Судьбу не обстоятельства меняют,
А тот, кто сам и любит, и любим.
И ангелы любовь не осуждают,
Молитвой помогая тем двоим.
А тех, кого признанья раздражают,
Кто их ругал, считая за грехи,
Метла судьбы, как мусор убирает,
Таким не посвящаются стихи.
2011
Повсюду — глаза. Ожидающие, надеющиеся, голодные. До зарплаты еще неделя, даже больше, а мы уже недоедаем. Сидим на каше да хлебе. Нет, это, конечно, не голод! Что мы знаем о голоде? Да почти ничего, слава Богу!
Есть не досыта даже полезно. С духовной точки зрения. Вот только стыдно перед неразумными животными, которые ничего не знают о пользе недоедания. Они просто смотрят, даже не в глаза, а прямо в сердце, и умоляют.
Мечты, мечты,
Где ваша сладость?
Где ты, где ты,
Ночная радость?
Исчезнул он,
Веселый сон,
И одинокий
Во тьме глубокой
Я пробужден.
А. С. Пушкин, «Пробуждение»
Мечта пригрезится и голову вскружит,
а то – глядишь – собьет с пути и с толку,
на ближнего посмотришь дико – волком:
не помешал бы, как мечтаешь, жить.
И что тебе в мечте твоей пустой?
Земного шелуху и позолоту,
Всё-всё что ты добыл в крови и с потом,
Развеет ветер или дождь простой.
Мечты, мечты… не сладко с вами, нет!
Вы предаёте – без стыда, без дрожи…
Источник счастья – только Слово Божье.
Источник света – только Божий Свет.
Много сейчас говорят, пишут о всяких паранормальных явлениях, о людях с исключительными умственными способностями, о всяких невероятных явлениях и случаях. Недавно писали, как одному рабочему на голову упал сварочный аппарат и сразу после этого, этот рабочий, у которого вообще слуха не было, и к тому же он был глух на одно ухо, запел великолепным бельканто арии на итальянском языке, а человек, выживший в авиакатастрофе, стал понимать язык животных; тётка одна, после того, как её надула строительная кампания, стала читать мысли людей—теперь её уж, конечно, никто не обманет. Случаи, конечно, интересные, но случай покруче этих произошёл недавно с нашим сантехником Шмонькиным. Городок у нас маленький и свидетелей происшедшего было очень много.
Из доклада "Авторитет и свобода в Церкви", 1967
Можно ли, между тем, сомневаться в том, что эту неутолимую жажду абсолютной свободы внесло в мир христианство? Ибо весь «ужас» христианства, если так можно выразиться, в том и заключается, что в нем нет ничего «умеренного», ничего направленного к «среднему человеку» с его «умеренными нуждами».
Оно берет каждого и говорит: «Бог или диавол, Небо или ад, но не серенькая середина». И потому, в конечной итоге, именно оно ответственно за ту страшную поляризацию авторитета и свободы, которая взрывает все время «мирную жизнь» людей. Да, христианство разрушило ту «меру», которой так сильна была древняя Греция: «Человек есть мера всех вещей»…
Попик, отец Василиск, еще не совсем старый, «полтинник с хвостом», но фигурой – разбухшее тесто, уже на инвалидности и в церкви за «штатом». Приболела у него, а вскоре и преставилась мать, и некому стало для великовозрастного чада готовить, стирать, всячески его обиходить.
По воскресным дням отец Василиск неизменно приходил помолиться в храм, и давние старушонки-прихожанки начали подмечать, что батюшка-то стал все больше походить на неряшливого бомжа. С подачи их, сердобольных, и развернулась за отцом Василиском «охота»…
Резко выделилась Инга Ибрагимовна из почтенного возраста дам, что в приживалки к нему определиться попытались. Те кандидатки и выпить-пожрать не дурочки, и благосостояние их детей и внуков – первая забота, а сам-то батюшка уже на заднем плане, к его просторной квартире досадное приложение.
А Инга Ибрагимовна попросту пригласила к себе в гости.
Вот и пошли отец Василиск вместе со старым приятелем, таким же холостяком, любителем лишний раз выпить и закусить на дармовщинку, к ней.
Писатель служил диаконом в храме. Дожил и дослужил он до седой бороды; писателем его никто не считал и называл если так – то по за глаза, ухмыляясь и покручивая пальчиком возле виска.
Мало кто знал, что на дне старинного сундука в отцовском доме лежала толстая стопка исписанных бумажных листов, «семейная сага» - история рода, над которой он в молодости за столом корпел ночами .Все встряхивающие в прошлом веке «родову» события, образы дедов и бабок, дядек и теток, удачливых в жизни или бесшабашных до одури, укладывались помаленьку в главы книги.
Тогда же он, с радостным трепетом поставив последнюю точку, послал рукопись в один из журналов, и оттуда, огорошив, ему ответили, что, дескать, ваши герои серы и никчемны и что от жизни такой проще взять им лопату и самозакопаться. А где образ передового молодого рабочего? Нету?! Ату!!!
