Покаянная песнь

Так живем мы в объятиях
жуткого зноя и пыли.
Нам наполнили брюхо,
а душу наполнить забыли;
Средство спутали с целью,
на брюхо учили молиться.
На пупы медитируем,
пряча бесстыжие лица.
Мы забыли Отца,
Сына предали мы на распятье.
Заблудилась овца,
и монета исчезла из платья,
Затемнились умы,
и под глазом налип лейкопластырь.
Уничтожены мы…
Но у храма стоит добрый Пастырь.

Нет в осени веселья и смятения

Опять рассвет за гранью восхищения,
заря румянит край небесный нежно,
нет в осени веселья и смятения —
природу настигает безмятежность.
Днем солнце прогревает до истомы:
желанным гостем нынче бабье лето.
Узоры паутинок невесомых
таят в себе несметные секреты.
Чарующий закат и тихий вечер,
полыни аромат и запах хлеба.
Вот звезды зажигаются, как свечи,
и освещают синий купол неба…

Нас окружают лица...

Нас окружают лица
Гордые. Крик синиц.
Ветер, туман и пицца,
Свитер и пара спиц.

Это сентябрь. А листья
Все еще носят цвет
Зелени. Осень свистнет
Шёпотом вслед листве.

Думаю, вот бы выйти
С песней во двор пустот,
Там паутинок нити
Множились сто на сто.

Кровь холодела смехом,
Глупо смеяться так,
Меряя злобы вехи,
Точно земной пустяк.

Зарисовки 2

1949 год. В СССР приехал Мао Дзедун. Многое было сделано для того, чтобы на китайского лидера произвести благоприятное впечатление. Но главный сюрприз ждал китайского лидера, безусловно, при личной встрече с товарищем Сталиным. Читаю книгу В. Карпова «Генералиссимус»: «Встречи и беседы Сталина с Мао Дзедуном проходили обычно на московской даче в Кунцево. Время всегда было ночное. За длинным столом, в самом начале которого сидел Сталин, как правило, располагались члены Политбюро. Мао занимал место рядом с Хозяином, если не считать переводчика, который находился между ними. Стол всегда был сервирован: у каждого места — обеденный прибор, бокалы, рюмки, минеральная вода, несколько бутылок грузинского сухого вина. Водка не подавалась. На столе также стояли блюда с парниковыми овощами и зеленью. В конце большого стола находился сервировочный столик. Каждый брал себе еду по собственному вкусу. Прислуги в комнате не было. Вино каждый наливал себе сам, но пили очень экономно. Сталин обычно отпивал один-два глотка сухого вина из своего хрустального бокала на ножке, смешивая красное и белое из двух бутылок, которые возвышались по его правую руку и которыми пользовался только он один.

Осеннее барокко

Раскрыла осень вновь свою заветную тетрадь.
В ней что ни слово — золотые буквы.
И ветерок листает на бегу,
Спеша как будто что-то отыскать,
Ее сухие, пожелтевшие страницы.

А я стою, смотрю на листопад,
Прохожих озабоченные лица.
Какое наслажденье твою рукопись читать!
Какое счастье никуда не торопиться!

Как будто время двинулось назад,
Застыло где-то в пушкинской эпохе.
А листья кружатся и золотом горят,
Как гениального поэта строки.

Текст и Автор

Текст

Для кого-то текст — товар, для кого-то — информация, для кого-то — еда… Для меня текст всегда — живая или неживая вода, лекарство или яд, пища или пустая жвачка. Текст предназначен в употребление человеку, и смысл текста не в том, сколько барышей он кому-то принесёт попутно, а в том, как он воздействует на человека и общество.

Первичное должно стоять на первом месте, вторичное — на втором, чтобы был порядок в головах и домах, в сердцах людей и на улицах городов. Когда деньги первичны, порядка нигде не будет.

Живой текст — как живой организм.

Никогда не понимала редакторов, способных загубить смысловой текст ради технических показателей. Прокрустово ложе от технарей не всякий текст улучшает, а только недоработанный, переполненный «водой», т. е. пустотами. Когда текст — концентрированный раствор, его нельзя «казнить» без негативных последствий для конечного потребителя. Важно не забывать, что потребитель текста — не редактор, не дизайнер, не верстальщик, а читатель, и первые должны быть ответственными за неискажённое донесение полученной ими от автора информации.

Особо неприятны редакторы с самостной установкой, которые своим долгом считают что-то поправить, изменить, невзирая на качество текста (хотя бы ради оправдания зарплаты). Как-то раз я попала в руки к такому: он, получив мой текст, пообещал сократить его втрое, и был приятно удивлён тем, что не смог убрать ни строчки. Однако ему хватило здравого смысла принять это как данность, он не стал калечить текст. Таких здравых редакторов, к сожалению, становится всё меньше. Зато увеличивается численность других, готовых покалечить любой текст в угоду ничего не стоящим амбициям тех или иных технических работников, чьё предназначение обслуживать текст.

