать и искать, пока чувства не откроют выход, — убежденно произнес странник.
— Но ведь остров не дает решений, — заметил Пашка.
— Правильно, но открывает путь к их принятию. Иногда достаточно просто встать на такой путь, чтобы решения обрели смысл.
— Так просто? – удивилась Галка.
— Нет, этот путь не простой. Вернувшись обратно, Вы почувствуете, что многое из того, что воспринимали, как свободу, на самом деле плен. И плен этот непреодолим там, выход можно найти только здесь. Чтобы увидеть путы, нужно познать свободу, иначе путы станут лишь элементами естественного хода вещей.
Наступило молчание, наполненное тишиной окружающих стен. Галка снова перелистнула страницу и начала читать: «Время тянется очень медленно. Я понимаю, что шансов мало, но ведь они есть. Ведь должны же люди что-то сделать». Дальше страницы были вырваны и девушка опять замолчала.
— Что случилось с этим человеком?
— Никто не знает. Конец записей уничтожило время. Но говорят, остров спас всех. Прошло ведь столько времени. Многие пытались понять ту правду, но лишь единицы вынесли истину.
— Они живут среди нас?
— Да, — ответил проводник.
— Но почему мы ничего о них не слышали?
— Потому что правда открывается только на острове. Она не нужна миру.
— Но ведь она нужна людям, — горько заметила девушка.
— Людям – да, но они не знают об этом.
— Странно, — заметил Пашка, — ведь то, как жил остров, переворачивает многое, что кажется незыблемым нам, живущим в мире за его стенами.
— Но не для всех, правда либо принимается, как часть тебя самого, либо отвергается, как часть враждебного мира.
— А что было с теми, кто не научился чувствовать?
— Из тех, что были здесь?
— Да, — уточнил молодой человек.
— Они все еще учатся.
— Здесь?
— Да.
— Но ведь мы их не встретили, — вставила свое слово Галка.
— И не встретим. Так устроен остров, здесь не пересекаются пути, пришедших оттуда. Только те, кто понял его устройство, могут встретиться друг с другом. Остальные обречены на одиночество.
— Пока не поймут? – испуганно прошептала девушка, облизывая высохшие губы.
— Пока не поймут.
— Но ведь они могут и никогда не понять.
— Вы правы, милая леди.
— И что станет с ними?
— Ничего, они останутся в одиночестве.
— Незавидная перспектива, — заметил Пашка обреченно.
— Жутковато здесь, — произнесла Галка приглушенным голосом.
— Не бойтесь, здесь безопасно. Это хорошее место для размышлений.
— Тяжелых…
— Но жизнь не бывает только легкой, — произнес проводник, — она только там такой кажется, а здесь все по-настоящему.
— А я вот жила и никогда не знала, что можно собой жертвовать. Странное чувство…словно заглядываешь в какую-то глубину, о которой не имел представления. И глубина эта приоткрывает двери в тебе собой.
— А так и есть, эти двери закрыты для многих. Но тот, кто сумел заглянуть за них, уже не будет прежним.
— А как же жить там?
— С новыми чувствами.
— А много таких, как мы? – спросил Пашка.
— Да, их становится все больше.
— Но почему я их не встречала там?
— Потому что они чаще молчат. Человек, не посетивший здешние места, не поймет. Нужно пройти остров, чтобы поверить в то, что чувства гораздо глубже, чем просто удовольствие от комфортной жизни.
— А как так получается, что пути многих не пересекаются в этих местах?
Проводник задумался. Галка молча листала журнал, пытаясь разобрать хоть что-то на пожелтевших от времени страницах. Пашка с любопытством рассматривал просторную залу, вдоль стен которой тянулись кабели, столь запутанные, что было сложно разобрать, какой куда ведет. Они различались по цвету и толщине.
Проводник прервал затянувшуюся паузу.
— Коридоры…
— Какие коридоры?
— Времени, — выдохнул он, — они пересекаются, но не накладываются один на другой. Да и потом, все слышали про парадоксы временных перекрестков, там порой встречаются не те, и не так, да и расстаются чаще по глупости. Или проходят мимо, не замечая друг друга.
— Это значит, у каждого путника свой коридор? – спросила Галка.
— Да, Вы угадали. У каждого свой коридор, в котором есть множество ответвлений, тайных ходов и тупиков. Когда нужно, коридоры могут пересекаться или расходится. Всегда есть ниша, куда можно запрятаться, переждать. Вот только есть одна опасность: можно забрести не в тот коридор, заблудиться. Так бывает с теми, кто слишком самонадеян. Но им помогают…
— Кто?
