Мы шли по парку и ворошили носками ботинок осеннюю листву. Как ты? хорошо! а ты? и я. мне дают таблетки...молчание. и колят уколы...сильные? да, от них голова кружится и хочется спать. поспи немножко -сейчас осень! да, я знаю. я сплю. все хорошо. ты читаешь? да, немножко. пока не слипаются строчки. читай! а когда слипаются - молись. я пробую. хорошо. вышиваешь? нет, нам нельзя...иголка? да, и спицы - ничего такого. понятно. плети четки! научишь меня? договорились. шорох листьев. с врачом говорила? да. и что? она спросила, что меня волнует... а ты? ничего не волнует. просто я чувствую, что со мной кто-то есть... а ты чувствуешь? да. батюшка говорит, это ангел-хранитель. а ты врачу сказала? про ангела-хранителя? да. сказала. мы тебя вылечим, говорит...молчание.
Обыкновенная любовь
Обыкновенная любовь
Меня опутала сетями,
Обыкновенная любовь,
Обыкновенная во всём.
Обыкновенно и легко
Она возникла между нами,
Обыкновенная любовь,
Которой вряд ли кто спасён.
Обыкновенная тоска,
Обыкновенные свиданья,
Обыкновенная рука
В рукопожатии немом,
Обыкновенные слова,
Обыкновенные признанья,
Обыкновенная молва
В людей неведенье слепом.
Спешащим, им не до любви,
Они давно любовь забыли,
Их затянул водоворот
Забот обыденных, пустых.
Обыкновенная любовь
Грустит в сердцах под слоем пыли.
Обыкновенная любовь,
Ты их, непомнящих, прости!
Наверно, я забуду всё,
То, чем сегодня так волнуем,
Наверно гляну свысока
На то, как искренен простак,
Наверно, втайне посмеюсь
Над этим робким поцелуем.
Но почему ты так светла,
И необыкновенна так?
Крестопоклонная
Не хватило зимы. Коротка оказалась дорога
От звезды Вифлеемской до смертного хлада Креста.
Предвесеннее небо синеет бесстрастно и строго,
А бесснежная улица вновь беззащитно пуста.
Окунуться бы снова в пушистую тихую нежность,
В безмятежность покоя и тихий густой снегопад,
Но встает впереди очертаньем Креста неизбежность
Окунуть свою душу в негромкое пламя лампад,
Окунуть, опалить – этим золотом, этим кармином, -
Даже пусть обожжет: как целителен будет ожог,
Хоть душа, как в укрытье, стремится к январским каминам,
К подоконникам лунным, где мягко мерцает снежок.
Я окно прикрываю узорною тюлевой шторой,
Ледяные рисунки на бледном стекле создаю…
Но стучит мне в окно тополиная ветка с укором:
«Отвори. Это Я. Я опять пред дверями стою».
Бессмертие
Из цикла «Миниатюры»
Мой путь мне кажется немыслим,
Где жизнь – сугробы на песке.
И руки на кресте повисли.
И смерть почти на волоске.
А кровь фонтанчиком рассветным
Польется песней изо рта:
О том, как трудно стать бессмертным,
Воспрянуть заживо с креста.
март 2011
Уносите меня, олени…
Я хотела бы выйти в поле.
Вспоминать о тебе и плакать.
Если нет на то Божьей воли,
И не вижу я добрых знаков
То зачем же гибельным светом
Озарил мне горькую душу?
Не могу изменить обету,
Обещаний своих нарушить.
Ты последний цветок свободы.
Я дышу твоим ароматом.
И тянусь к тебе через годы,
Чтобы стал ты хотя бы братом.
Я могу стоять на коленях
И молиться о нашем свиданье.
Уносите меня, олени!
От любимого и от страданья.
март 2011
Ты где?
И сказал: выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь;
после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра.
