Омилия

Небеса не смотрят ныне кротко,
И зима упрочить поступь рада:
В дом ко мне, в закутанные окна,
Постучались гроздья снегопада.

За ночь снег оденет город сонный,
Плану незатейливому внемля,
И к утру в сугробах монотонных
Он предстанет, шаг людей замедлив.

Снег, меж тем, ложился не впустую,
Наполняя труд высоким смыслом:
Он прикрыл собою грязь земную,
Сделав мир на время чистым, чистым…

11.12.2010 г.

Напоследок уходящая зима засыпала город снегом. Игнорируя календарный приход весны, термометр упорно показывал минусовую температуру. И только тепло солнечных лучей, настойчиво пробивавшееся сквозь морозный воздух, убеждало торопливо шагавщих прохожих в недолговечности зимнего плена.

Выйдя из подъезда, Ася поежилась, улыбнулась и накинула отороченный рыжей лисой капюшон. На душе у нее было празднично, как, впрочем, бывало каждое воскресное утро. Надо же, подумала Ася, вот уже вторая моя Пасха близится, а радости не убавляется. Даже больше становится. Ноги весело несли ее к автобусной остановке. Как есть первоклашка, сказала себе Ася, когда почувствовала острое желание оставшиеся до остановки двадцать метров проскакать вприпрыжку.

Я тупо щёлкаю каналы…
Холодный рай телезевак
Мне предлагает сериалы,
Дом два и Ксению Собчак.

Приелся образ светской львицы
С кривой усмешкой на губах.
Но, где ж вы, солнечные лица
С лучами кротости в глазах?

В которых взгляд лучист и ясен,
Когда не терпится сказать,
Что этот мир ещё прекрасен
И существует благодать!

Я не хочу телемутаций,
Не верю призрачной брехне
Официальных информаций
Любых, навязанных извне.

И дожидаюсь терпеливо,
Чтоб удалиться в мир ночной…
И хоть во сне побыть счастливым,
Таким, как есть, самим собой.
2012

Поэтам время дарит свой предел
И, раскрываясь тяжестью, - порою
Оно всех тех, кто петь его посмел,
Как пОлогом, мгновением укроет.

У вечности мгновений точно нет,
Мы все в плену у мимолетных истин.
Поэты, просто чудаки - рассвет
всех греет без разбора. Листья,

слетая с веток, в землю прорастут,
и вот уже покрылись коркой лужи,
проплешинами снег лежит. Летят
остатки прошлых дней и серой стужи.

И снова нежно шепчется листва,
Но в голос кто-то раненый заплачет,
пронырою удачливым назвав
себя и получив за это сдачу

Сполна. До совершенства далеко,
Обкрадывает время все начала,
Звенят надрывно медным пятаком
Карманы наши, тихо у причала

Речного, только вот совсем давно
Об этом спели древние пророки,
Слова их камнем канули на дно,
Но ни на миг не забывались строки

Как муки, их родившие на свет,
Как счастье полюбить и быть любимой,
Об этом знает и поет поэт,
на струнах боли нет обманов мнимых.

Мастер, прищурившись, взглянул на небо. Голубое, майское. Дождя не обещало, но в безмятежную погоду он тоже не верил. Ладога рядом, а она бурная и капризная. Придется рискнуть.

Он вскинул на плечо лопату и пошел на заднюю сторону участка. Бабушка просила не жечь костер слишком близко к деревянному дому. Беспокойство ее было вполне обоснованным, если вспомнить, как часто в деревне случались пожары. Но чаще не из-за неосторожности, я по причине банального пьянства.

Пройдя между яблонь, он вышел к тому месту, где когда-то стоял дом его матери. Домик давно снесли, по причине его ветхости и ненужности: мать уехала, и эта постройка оказалась ей просто ни к чему. Остался маленький пустырь, поросший бурьяном. Погода стояла свежая, так что костер мог разгореться с трудом, не говоря уже об опасности пожара. Мастер воткнул лопату в землю. Сыровато. А яму копать нужно.

Притихла жизнь, умолкли звуки
Во дни Великого Поста,
Не до веселья, не до скуки,
Нет праздных слов – молчат уста.

Идёт незримая работа –
Внутри скрежещут жернова,
Лишь о спасении забота
Рождает жаркие слова.

Ефрема Сирина молитва,
Поклоны, слёзы, Божий страх…
Вновь не на жизнь, а нáсмерть битва
И покаяние в сердцах.

Весь мир покрыт вуалью чёрной,
Но видит ли её народ?
Несётся в пропасть век позорный,
В дурмане страстном грешный род.

