Полонез Огинского

Полонез Огинского звучит –
С родиной прощается маэстро...
И душа, как теплый воск свечи,
Тает вновь от музыки чудесной.

Слезы – бусинки смахнув с лица,
Под напев знакомый и печальный
Вспоминаю своего отца,
Дом родительский
в сторонке дальней.

Успенское

Я искала повсюду Тебя, Богоматерь,
Торопилась по жизни, боясь не успеть,
И стелила мне осень венчальную скатерть,
И бросала под ноги «успенскую» медь.

Я искала, и в круге скалистого рая,
Где титаны – с пещерами вместо глазниц,
Пред Тобою, Владычица Бахчисарая,
Я припала, склонив свою голову ниц.

Повенчала с Тобой нас Успенская осень,
Мою душу и Твой Мариампольский лик,
Пусть судьбу разукрасила частая проседь,
Я успела – и в сердце открылся родник.

 

В поиске призвания

От автора: Истории про мать Конкордию могут показаться авторским вымыслом. На самом деле они абсолютно правдивы и прототипы героев реально существуют. Автор лишь скомпилировал ситуации так, чтобы извлечь максимальную пользу для читателя при сохранении краткости рассказов. Именно так все и происходило на глазах автора в теперь далекие 90-е годы, когда так называемая Шаталова пустынь не только плодила мракобесие, но и приносила немалые духовные плоды. Таких добрых монахинь «сарайного пострига» еще много осталось на Руси, и многие из них действительно спасаются в ангельском чине, принося немалую пользу окружающим.

Мать Конкордия уже несколько дней пребывала в состоянии глубокой задумчивости. Этим состоянием она была обязана недавней поездке к подруге. Вера, так звали в миру подругу матушки Конкордии, не так давно приняла постриг с именем Домны. Она всегда отличалась деловой хваткой и целеустремленностью. Теперь, став монахиней, она взялась за восстановление одного сельского храма.

Пёс лакает жадно воду

Пёс лакает жадно воду
Из канавы на лугу -
Озорной и беспородный.
Я - мешком лежу в стогу.

Порезвись, лохматый, вволю!
Распахнись, моя душа!
Лес задумчивый да поле,
И в копилке – ни гроша.

Не красней стыдливо, небо,
Каясь, руку протяну.
На, дворняга, ломтик хлеба,
И повоем на луну…
 

Не хами мне, смешной человек

Не хами мне, смешной человек…
Не услышишь ответного хамства.
Я из тех “недобитых калек”,
Что прощают без тени лукавства.

Я из тех, кто готов умереть
За твоё потеплевшее завтра.
Не хами мне разгневанно впредь,
Оттого что несчастлив и загнан.

Я из тех, кто подставит щеку
Под кулак, не скривившись от боли.
Боль всегда на крестьянском веку –
Словно сор, разгулявшийся в поле.

Не хами мне, я жил и живу,
Не приемля съедающей ссоры.
Я из тех, кто влюблён в синеву
И в шептанье листвы на просторе!
 

Стекают молча ручейки моих грехов...

Стекают молча ручейки моих грехов
В реку дарованных для покаянья лет.
На небесах сияет красками рассвет,
А на душе лежит еще ночной покров.

Ромашки кланяются солнцу на лугу,
И на опушке леса иволга поет,
Да шалью белой над водой туман плывет.
Душа в смятенье созерцает красоту.

Шумят колосьями пшеничные поля,
И небо каплями течет по василькам.
Весь мир – таинственный величественный храм,
С восторгом слушаю, как молится земля.

Природа кротости невиданной полна
И признаёт одну Божественную власть,
А мне б под тяжестью гордыни не упасть.
О берег плещется задумчиво волна.

Стекают молча ручейки моих грехов
В реку дарованных для покаянья лет.
Я так хочу увидеть, Господи, рассвет,
Сними с молящейся души ночной покров.

8.08.2012 г.

 

 

 

Несем мы крест свой..

 Несем мы крест свой – по юдолям,
и твой - не легок, мой - тяжел,
Одно безверие неволит,
И безнадежность обожжет.

И каждой тропки путь тернистый
Казалось, так тяжел, что смоль
Покроет время тучей мглистой
Что и не вынести всем боль.

Что и не выплакать – сомненья,
И не напеть здесь гуслей звон,
И грошик вынув - для размена,
Подаришь нищему - как стон

Как сто прощений, что проходишь
Ты мимо боли той – кремень!
Вот так же точно хороводит
В просторах сердца злая лень.

И вроде даришь всем улыбки,
Но что в улыбке – только миг!
О, как же, Боже, в свете зыбки
Потуги наши – только крик

Стоит от них по злым трущобам,
А как же хочется – любить!
А вот никак – одна хвороба
Все норовит любовь вершить…

Мир изменчив: наша плоть стареет...

Мир изменчив: наша плоть стареет,
Сохнут реки и седеют горы,
Шлют печаль осенние аллеи,
Ждут зимы – цвести ещё не скоро.
Что казалось вечным, важным – ранит,
Устремляя хищный взор подлога…

Не прервёт цветенья, не увянет
Только сердце, любящее Бога.