[3 Книга Царств, 19, 11-12]
Посредственность как социальная опасность. Клуб «Белингва» (Ольга Седакова)
Лекция Ольги Седаковой в клубе «Белингва»
Ольга Седакова: Добрый вечер. Я благодарна тем, кто пригласил меня выступить перед аудиторией, которую я редко встречаю, аудиторией, которая собирается обсуждать политические вещи. Это приглашение меня порадовало, но и испугало, потому что менее подходящего человека для такой беседы, я думаю, трудно найти. Насколько я представляю, здесь обыкновенно выступают люди, которые несопоставимо теснее, чем я, связаны с актуальной политической и общественной ситуацией, с тем, что составляет, по видимости, ядро этой ситуации. Я не политолог, не социолог, я мало что понимаю в экономике, юриспруденции; я практически не участвую в литературной публичной жизни, коллег своих встречаю обыкновенно в других краях, как, например, два дня назад встретила многих из них во Франции. И, наконец, я уже тридцать лет живу без телевизора. И что же можно услышать от такого человека?
Всем звездам, близким и далёким
Когда мы близко, мы не светим,
Совсем не светим - мы лишь камни.
И даже, если Вы считали,
Что звезды мы, нас посетив,
Вы лишь разводите руками
И всем при этом говорите:
"Звезда-то наша - просто камень!
Звезда-то наша не блестит!..."
Но если на Земле Вы ночью
Свой взор поднимите на небо,
То сотни, тысячи созвездий
Вам замерцают в темноте.
И среди них светить Вам будет
Издалека одна, родная,
Звезда, которая лишь камень....
Ведь всё зависит как смотреть.
Голгофа
А ты хотела, чтоб бесстрастно
Как в небо брошенным «лети!»,
Но до веселья светлой Пасхи –
Страданий долгие пути.
Ещё на Гефсиманских тропах
Не слышно прерванных шагов,
И крик оставленности – шёпот
Пустынь песчаных берегов.
Ещё друзья с тобою тесно –
Плечо к плечу, рука к руке,
Но на горе стенаний крестных
Ты не останешься ни с кем.
Ещё покуда удержима
Тьмы источаемая злость,
Но оборвётся вдруг пружина
И жгучей болью вбитый гвоздь
По шляпку – в трепет сухожилий
Войдёт, кровя, их рваных вен,
И все окажутся чужими,
А ты – один на всей земле.
И Тот, который был так близко,
Кто сотворил и плоть, и дух –
Сокроется за лунным диском,
А ты – покинутым в аду,
И будешь вечность ждать, не зная,
Исполнятся ли былью дни
Когда Он выступит из рая
И хлынут слёзы от любви.
Палят языческие боги...
У ветерана войны во сне
болит отрезанная нога.
Палят языческие боги
По нам из тысячи орудий –
Болят отрезанные ноги,
Болят отрезанные люди…
И всё болит от боли этой,
И даже то, что цело вроде.
И над отрезанной планетой
Отрезанное солнце всходит.
На небосводе синим мелом
Начертана людская повесть,
А на асфальте обалделом
Лежит отрезанная совесть.
И я живу, от всех отрезан
Своею скудостью безмерной,
И часто совестью-протезом
Жестикулирую в тавернах.
Отрезаны любовь и дружба,
Они во сне болят несносно.
Слепая девушка. Часть 2. Улица Декабристов
Солнце стояло уже высоко. Просохшие листья стучали в окно и играли на солнце гранями. В комнате было светло и тихо. Странный человек открыл глаза. Сел на кровать.
У него была такая привычка, вставать сразу же, как только проснулся. Он потер ладонями лицо, потянулся, прошелся по комнате. Остановился у зеркала. Улыбнулся. Плохо улыбнулся, зло. Снял измятый плащ, повесил его в прихожей. Разделся и снова лег в постель. Спать не хотелось. Идти куда-то тем более. Да и никто не ждет. Впереди выходной. О, как он не любил выходные. Странный человек снова встал. Одел халат и прошел в ванную.