— Проводники, они могут вытащить, если человек заблудился не по своей вине.
— Это как, не по своей вине? – спросил Пашка.
— Это значит, что человек оказался не в том коридоре, что был предназначен ему.
— Кем предназначен? – не унимался Пашка.
— Богом.
— Но ведь человек сам выбирает свой путь, — заметила Галка.
— Да, человек выбирает, куда идти. Но коридор может быть и не его, тогда путь становится слишком тяжелым, и возникает ощущение невыносимой тяжести даже от самых легких трудностей.
— Как странно, — прошептала Галка, — мы жили там, за стенами острова, не задумываясь над такими вещами. Шли себе по проторенной дорожке. Все казалось таким простым. Радуйся жизни, получай от нее все, и этого было достаточно.
— Да, достаточно для того мира. А тут так не получится. Если сердце молчит, то ничего не поймешь; если не умеешь надеяться –не найдешь долгожданного выхода. А теперь нужно идти дальше.
Проводник молча направился к железной двери, ведущей в новый коридор.
— Вот так всегда, на самом интересном месте он прерывает разговор, — выразил недовольство Пашка, — и куда мы идем теперь?
— В подземные коридоры.
— Что за подземные коридоры?
— Так называют комнаты первых строителей острова, живших в маленьких и, говорят, когда-то уютных подземных помещениях. Сейчас в них царит запущение, что, правда, не мешает водить туда гостей.
— А зачем нам их видеть, эти заброшенные комнаты?
— Они хранят память, как и все, что создано руками человека.
— О чем? – спросила Галка.
— О времени и людях…как и все на этом острове, как вы уже успели заметить. Сложность заключается в том, что не всегда память может быть легко прочитана, порой язык прошлого так и остается в прошлом, а настоящее не понимает его смысла. Говорят, Творец, создавая наш мир, сделал память каждого времени непонятной потомкам для того, чтобы зло ушедших эпох не просочилось в настоящее.
Какое-то время шли молча, лишь странный равномерный стук нарушал тяжелую тишину бетонного коридора.
— Что это?
— Метроном…так называли этот прибор древние. Говорят, он отсчитывал точные доли секунд…
— Для чего? – поинтересовался Пашка.
— Кто знает! Тогда люди, например, сами играли на музыкальных инструментах, музыка создавалась душой, а чтобы ее исполнить – требовалось мастерство. Говорят, заданный ритм мог служить ориентиром в музыке…Это кажется странным нам, привыкшим к мелодиям, написанным машиной.
Подошли к атмосферному шлюзу, переборочный отсек был распахнут настежь.
— Дверьми давно не пользуются по назначению, за ними должна быть винтовая лестница, ведущая в подвальные помещения. Будьте осторожны, ступеньки кое-где прогнулись. Воздух там спертый, наполненный едкой пылью. Как только мы спустимся вниз, станет легче дышать. Старая система механической вентиляции все еще работает, но не так эффективно, как современные установки озонирования и очистки.
— Не может быть! – воскликнул Пашка, — эти допотопные кривые трубки еще способны вытягивать воздух? Вот не думал, что инженерная мысль наших предков окажется столь долгоживущей! Браво!
— Так и есть, молодой человек. Это сейчас повсюду стоят плазменные генераторы оксигенации, что автоматически поддерживают нужные параметры микроклимата, а тогда все было проще…механика правила бал, простая механика!
— Это я уже понял, — насмешливо произнес Пашка.
Действительно, воздух на лестнице оказался спертым, наполненным пылью и сыростью. Сама лестница нещадно скрипела и содрогалась от каждого шага. Деревянные перила рассыпались в ладонях, словно труха, медленно оседая на металлические ступени сырой крошкой. Лестница уходила вверх на несколько пролетов и упиралась в стеклянный купол, выполнявший роль крыши. Внизу в свете неоновых фонарей показалась небольшая площадка.
— Зачем нам чужие воспоминания? –неожиданно очнулась от глубоких раздумий Галка.
— -Они помогут Вам понять душу мира.
— Как это? У мира есть душа?