9.02.2011 г.

Визит

Ты стучал — я открыла дверь,
И прокралась с Тобою скорбь.
Ты сказал мне: «Не бойся, верь!
Я на просьбы о помощи скор».
— В чём, скажи мне, моя вина?! —
Я кричала, а Ты молчал
И ушёл, но осталась она,
В моём доме найдя причал.
И покой привыкшая красть,
Скорбь хозяйкой вошла в мою жизнь,
Я роптала, терпя её власть,
Ты шептал мне во снах: «Держись!»
И роптать на воровку устав,
Понемногу смиряясь, потом
Приняла я её устав,
А она… вдруг покинула дом.
Я с нахалкою свыклась — бред!
— Ты куда?! — с губ сорвался крик.
Да к тому, — раздалось в ответ, —
Кто к покою в судьбе привык!
Не воровка я — добрый друг,
Разрушающий тихий тлен,
А терпенье — спасательный круг
В море скорби и перемен!..

Сыновья

 Сыновья растут, как деревья,
Что посажены в саду с молитвой.
Их красивые, тяжелые ветви
Выдержали не одну битву.

С морозом, градом, ветрами,
С нападением тли и бабочек.
Плечи их прикрыты шатрами,
С обилием молодых яблочек.

Стоят деревья богатырями,
Задумчиво пожимают плечами.

Сыновья хлопают дверями,
Бегают по саду с мечами.

Мальчики растут, как деревья,
 Быстро и терпко, с горячими сердцами.
И уходят в мир, хлопнув дверью.
И возвращаются домой со слезами.
 

«Умиление»

Пресветлый образ — «Умиление»,
Нежней и трогательней нет.
Опущен взгляд — само смирение,
Любовь и кротость, чистый свет.

И две руки, что накрест сложены
На пресвятой Её груди…
Дрожат ресницы глаз встревоженных
О предстоящем впереди.

Он там, под сердцем богоизбранным,
Под непорочным и святым.
Придёт дать бой порокам низменным
И помощь грешникам простым.

Ну, а пока, весь мир к погибели
Неслышной поступью идёт…
А в скромной девичьей обители
Под сердцем Девы зреет Плод.

Ты ждёшь, Невеста Неневестная,
Того, Кто смерть разрушит Сам.
И будет боль, и муки крестные,
И вознесенье к Небесам.

Но всё же, радуйся, Пречистая!
Благая Дева — Бог с Тобой!
Дверь в Горний мир, Звезда лучистая,
Над всем живым покров святой!

31.07.12

Музыкант-неудачник

Я хотел играть на фортепьяно.
Для того, чтоб пианистом стать,
Приходилось каждый день и рьяно
Гаммы и арпеджио играть.
Я старался – не сложилась дружба
С инструментом этим у меня,
И решил, что фортепьяно нужно
На баян скорее поменять.

На баяне стал я заниматься,
Но скажу: задача нелегка
Пальцами по кнопкам бегать, братцы,
Да ещё растягивать меха.
Может, не судьба быть баянистом?
Инструмент и труден, и тяжёл.
Было б лучше, чтоб на гитариста
Обучаться в школу я пошёл.

На гитаре кнопок нет и клавиш,
Струн у инструмента только шесть,
В уголок любой её поставишь,
И друзья всегда окажут честь.
Стал учиться, а на пальцах – раны,
Не возьму никак аккорд с «баре»…
Нет, ребята, проще – барабаны,
Обучусь «ударной» я игре.

Рыжий хищник

Кроме папы, мамы, брата
В нашем доме друг живёт:
Он усатый и хвостатый –
Это Тихон – рыжий кот.

Прибыл тёпленький комочек
Вроде бы, недавно в дом.
Скоро Тишка вырос очень,
Стал красавчиком–котом.

И в еде, и в резвых играх,
Как и весь кошачий род,
Хищные повадки тигра
Тихон с гордостью несёт.

Что бы ты в дому не делал,
Осторожен будь и знай:
За углом – охотник смелый,
Так, что рот не разевай!

От когтей уйти сумей-ка! –
Точен хищника прыжок.
Держит в тонусе семейку
Полосатый наш дружок.

Но бывает ласков котик,
Нежно песню проурчит:
Значит, опустел животик,
Хочет рыбку получить.

Мама, папа, я, братишка –
Очень любим мы кота.
Поселилась бы без Тишки
В нашем доме ску – ко – та! 

Память души

1

Я – малая, ничтожная частица
Единой Вечности, которой имя – Бог,
И сколько б веку моему ни длиться,
В дыханье Вышнего он – краткий вдох.

И, будучи владельцем многих знаний,
Мой ум остался бы безмерно мал,
Что капелька в безбрежном океане,
Пред Разумом, который мир создал.

Я – искра, отлетевшая от Света,
И, чтобы снова слиться с Ним в поток,
Из чаши истин Нового Завета
Духовной нищеты1 б испить глоток.