Он долго, закрыв глаза, стоял под потоками воды. Ему так хотелось смыть всю боль, весь страх, всю грязь, которая за последние годы покрыла его толстой непроницаемой коркой. И еще чувство вины, которое давило его к земле, не давало дышать, мыслить, жить. Он уже давно ни на чем не мог сосредоточится. Хотелось спрятаться куда-то, стать маленьким, защищенным. Неожиданно, из потаенных уголков памяти выплыло давно забытое воспоминание детства:
Современное недочеловечество (Иеромонах Серафим (Роуз)
Наш век — это, по сути, век абсурда. Поэты и драматурги, художники и скульпторы провозглашают, что мир — неорганизованный хаос, и так изображают его в своих произведениях. Политики любого рода — правые, левые и центристы — пытаются придать царящему в мире хаосу слабое подобие упорядоченности; пацифисты и милитаристы едины в абсурдной вере в то, что немощными человеческими усилиями можно преодолеть чрезвычайные ситуации (с помощью средств, которые очевидно должны все погубить). Философы и прочие будто бы ответственные люди в правительственных, научных и церковных кругах (когда они не прикрываются узкой специализацией или бюрократизмом) лишь подтверждают тезис о ненормальном положении современного человека и созданного им мира и советуют предаться дискредитировавшему себя гуманистическому оптимизму, безнадежному стоицизму, слепому экспериментаторству или иррационализму либо рекомендуют отдаться самоубийственной вере в «веру».
Оэл - менестрель
Маленькие окна на постоялом дворе близ Флангера были открыты настежь и источали тусклый свет. Внутри стоял чад, в душной желтой мгле шло веселье – некий странник угощал ужином и вином всех без разбору – проезжих горожан, купцов, бродячих ремесленников и нищенствующих монахов. Все давно были пьяны, вопили кто во что горазд, кто-то пытался плясать, кто-то, по-братски обнимая соседа, рассказывал о скорбной жизни своей. Виновник нежданного праздника - хрупкий, улыбчивый молодой человек в новеньком дорожном одеянии - сидел у окна, поглаживал пламя свечи, пропуская его между тонкими пальцами, и с интересом следил за происходящим.
Очерки из жизни православных северных женских монастырей середины ХIХ — начала XX вв.
Приступая к рассказу о православных северных женских монастырях, мне не обойтись без объяснения того, как, когда и по каким причинам я обратилась к этой теме. Возможно, интерес к теме женского монашества возник у меня еще в детстве, когда я прочла случайно попавший мне в руки роман Д. Дидро «Монахиня». И, как ни странно, именно эта откровенно антицерковная и антимонашеская книга возбудила во мне симпатию к монашеству и желание узнать его поближе. Удивляться этому не следует — в советское время многие люди приходили к Православию именно так, через атеистические книги, где содержалась хоть какая-то, хотя бы и искаженная, информация о нем.
Римо-католическое учение о спасении
Дипломная работа по предмету «Сравнительное богословие»
Спасение является целью христианской жизни. Именно «нас ради человек и нашего ради спасения» воплотился и пострадал на земле Иисус Христос, Сын Божий. От того внутреннего содержания, которое вкладывается верующим в понятие «спасение» (что есть спасение; что подлежит спасению; как совершается спасение; от чего необходимо спасение) в полной мере зависит не только осознание смысла жизни, но и выбор основополагающих целей, средств и приоритетов религиозного развития, находится нравственная оценка поступков и стремлений человека в окружающем мире, оценка своего духовного состояния. Искаженное, приниженное понимание «спасения» неизбежно лишает верующего полноценной внутренней жизни во Христе.
Про бомжа
У Лешки Балабанова в сентябре сгорел дом. Пожар случился ночью: то ли замкнуло проводку, то ли сам он с вечера по пьяни бросил куда-то спичку. Вместе с домом сгорели все вещи и документы, Лешка едва успел в одних трусах выскочить в окно.