Не многим слово «состраданье»
Знакомо в жизни на земле.
В Великий Пост слышны рыданья,
Но большинство «навеселе».

А в Божьем храме дух печальный –
Здесь в полумраке скорбь живёт.
В преддверье радости Пасхальной
Нам «Свете Тихий» хор поёт…

Великопостные седмицы,
О сколько силы, пользы в вас!
Сдавило грудь, дрожат ресницы
И слёзы катятся из глаз.

С каждым днём интересней
И теплей, и светлей!
Дайте музыку песне,
А весне журавлей!

И сверкает над домом
Молодая звезда.
Жить невидимым гномом –
Ни туда, ни сюда.

Отпускаю печали
И назад не приму,
За манящие дали –
Все свои «почему?»

Надоевшая стужа
Наконец-то ушла.
Ты кому-то здесь нужен!
Вот такие дела…
2012

Глава 1

День у Антона не заладился с самого утра. Начать с того, что он умудрился проспать: очнулся от звонка проехавшего под окнами велосипедиста, взглянул на часы — и сразу подскочил в кровати, как будто спал на батуте.

Вообще-то опаздывал он не смертельно — время умыться и одеться оставалось — но вот завтрак «накрывался мокрым полотенцем», как сказала бы Антошкина бабушка. Антон метнулся на кухню: надо хоть чего-нибудь прихватить с собой, сухим пайком. На столе его ждала записка: «Яйца и колбаса в холодильнике, хлеб в буфете, чай уже заварен. Я в парикмахерской. Мама».

— Да уж понятно, что не дядя Петя, — вслух разозлился Антон, — каждый понедельник она в парикмахерскую уходит на полдня!

Он принялся наскоро сооружать бутерброд, привычно ворча себе под нос:

Веселый втер с юга
Живет себе в ладу
С пиратскою фелюгой
И с лодкой на пруду;
Вздымает занавески
И голову кружит,
Гуляет в перелесках
И память ворошит.
Поверишь ли, подруга,
Быстрей идут часы,
Коль дунет ветер с юга
Для Средней полосы!
Он - пряный! Он - с тимьяном!
И слаще, и горчей
При нем закат багряный
И музыка ночей.
Пусть снова бег по кругу,
Пусть пасмурные дни...
Веселый ветер с юга, мне молодость верни!

— Вообще-то кур я люблю. — рассказывала Феня — розовощекая послушница-птичница в голубой рубахе в клетку. — Я росла в городе, а тут как то, довелось мне гостить у тетки в деревне пару лет. Она у меня сердобольная была, наверное, потому что одна всю жизнь прожила. Помню, кто-то подарил нам с десяток цыплят. Мы с ней их растили, кормили, грели. А когда они выросли, тетка их всех и оставила — никого резать не стала. «Они же мне, как дети родные» — говорила. Так смешно — у нас даже куриное кладбище завелось — возле леса. Как окочурится курица, мы с теткой поплачем да и схороним её со всякими почестями.

Феня улыбнулась, вспоминая. Её веснушчатое лицо под платком словно просветлело всё.

Церковь есть тайна преодоления одиночества. Это преодоление должно ощущаться
совершенно реально, так что, когда ты стоишь в храме, то тогда только истинно
приходишь к стенам Церкви Божией, когда луч любви робко, но и внятно начал
растапливать лед одиночества, и ты уже не замечаешь того, что только что воздвигало
вокруг тебя колючую проволоку: ни неверия священника, воображаемого тобой только
или действительного, ни злости «уставных старух», ни дикого любопытства двух
случайно зашедших парней, ни коммерческих переговоров за свечным ящиком. Через все
это ты идешь к слепой душе людей, к человеку, который, может быть, через минуту
услышит лучшее, чем ты, - голос Человека и Бога: Иисуса Христа.

С.И. Фудель «У СТЕН ЦЕРКВИ»

Многозначны и таинственны определения Церкви, которая и вечно юна , и стара как мир, и была, и есть, и будет до кончины мира, Второго Пришествия Господа Нашего Иисуса Христа и всеобщего воскресения из мертвых.

Зима уходит тихо, осторожно
Под зонтиком из мартовского льда.
Ей одиноко, страшно, ей тревожно…
Был снег хрустящий… а теперь вода…

Зима, Зима, Снегурочка, что плачешь
Прозрачною капелью целый день?
Под ледяным зонтом сердечко прячешь
И тщетно, безуспешно ищешь тень.