1Духовная нищета – смирение.

 

2

Во мне – отец Адам и матерь Ева,
И оживают в памяти моей
Эдемский сад и плод запретный древа,
Где притаился искуситель-змей.

Я помню, как бессмертие теряя,
Сходили души праотцев в Шеол1,
Как снова обрели блаженство Рая,
Когда Спаситель в бездну к ним сошёл.

Во мне – Христова плоть и кровь живая,
Но каждый раз, когда служу грехам,
В душе, прельщённой ими, оживает
Из Рая Богом изгнанный Адам.

Вразумление

Этот рассказ был написан 8 августа 2011 года для близких и дорогих моему сердцу людей — сомолитвенников, братьев и сестер во Христе. Рассказ очень личный, семейный. Да и рассказ ли это — описание событий, воспроизведенных, что называется, с кинематографической точностью. Это случилось ровно 10 лет назад. Ровно столько лет моему духовному прозрению.

Она кричит до рези в ушах. Она почти уже на полу, еще чуть-чуть, и она свалится с кожаного дивана. Боюсь сделать шаг, не задев несчастную, убивающуюся от горя. Муж подталкивает в спину: ну проходи же. Оглядываюсь на него: это точно не морг?

Господи, если только Ты есть, не дай мне пережить такое.

Муж хватает за рукав медсестру. Георгий, восемь лет, ночная операция, как он?

Сила веры

М. И. Кутузову

Не звукам вальса – барабанным маршам
Внимать теперь гусарам под Москвой…
В Господнем храме –
                   доблестный фельдмаршал
Пред Образом с поникшею главой.

Всё в стороне – тщеславие и гордость,
Высокий чин, медали, ордена…
В мольбе – смирение, во взоре – кротость:
– Владычица! Ждёт помощи страна!

Мгновенья плавятся в огне молитвы,
Сливаются земля и небо в мысль:
И полководец видит поле битвы,
Духовны очи, устремляя ввысь.

А по войскам, по русским всем пределам,
В преддверии решительных боёв
Ступает властно Пресвятая Дева,
Русь облекая в царственный покров.

Быть воину в смятенье не пристало –
Горяч под полководцем белый конь.
Уверенность Кутузова кресалом
В сердцах солдатских высекла огонь.

Маме

Ты нажарь мне картошки на ужин,
И не нужно с упрёком смотреть,
Не бродил я, как в детстве, по лужам,
Не искал в них небесную медь.

Протяни мне ладошки в морщинках,
Расскажи про черниговский край,
Про небритость лесов
и тропинки,
Что хранили следы волчьих стай.

Расскажи про гнездо у колодца,
Там, где аист стоял на посту,
И про небо, что радугой льётся,
За верстой оживляя версту.

Расскажи мне про щедрую землю
И крестьянский просоленный труд,
И про детские ваши лазейки;
Про свистящий пастушеский кнут.

Я забуду про боль и сомненья,
Я забуду печальную синь,
И незримой, счастливою тенью
Погостит в твоём прошлом твой сын!
 

Любоваться тобой не устану

Любоваться тобой не устану,
Прикасаясь к изгибам души.
Жизнерадостная и простая,
И меняться, прошу, не спеши.

Не спеши становиться чужою,
Дорогой примеряя наряд.
Хочешь, тропкой пройдёмся лесною
Там, где клёны с берёзками в ряд.

Там, где родина милая дремлет
На душистой и сочной траве.
Там, где замерло стрелками время
И другие миры в синеве.

Там, где сердцу тепло и спокойно,
Оттого, что в ладони ладонь.
Там, где счастье уставшей рукою
Постучится настойчиво в дом.

Там, где наши влюблённые взгляды
Будут вместе скользить по листве
Сквозь сомненья, века и преграды –
Не подвластные вздорной молве.
 

Возвращение Ковчега

Звучали трубные сирены –
Давид ковчег сопровождал.
В путь тридцать тысяч душ отменных –
Людей отборных он собрал.
Несли ковчег с благоговеньем,
Со страхом, с трепетом несли.
Без ýстали, с большим почтеньем,
Колонной дружной люди шли.

А на ковчеге на Господнем
Сияло имя – Саваоф…
На колеснице Бог сегодня
В путь вышел с парою волов.
Так рядом шли с ковчегом Божьим
Аминодавовы сыны.
Неторопливо, осторожно
И страха Божьего полны.

Перед ковчегом шёл Ахио,
А Оза, брат его, за ним.
Вдруг колесница встала криво
С бесценным грузом со святым.
Рукой коснуться дерзновенно
Ковчега младший брат посмел.
Он поступил самозабвенно,
Он поддержать его хотел:

Волы немного наклонили
Святую ношу. Озин пыл,
Порывы Озы свéтлы были,
Но Божий гнев его сразил.
Упал он замертво мгновенно,
Скончался Оза в тот же миг.
За то, что смело, дерзновенно
К ковчегу Божьему приник.

Страницы