— Есть, милая девушка. Не то чтобы она живая и может разговаривать, — улыбнулся старик, — она – это путь, сила идти по этому пути и слово, обозначающее вещи и их связи. Просто так ее называют, чтобы было понятнее людям. Но увы, современный мир живет по законам комфорта. Достаточно быть лишь носителем маленького кусочка информации, чтобы выжить. Те чувства, что помогали людям раньше, умерли, забылись, над ними смеются. Не нужно ничем жертвовать, жизнь идет по налаженной схеме, нет нужды в жалости, все живут, как и должны жить люди в высоко технологичном будущем: потребляя новизну, как должное, и наслаждаясь комфортом, видимым для всех. Даже любовь стала удобной, приспособившись под уверенную поступь технического прогресса. Роботы воспитывают людей, роботы выполняют грязную работу. Все предсказуемо и однозначно, думать приходится лишь тогда, когда нужно преодолеть очередной уровень сложности в какой-нибудь компьютерной игре. Да и то не системно…Грустно все это, — подытожил проводник, — нет ничего плохого в комфорте, но когда он превращает людей в бездумных потребителей легкости, он становится приговором.
— А здесь, на острове, разве все совсем по-другому? – наивно спросила девушка.
— Да, и по-другому, и нет, — задумчиво ответил старик, — все, находящееся рядом, часто отражает друг друга, не повторяя, а просто указывая на противоположное.
Все собрались на маленькой площадке. Железную дверь подпирал небрежно сколоченный уже в наше время ящик. Проводник отпихнул его в сторону, и дверь со скрипом приоткрылась. Впереди замаячил очередной коридор, освещенный мутными лампами в футлярах, похожих на клетки.
— Здесь горит свет, — удивилась девушка.
— Да, это единственное место на острове, где время почти не тронуло прошлое. Все осталось таким, как было тогда, когда здесь жили люди. Поэтому многие гости называют его коридором прошлого. Идемте.
Все четверо вошли в полутемный коридор. Света ламп, потемневших от сырости и многих десятков лет, явно не хватало, чтобы осветить пространство. Приблизились к первой двери, почерневшей от грязи бетонных стен.
— Проходите, — пригласил проводник.
Комната была совсем простой: два металлических остова кровати, стол, чуть покосившийся и пару табуреток. В углу темнел резной комод, наполненный фарфоровой посудой и стальными приборами для чая и маленьких вечерних застолий. На столе стояла ваза и валялся запыленный бумажный планшет, из которого выглядывали желтые документы. Галка взяла планшет и развернула его. На пол упала старая фотография молодой девушки, совсем юной, как показалось с первого взгляда.
— Ой, — неловко вскрикнула девушка, подняв фотографию.
— Прочитайте то, что написано на обороте…
— Странная традиция или привычка, писать что-то на бумажном обороте фотографии. Как сентиментально, — прошептала Галка, развернув фотографию, — «милой Галочке за месяц до рождения нашего первенца» — гласила надпись, сделанная уверенным наклонным почерком.
— Та самая? – спросил Пашка.
— Та самая….
— Бедная, — протянула девушка, — они здесь жили?
— Нет, конечно. Это просто раздевалка для рабочих шахты, помещение для короткого отдыха после смены.
В коридоре раздался легкий шум, и в комнату влетела молодая девушка. Ее волосы были аккуратно убраны под голубую косынку, простое ситцевой платье казалось немного великоватым, свободно болтаясь на фигуре. Она нервно сжимала руки перед собой, переминаясь с ноги на ногу.
— Кто Вы? – спросила девушка.
— Мы гости, пришли с миром в поисках правды, — ответил проводник.
— Какой правды? Разве правду нужно искать?
— Да, когда она забыта.
— Как странно, — протянула девушка, — правда ведь либо есть, либо ее нет. А забыть ее нельзя. Значит, вы пришли за тем, что доступно всем и везде? – обратилась она к Пашке.
— Да, — неуверенно ответил он, — наверное, так, как не смешно это звучит. Тогда мы могли бы и не приходить.
— Конечно, ведь правда есть везде. Откуда Вы?
— С другой стороны, — произнес проводник, достав из кармана брюк деревянные четки.
— А…слышала я об этой другой стороне за бетонным забором. Говорят, там все слепы…
— Почти так, — кивнул головой молодой человек.
— Так значит, вы решили прозреть?
— Если получится, — ответила Галка, — а вы кто? Как Вас зовут?
— Галя…я живу здесь уже давно, так давно, что не помню начала.
— Вы – Галя? Как странно, меня тоже так зовут.
— Ничего странного. Я – утерянная часть вас самих. Мы встретились случайно, так бывает редко, но это – хороший знак. Я не смогу разговаривать долго, только несколько минут. Но вы можете спросить меня об острове все, что хотите.