Доплетёмся или доиграем,
После смерти – рай или расплата,
Чтобы до последнего кодранта
Заплатить за то, что выбираем
Или же отринули когда-то?
Злая воля или просто случай,
Следствие непризнанной причины,
Каверзность до самой до кончины,
Солнце правды или вечность-тучи,
Ползать трусом или брать вершины?
2011
Распускаются бутоны
Тех цветов, что ты дарил,
Волны трав летят по склонам,
Не жалея летних сил.
Речка чистая, как в сказке,
Тихо катитит воды вдаль,
Лепестки мне дарят ласку,
В лепестках моя печаль…
Что светла, как ночь в июне,
Что проста, как поцелуй,
Эх, ударить бы по струнам,
Родниковых свежих струй…
И приняв весь мир – смириться,
Осознав, что все - лишь путь,
и на нежность вновь решиться,
даже если не вернуть,
Поцелуев первых радость,
чистоту наивных лет,
вновь подаренная младость
даст иной на все ответ.
По - иному будут мчаться,
волны трав по склонам лет,
но все также признаваться
будем мы в любви в ответ...
Представьте себе, что ваш сын или племянник попросил вас принять участие в постановке школьного спектакля, например, сказки «Гуси-лебеди». Вам досталась важная и ответственная роль яблони. И хотя костюм для вас ещё не сшит, вы, чтобы не ударить в грязь лицом на генеральной репетиции, решили порепетировать дома. Становитесь посреди комнаты, ноги на ширине плеч, руки в стороны и... вживаетесь в образ. Вы чувствуете, как шелестят ваши пальцы-листья... стоп! Чего-то не хватает. Может быть?.. Вы бежите к холодильнику, достаёте два красных яблока, возвращаетесь в комнату и застываете в позе яблони. Опять вживаетесь в образ. И только ощутили дуновение ветерка, как в коридоре зазвонил телефон. Идёте к телефону и, кратко ответив на вопросы сослуживца, возвращаетесь в комнату, на то же место и снова хотите приступить к репетиции. Но в голове возникает вопрос: «Почему я всё время становлюсь на одно место?».
И ты видишь, потому что ты приведен в движение
невозможностью возможной гармонии. «А счастье
было так возможно, так близко», когда ваш поступок,
ваше действие — компонент вероятности меня самого.
(М. Мамардашвилли)
Помните плач Адама о Рае? Это внутреннее переживание целостности и гармоничности Богом созданного мира, невероятное чувство единения со всеми людьми. Оно радостно и, в то же время, невыносимо, оно причиняет душевную боль, но и дарует надежду…
Брожу по осеннему городу в одиночестве, пытаюсь убежать от одиночества, страдаю от одиночества и устремляюсь в одиночество.
Где ты, мой Друг, жаждущий того же? Мы нужны друг другу!
Кому бы позвонить?
Обременять никого не хочется. Да и кто способен понести меня? Немногие…
Глава шестая
Как малютка Торотед попал на распродажу
– Чего сидишь? Бежим, скорее, к ежам! – окликнул малютку Тортоеда пробегавший мимо Заяц. – Сегодня – большая ежиная распродажа.
– Да мне, вроде, ничего не нужно, – сказал малютка. – А того, чего надо, здесь все равно нет.
– Не может быть! Всем надо, а тебе нет? Беги скорее, а то поздно будет, – прокричал Заяц на ходу. – И на меня очередь займи-и-и-и!
Словно какая-то невидимая сила вдруг подхватила малютку, сорвала с пенька и толкнула в колючий малинник, откуда он кубарем выкатился на поляну.
На поляне с важным видом сидел Ёж, вокруг которого были разложены кучки подавленной ягоды, сухих кленовых листьев, хвойных иголок, сморщенных сушёных грибов и прочей лесной мелочи.
– Всё – по пять. Ежиная распродажа… ягодная распродажа… на ежевику – сезонная скидка, – монотонно твердил Ёж. – Сегодня – всем по пять, только в одну лапку.
Мур вовсе не хотел французом оставаться. Он приехал в Советскую Россию, чтобы стать советским человеком. Немцы замкнули окружение под Вязьмой. Несколько дней между Москвой и наступающим вермахтом практически не было советских войск. Паника в Москве, сгоревшие партбилеты, сожжённые собрания сочинений Ленина, Маркса и Энгельса: «День 16 октября был открытием, который показал, насколько советская власть держится на ниточке». Великая иллюзия кончилась.
Сухая биографическая справка бывает примечательна. Георгий Эфрон, сын Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. Родился 1 февраля 1925 года в Праге, почти четырнадцать лет провёл во Франции. В 1939 году приехал вместе с матерью в Советский Союз. Пережил арест сестры Ариадны, арест отца (о его гибели он так и не узнает), самоубийство матери, две эвакуации и, наконец, был призван в Красную армию. Погиб в июле
Так случилось – брат пошёл на брата,
Люди убивали, не шутили.
Я живой, и как бы виноватый
Перед теми, кто давно в могиле…
Разделились, чем мы виноваты,
Или нас намеренно столкнули,
Чтоб заговорили автоматы,
И в тела летели дуры-пули?