Вот небо сыплет хлопья на прощанье,
Как на невесту лепестки от роз…
Ты плачешь… неизбежно расставанье…
Приход Весны – причина твоих слёз…

12.03.12

Мой братан двинул в Питер,
Друг уехал в Азовье,
А меня не ищите,
Я живу в Приднестровье…

Люди в Рыбнице нашей –
Интернациональны.
И нацизм тут не пляшет,
Здесь народ уникальный!

А у нас – молдаванки,
Есть болгарки, цыганки,
А у нас из-загранки
Ждут мужей – рыбничанки!

Край зеленый, желанный
Почему мне печально?
Просто кризис поганый,
Ну, а так – всё нормально…
2012

Моему брату было лет пять, когда он поругался с дедушкой. Казачья кровь: упрямым и своенравным он был всегда. В сердцах заявил деду:

— Дурак!

Сам дед был донской казак, от него эти качества и достались внукам. В угол ставить мальчишку он не стал, а строго заявил:

— Все! Пока не извинишься, я с тобой разговаривать не хочу. Ни одной сказки тебе больше не расскажу…

Вся семья целый день уговаривала братца извиниться. Но его упрямство было сильнее. Он держался до вечера, и лишь когда стемнело, подошел к дедушке и виноватым голосом пролепетал:

— Дедушка, прости меня, пожалуйста! Я БОЛЬШЕ НИКОМУ НЕ СКАЖУ, ЧТО ТЫ ДУРАК…

Дед был растроган. Он простил внука, и долго думал:

«А что же он мне такое сказал-то?!»

Смеялась вся семья.

Женился ноутбук на аккумуляторной батарее. Выбирал самую-самую: высококачественную, высокопродуктивную, высокоэффективную, с большим внутренним объёмом и потенциалом. И всё для того, чтобы питала она его как можно лучше и как можно дольше. Без подзарядки. Не любил ноутбук отвлекаться на всякие там подзарядки, считая их батарейкиным вздором.

Так они и жили: ноутбук питался всем на зависть, а батарейку свою не подзаряжал. «И так хорошо работает», — думал он, занимаясь своими ноутбуковскими делами. А батарейка попискивала иногда, подмигивала, надеясь вразумить своего супруга и направить его на путь истинный. Мол, и я нуждаюсь в питании, несмотря на то, что я — батарейка. Но писк её поглощали равнодушные предметы, разбросанные по дому, и пустота.

Не маяться и, всё как есть оставить,
Не слушать всех кто «против» и кто «за»,
Куда-нибудь с утра себя направить,
Пока ещё блестят мои глаза.

Отправиться до лесу по щебёнке
Да к Генчику заехать по пути,
Он умер, этот Генчик от «палёнки»,
Сказать ему последнее «прости»…

И поклониться низко ветерану,
Что каждый день у паперти сидит…
Не мне судить: больной он или пьяный,
Но, если просит, значит позабыт…

А жизнь – не биография в анкете,
И мир стоит всем бедам вопреки,
Пока ещё живут на белом свете,
Поверившие в счастье чудаки!
2012

Брюссель забавный город. Вроде большой, но очень спокойный. На Гран-пляс, центральной площади, снова выложили огромный герб королевства. Все цвета – из цветов. В аккуратных горшочках. Несколько дней простоят, на открытки попасть успеют. И туристов удивить.

Но было в Брюсселе что-то странное. Он большой, но слегка неопределенный. Город расположен на фламандской территории, но говорит по-французски. Суеты особой на улицах не видно. Неподалеку, через пролив – Англия. На севере – Голландия. На юге – Франция, сзади Германия подпирает. Сверху дождик капает.

Дождь и сейчас тихо и вкрадчиво капал мне на макушку. Шапку я не взял. Как обычно. Может быть, именно поэтому я решил забежать в одну из кондитерских. Они здесь бывают забавными: маленькая шоколадная фабрика и магазин в одном помещении. В одну из этих лавочек я и зашел. Спросил по ошибке конфеты конкурирующей фирмы, едва ноги унес. Конкуренция.

В нашем доме есть такие люди,
У которых всё всегда стабильно:
Вовремя проплаченный мобильник,
До краёв набитый холодильник.
И «Боржоми» в фирменной посуде
По утрам из чашечки фамильной…

И одеты стильно и по моде
Всякий раз в одежды непростые.
И живут не так, как остальные,
И при встрече – вежливо-скупые,
Им кивнёшь, тебе ответят вроде,
Но глаза, глаза у них пустые…
2012