Чудесный эликсир

Увы!.. Пропитаны навечно нафталином
Музеев пленники — камзолы, парики;
И в экспонаты превратились клавесины,
И нот полуистлевшие листки —
Былых времён немые очевидцы…
Но музыка (!) — чудесный эликсир,
В нём буря чувств гармонией искрится!
Испей его… И для очей поблекший мир
В сиянье красок вновь преобразится!

 

   Всех поздравляю с Международным днём Музыки!

Осенний романс

Я долго всегда отхожу от обмана,
Но всякая ложь обостряет чутьё
К себе самому. И я вновь непрестанно
Нуждаюсь в надежде. А как без неё?

Тяжёлые ветви касаются двери
И двор, и крыльцо осыпая листвой.
Осенний закат возмещает потери
И новые встречи приносит с собой.

Негромко звучит в этот вечер гитара,
Забытых романсов звенит перебор.
Из песни слова вспоминаются старой
И, словно случайно, отводится взор.

Кроме легкой морщины...

Кроме легкой морщины
Общих черт не видать,
Вырос сын, а с картины
Смотрит юная мать.

И родство, как синоним,
Разделило века,
В этой древней погоне
Реки лились песка

На равнины и горы,
На бетонный понтон,
Хватит всем на раздоры,
Даже тем, кто влюблен.

Хватит выстроить храмы
И сковать берега,
Где уставшие дамы
В сердце греют снега.

Девушка, жившая в маме

Девушка, жившая в маме.
Гроздья баюкавших слов.
Редкой породы вниманье.
Выпеченная любовь.

Скупо она улыбалась.
Бедно порой нам жилось.
Ветром носило усталость,
Кисла забытая злость.

Хрюкал сарайчик невзрачный.
Гордо паслись индюки.
И ноябрел шумный праздник
Флагами красной реки…

Понятия не имею

Вроде, простые слова. Но сколько в них глубины и скрытого смысла. Четкий и правдивый ответ на самый сложный вопрос. И очень честный.

Правда, за такую частность ученику в школе придется отвечать. Но позднее, ответственность за излишнюю самоуверенность может быть серьезнее. Уж лучше сразу честно признаться в собственной некомпетентности. Честность уважают больше, чем наглое хвастовство.

Каковы ваши планы на будущее? Их много, а вот что получится — другой вопрос. Мать часто ругалась, что у меня не голова, а помойка. Вроде, знаю много, но все какой-то мусор. Каши из него не сварить. Или каша получится несъедобная.

Время листопада

За чугунной парковой оградой,
Как и много лет тому назад
Наступило время листопада,
Расправляет крылья листопад.
И летит — неуловим и светел,
Заметая в воздухе следы,
Солнечными пятнами на ветер,
Лодочками темными в пруды.

Мы его полету тихо рады,
Мы тоску оставим на потом.
Наступило время листопада —
Время сказки перед зимним сном…
Как ее сейчас неслышна поступь,
Как, листвою палою шурша,
Солнце на руках качает осень,
Точно мать больного малыша…

Сказка Старого Доктора

Маленькая поэма

1.
Ночь короля

Быть королем — непростая работа,
Как от ответственности отдохнуть?
В маленьком мальчике кровь Дон Кихота
Не позволяет спокойно уснуть.

Детская ясность и доброе сердце
Несовместимы с пожаром идей.
Матиуш, гибнет твое королевство,
То, что хотел ты создать для детей.

Трубы надрывно рыдают за ветром,
Кони о землю копытами бьют, —
А над столицею призраки гетто
Желтыми звездами страшно встают.

Песочные часы

Песочные часы. Когда-то ими измеряли время.
За тонким стеклышком тянулась золотая нить.
И сколько прежних поколений
Ей торопилось житие свое расшить,
Смотря то на узор, то на иконы,
Прислушиваясь к шороху песка,
Пока стежки не обретут похожесть,
Пока из рук не выпадет игла…

Забытые часы хранят былое время.
Вернется ли когда-нибудь?
Где и когда, какое племя
Решится их перевернуть?

май 2014

Будь, что будет

Не хватает ни силы, ни правил,
И терпению вышел предел.
Я бессмыслие споров оставил,
Будь, что будет. Зря только шумел.

Три весны пробежали, как десять,
Почернела  души борозда.
Смотрит сверху в костёр полумесяц,
Нипочём ему боль и года.

Есть у счастья другие мотивы, 
Я за них ухватиться готов.
Убежать от людей этих лживых
Без прощальных надуманных слов.

Страницы