Мы мечтали, верили, дружили,
Пацаны, друзья мои, ребята!
Вы в расцвете головы сложили,
Я живой, и как бы виноватый.
2011
Россия, в тебя ли не верить?
Россия, тобою ль не жить?
Страданий твоих не измерить,
Твоей доброты не забыть.
Ты есть и, конечно же, будешь,
Что мнится Россией – не ты.
Ты вьёшься финифтью на блюде,
Твои неподдельны кресты.
Твои купола – золотые,
Светильники – вечно горят.
Дороги твои фронтовые
Ведут не на рыночный ряд.
Сугробы, проталины, степи,
Поляны, изгибы ветвей…
Скиты, власяницы и цепи
В судьбе не случайны твоей.
Не Разины и Пугачёвы
Тебя выводили вперёд,
А трудолюбивые пчёлы,
Нектар превращавшие в мёд
Келейный, молитвенный, сладкий.
Тебе ль о пощаде просить?
Очнись, заповедали аввы
Молиться, трудиться, любить.
Склоняйся пред Богом единым,
Ты – светлый иконы оклад.
Ты клином летишь журавлиным
Не в чёрный, безвылазный ад.
А слухи о крахе – нелепость,
И вести тревожные с мест.
Ты вся – Соловецкая крепость,
Ты – иноком струганный крест.
Не говорите, братия, друг другу
Бранных, жестоких, непристойных слов;
Ни на обидчиков проклятий груду
Не посылайте, ни на злых врагов.
Не призывайте, братия, напрасно
Святое имя Божье никогда:
Святое имя Божие прекрасно,
Да воспоют Ему хвалу уста.
Не забывайте, братия, о дне
Суда Господнего над всеми нами.
Неправедно проживших на земле
Геенны огненной коснется пламя.
Возлюбленные братия мои,
Восстав от сна, во всякий день и всюду
Стремитесь говорить слова любви
Не огорчать, а радовать друг друга.
Умом и сердцем, братия, любите
Того, Кто ради вас на Крест взошел,
Молитесь Иисусу и просите,
Просите, чтобы Он и к вам пришел.
22.07.2000 г.
Глава седьмая
Как малютка Тортоед искал дорогу домой
Малютка Тортоед шёл по тропинке, когда под ним вдруг закачалась земля.
«Неужели землетрясение! Прощайте, добрые звери и птицы! – только и успел он подумать, проваливаясь в яму. – Прощайте мои любимые торты – бисквитные, песочные, слоеные, шоколадные, фруктовые, ореховые и медовые, которые я так и не успел попробовать за свою коротенькую жизнь».
К счастью, яма оказалась не слишком глубокой, но почему-то очень уж темной.
– С приземлением, инопланетянин, – услышал вдруг малютка чей-то глухой старческий голос.
(Пьеса в 4-х действиях)
Действующие лица:
Дмитрий Петрович — археолог, молодой человек 26-ти лет, сильно увлеченный свои делом, решивший посвятить раскопкам времен Великой Отечественной Войны всю свою жизнь.
Роман Александрович — графолог, увлеченный своей работой, написавший множество научных трудов, мечтающий получить кандидатскую степень. Ласковый и мягкий муж, преподаватель, читающий настолько интересные лекции, что с его «пар» не только ни разу не сбегали студенты, но еще и приходили послушать коллеги с других факультетов. У него очень много друзей, православных мирян и даже священников, с которыми он каждый вечер «выходит» пообщаться в интернет, при этом он довольно редко бывает в Церкви, оправдывая это в большинстве случаев своей «религиозной безграмотностью».
Прогоняя скучное безделье
И взамен бессмысленной хандре,
Сказочно-волнующей метелью
Разыгралось небо в декабре.
Старые, дорожные морщины,
Спрятала весёлая зима.
Люди вдруг оставили машины,
Толку в них, сплошная кутерьма.
Резко, неожиданно, мгновенно,
Изменились улицы, дворы.
Навалило снега по колено,
К радости беспечной детворы.
Закружило мир в конце недели,
Пятница. Мой город в серебре.
Я люблю внезапные метели,
Белые метели в декабре.
2010
Камень, на котором он сидел, был горячим и гладким. Человек называл камнем большой валун в форме перевёрнутой чугунной ванны, отполированный ветрами и крепко вросший в песок. От камня до океана было шагов тридцать. Когда он впервые сел на этот камень, океан был от него шагов на пять дальше. Материальным свидетельством наступления океана на сушу, для человека, сидящего на камне, был безобразный огрызок скалы, поросший водорослями, в каких-то лишайчатых ржавых пятнах, выступающий из воды, словно гнилой зуб в беззубом рту.
Человек уже не мог сказать, сколь долго он живёт на этом острове, но он хорошо помнил, что было время, когда эта уродливая скала с таким же независимым видом стояла на берегу и океан доставал до неё только во время приливов и штормов. Теперь её основание всегда было в воде, оголяясь лишь во время отливов.