— Вы – это я? – спросила Галка.
— Не совсем так. Я – это я, а вы – это вы. Но в данный момент я – утерянная часть вас. Забытая, преданная. Меня создал остров, и я встречаю каждую пару приходящих. Здесь нет никакой мистики. Просто я могу помочь вам вспомнить или обрести утерянное.
— Я не до конца понимаю то, что Вы говорите. Но, наверное, вам лучше знать. Хорошо, я спрошу. Что стало с Галей?
— Я вижу, что вы на правильном пути. Она осталась жива и родила замечательного ребенка. Это была награда.
— За что?
— За любовь и жертву.
— Что значит – жертва?
— Это значит, что вы готовы любить не только потому, что вам любовь не приносит неудобств, а потому, что любите. Это очень просто. Любовь живет в вас, как дыхание, но это дыхание может спасти двоих. И вы готовы пожертвовать им. Но такая жертва всегда получает награду. Уже здесь…
— А кто раздает эти награды?
— Он.
— Кто – он?
— Тот, кто создал всех нас.
— Но ведь человек.., — Галка запнулась на этой фразе.
— Вы хотите сказать: «Бесконечно эволюционировал»? – засмеялась девушка.
— Да.
— Тогда ответьте на простой вопрос, может ли пылинка стать планетой?
— Нет, я думаю.
— Но почему? Ведь это и есть эволюция.
— Я поняла, — ответила Галка.
— Что хранит остров? Какой секрет? – спросил Пашка.
— Что хранит, то и открывает. Как много — зависит от вас. Насколько вы готовы увидеть, а увидев – понять, что совсем и не значит принять понятое. Человек всегда был упрям, в этом и кроется одна из основных причин его падений.
Девушка тихо улыбнулась, а часы, висящие на стене, пробили семь часов вечера.
— Они еще работают, хоть им уже сотни лет, — заметила гостья, — время течет здесь по-другому. А мне пора. Простите.
— За что? – удивилась Галка.
— За то, что не смогла объяснить. Держитесь спокойствия и тишины, они открывают больше, чем суета и шум ваших сердец, плененных улицами. Но ведь каждому интересно свое, и порой и суета кого-то направляет к истине. Прощайте!
Девушка резко повернулась и стремительно и легко выскочила из комнаты.
— Как быстро пролетел день, — заметила Галка.
— Пойдемте, мы должны пройти коридор, иначе придется заночевать в одной из комнат.
— И что тогда случится? – поинтересовалась Галка.
— Будут сниться кошмары! – пошутил Пашка.
— Ничего не случится. Если не пойдет дождь.
— А если пойдет?
— Затопит все помещения, и мы промокнем до нитки. А дожди здесь случаются часто. Так же часто, как смена дня и ночи, то есть регулярно раз в сутки. Хотел Вас предупредить, чтоб Вы не боялись, если уведите что-нибудь необычное. Этот коридор никогда не бывает одинаков, он меняется, приспосабливается под тех, кто решил сюда заглянуть. Приноравливается, если можно так выразиться, под недостатки и достоинства каждого. Так что ответить, что ждет нас дальше, я не могу.
— Это как так – меняется? Он живой, что ли? – буркнул Пашка.
— Нет, не живой. Но и не мертвый. Я проходил его не один десяток раз, и каждый раз он преподносил какие-нибудь сюрпризы. Так что будьте внимательней и не бойтесь, ничего не происходит случайно, а любая неожиданность может обернуться как плохим, так и хорошим. Помните, что лучше вообще ни на чем не останавливаться мыслью, тогда и неприятность уйдет быстрей. Молчите, и молчание даст вам правильный выход из любой ситуации. Таков закон тишины.
— Странные у вас тут законы, — протянул Павел, нервно подергивая плечами, — почти непонятные или абсурдные.
— Почему почти? – спросила Галка, — мне многое здесь кажется непостижимым. Я словно жила в другом измерении, никогда раньше не слышала, что жизнь продолжается жертвой любви. Это звучит как-то высокопарно. Там, за стеной, все так гладко и привычно, знакомо и предсказуемо. А тут даже коридор бывает разным.
— А вы не бойтесь, — заметил проводник, пристально посмотрев на девушку своими пронзительными глазами.
— А почему остров покинули его жители? – спросила Галка.
— Говорят, они возгордились своей мудростью, потеряв из-за глупой самонадеянности путь, единственно правильный на острове, путь любви. В наказание за что, были рассеяны по миру и совсем позабыли свое предназначение.
