Под куполом

Стою один под главным куполом,
Не поднимая вверх лица.
Меня безмолвие ощупало
И прочитало до конца.

Попытка бегства не засчитана.
Куда уйдёшь от тишины?
И голый ноль — моя начитанность,
А сердце полное вины.

Качнулось тихое мгновение,
Моих проблем и след простыл.
Одно осталось впечатление —
Я никогда так не любил.

Под позолоченными кровлями
Виднелось ласточки гнездо.
Всё происходит в жизни вовремя.
Не удивляйся, если что…

Покров

Крупою белой облачные стразы
Просыпались на землю. Пелена
Укрыла листьев жухлые окрасы.
Упали густо в зиму семена.

Служили в храмах празднично и просто,
И причащались, испросив Покров.
Лежало Богородичное просо
Основой зимних будущих ковров.

Беженец

Надежда и вера нисколько не греют.
И небо пустое молчит,
Как будто разыграна жизнь в лотерею,
Не слышит — кричи не кричи.

Безумные ночи в крови полотенец,
Зачёркнуты списки потерь.
А тот, кто вчера ещё был, как младенец,
Сегодня — взбесившийся зверь.

И ангел осенний не зря хмурит брови,
И дождь за дождём сверху шлёт.
Звереют безумцы, вкусившие крови,
И это уже не народ.

Так хочется просто уснуть незаметно,
Пока не разбудит весна,
И в город вернуться большой разноцветный,
В котором живёт тишина.

Простишь ли, Господи, меня

Простишь ли, Господи, меня-
Взываю к Милости Высокой-
Была неми́рной и жестокой.
Теперь молюсь на склоне дня —
Помилуй, Господи, меня!

Простишь ли, Господи, меня-
Стою коленопреклоненно,
Главу склонив уничиженно —
Не дай обжечься от Огня,
Помилуй, Господи, меня!

Возьми овечкой, Добрый Пастырь,
И от козлищ спаси меня!
Колокола пускай звенят,
Они душе, как ране пластырь.
Помилуй, Господи, меня...

Нежность, бесприданница...

Нежность, бесприданница, замолчи!
Вкруг домов и лиц - отражения,
На вздох и выдох, жест и огонь свечи
Краски щедро кладут сомнения!
Вот положили топор впрок
И на первой любви зарок.

Дышу и на ветер, а толку в том!
Где взять памятку отрезвления?
Мне радостен мир, а нашла сто тонн
Мишуры изысканной тления.
А я любовь искать пришла
И в эти пещеры стекла.

Не хватает любви, расстаял весь
Шоколад сердечком от времени,
Пудры сахарной сверху лежит взвесь,
Пеленает обманом зрение.
И мне бы на дали версты
Тепла собрать и не застыть.

Трудный выбор

Который день сижу, склонясь над новой картой, —
Так и не выбрал путь, хоть чем-то привлекают все:
Тот на подъём не крут, мостом висит над балкой;
А этот подлинней, но гладкий, как шоссе.

В проселках думы с тишиной сливаются в созвучья,
И неизбитая верста…
Но нет дороги без распутья,
И нет дороги без креста.

Я знаю, Боже...

Я знаю, Боже, может статься,
Покоя не найду нигде —
Мне нечем будет оправдаться
На праведном Твоем Суде.

В предчувствии нежданной тризны
Я вспомню из последних сил:
Ты каждый миг случайный жизни
Своим присутствием святил.

Ты всё давал, что было нужно.
Что я не брал — моя вина.
Милей тепла была мне стужа,
Проёма радостней — стена.

Подмена

Я устал от экранов, журналов, газет,
Мне в облом перечитывать блоги.
Как всегда ничего там хорошего нет —
Пустота да сплошные подлоги.

Всё свернули в какой-то зародыш идей,
Словно в серый банановый ящик.
Подменили мне правду и честных людей.
Подменили мой мир настоящий.

Я все силы свои оставлял на потом,
Чтоб дожить до великой Отчизны.
Я искал справедливости, новых знакомств,
Будто всё это главное в жизни.

Нам оставлено время

Нам оставлено время
Ненадолго, немножко,
Но как тяжкое бремя
Для души эта крошка.

Удержаться бы в  битве,
Осторожно ступая,
Как по лезвию бритвы
К притяжению Рая?

И на сердце порезы
Потерпеть, не упасть бы
Вправо, влево, где бесы
строят планы и татьбы.