Ни друзей, ни родственников за 50 лет своей беспутной жизни он не приобрел. Поначалу он жил на пепелище, питаясь тем, что росло в огороде.
Но в октябре ударили морозы, выпал снег, и Лешка сильно замерз. Ноги от ступней до колен посинели и перестали повиноваться. На локтях он добрался до магазина в центре села, не смог вползти внутрь и лег у входа, замотавшись в сохранившийся от пожара большой кусок полиэтилена.
Появление у магазина голого Лешки сельчане встретили неодобрительно.
Выходящие с покупками местные старушки возмущались, что бомж лежит в центре села, и никто его не забирает.
Глава села, подойдя к Лешке, долго ругался, называя его пьяницей и тунеядцем и угрожал вывести на свалку.
Продавщицы пытались оттащить его подальше от магазина, чтобы своим видом не отгонял клиентов, но Лешка оказался слишком тяжелым, и его оставили в покое.
Я люблю тебе чисто і вірно
Я люблю тебе чисто і вірно,
Так, як я лише можу любить,
Найсвітлішу у всесвіті зірку,
Ту, що в серці моєму горить.
Я хотів би в глибокі криниці
Твоїх синіх, як небо, очей
Опускатись, черпати водиці
Увесь залишок днів і ночей.
Я люблю тебе просто і ніжно,
Так, як я лише можу любить.
Хоч на вулиці холодно й сніжно,
Радість полум’ям палахкотить.
Там, де вічність, там час не володар;
Де любов, там вже смерті нема.
Там, де крила, - життя у польоті,
Де ненависть – лише пустота.
Я люблю тебе, рідну й жадану,
Так, як я лише можу любить,
І молюся за Господом дану,
Щоб ніхто нас не зміг розлучить.
12.01.2002 р.
Анна
Я дам тебе благое имя Анна,
Дитя мое.
В нем вдох и выдох неба.
Движенье колокола
Вниз и вверх.
Звон, не имеющий конца,
Конец, впадающий в начало, –
АннА.
Слепая девушка. Часть 1. Странный человек
І. Странный человек
Это так знакомо - пение лесных птиц, звук бегущей воды - журчание ручья. Лесная речка, очень чистая... На мелководье играют рыбки. В воду опускаются детские руки. Брызги, солнце, детский смех. Голубое- голубое небо. Облака причудливой формы.
Неожиданно налетает порывистый ветер, небо темнеет, раздаются раскаты грома. Шумит приближающийся дождь... Дождь барабанит в окна, стекает по оконному стеклу.
Да, да... Это так просто. Закон сеяния и жатвы, за все надо платить. Только мы сами сможем сыграть главную роль в фильме про свою жизнь. При этом мы же еще и режиссеры-постановщики и сценаристы.
Мы сами судьбу свою строим и рушим
И сами себе выбираем друзей.
Идем неразумно по судьбам, по душам.
Вскрываем запоры запретных дверей.
И тащим с собой непосильную ношу
Ненужного хлама, обид и долгов.
Стучим не туда и поэтому чаще
Теряем друзей и заводим врагов.
Неужто забыли: "Зови и услышат!
Стучи и отворят! Проси и дадут!"
Но выбери дом, где действительно люди,
Живые и добрые люди живут.
Часть 1. Странный человек
Большая чёрная шапка маленького человека
1
Давно это было. Жили в одной деревне, только на разных её концах, два брата: Добрый и Злой. Братья они были родные, да привычки имели слишком разные. А привычка — это второй характер, который с годами становится даже первым, основным.
Так вот, один брат был скромным и даже стеснительным: он всегда скрывал свои добрые поступки; а другой, наоборот, любил славу и непременно хотел выглядеть перед людьми добрым, а потому всё недоброе, что было в нём, старательно прятал. Так и жили.
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 597
- 598
- 599
- 600
- 601
- 602
- 603
- 604
- 605
- …
- следующая ›
- последняя »