Нам оставлено чудо -
Жизни малый кусочек,
Не предстать бы иудой
Среди праведных прочих.

Тургенев в свете христианского идеала

Доктор филологических наук, профессор Алла Новикова-Строганова о Тургеневе, своей книге и о себе

В рязанском издательстве «Зёрна» в сентябре вышла книга А. А. Новиковой-Строгановой, посвящённая великому русскому писателю Ивану Сергеевичу Тургеневу (1818—1883). Называется она «Христианский мир И. С. Тургенева». В связи с этим мы и решили встретиться с известным лескововедом, подарившим читателям великое множество интересных и содержательных материалов.

Христос протягивает руку тонущему

А. А. Новикова-Строганова живёт и работает в Орле — городе Тургенева, Лескова, Фета, Бунина, Андреева и ещё целого созвездия имён классиков русской литературы. Она — коренная орловчанка во многих поколениях.

«Дорого мне, что мой дедушка по отцу, которого я знаю только по фотографии (он умер до моего рождения), был певчим в кафедральном Никитском соборе, построенном ещё в XVIII веке, — вспоминает Алла Анатольевна. — Здесь же меня крестили. Не в младенчестве, а когда мне исполнилось уже семь лет — перед тем, как пойти в школу. Конец 1960-х годов — оголтелые времена атеистических гонений, и родители всё не решались, боялись потерять работу, нечем было бы кормить детей. И без того нашей семье жилось нелегко. Настояла бабушка — стародавняя и деятельная прихожанка Никитской церкви».

Короткий вечер

Я возьму чистый лист, карандаш,
Напишу: «Tu me plais» по-французски.
Вспомню вечер случайный наш,
Мы с тобою общались по-русски.

Нам Бетховен играл при свечах
На небесном своём рояле.
Мы не строили планов в мечтах,
Ни надежд, ни клятв не давали.

Ты смеялась над словом «Мадам»
С безрассудной какой-то страстью.
Я не верил глазам и ушам
Ты шептала, что это счастье.

Утром снова дорожная даль.
Ни о чём не хотелось думать.
Лишь невысказанная печаль
Засветилась поверх костюма.

У тебя, моя Россия, все герои со звездой...

У тебя, моя Россия, все герои со звездой. 
Все шагают в ногу с веком на последний смертный бой. 
Но никто не хочет в травах под забором умирать, 
И друзей своих погибших на рассвете вспоминать. 

У тебя, моя Россия, вместо сердца медный горн, 
Если позовешь на подвиг, люди выбросят поп-корн. 
Слезут быстренько с дивана, и вприпрыжку побегут 
На Камчатку и Чукотку, на Байкал, в Тамбов, в Сургут. 

У тебя, моя Россия, золотистые поля 
И заснеженные сосны, газ, нефть, тонны янтаря. 
Только вот в стране порядка мы не видим до сих пор, 
Здесь герои не в почете, а в почете плут и вор. 

Тест на прощение обид

Если хочешь в рай — прощай всем искренно, 
от души, чтоб и тени не оставалось неприязненности.

Свт. Феофан Затворник

У Марики Кобахидзе мать поломала ногу. Крик, кутерьма, нервы на точке возгорания. Относительно успокоились обе, только уже очутившись в больничной палате. Марика распаковала сумку, разложила все по полкам тумбочки. Самое время было налаживать дружественные взаимоотношения с социумом. На соседней койке лежала молодая симпатичная женщина.

Марика достала «Минутку» и пакетики растворимого кофе. Кивнула соседке:

— Вам сварить?

Та не стала ломаться.

Про «наркобароншу» Таню

— ... Тебя давно не было. А я тут чуть в тюрьму не попала.

— Да Вы что?!

(Представить тишайшую пенсионерку тетю Таню в казематах Ортачальского изолятора было выше моих сил).

— Да, да, нахлебалась я позора на старости лет. Еще за что? За наркотики.

— Это как?

(Нет, положительно, она решила сегодня свести меня с ума. Проработал человек всю жизнь на одном из дальних АТС тихо, мирно, без взысканий, дожил до того светлого момента, когда родное учреждение компьютеризировали и... оказался не нужен. Всех, кто не смог поднять квалификацию, выкинули на улицу. Печально, но что поделаешь. От таких стрессов женщины советской закалки наркушами не становятся. Исключено по определению).

Страницы