По червонного золота листьям стекает...

По червонного золота листьям стекает
Ручейками туман на вечерней заре.
Босоногое детство беспечно играет
В разукрашенном осенью старом дворе.

Ручейками туман по рябине струится,
Подойду и рукой по ветвям проведу.
Это все наяву или, может быть, снится?
По знакомым дорожкам один побреду.

Грусть от обмана ожиданий

Грусть от обмана ожиданий
Значений звёзд, примет и снов,
Как пепел писем о прощании,
Доверю ветру, за окно
Отправлю всё, что догорело,
Осело сажей на душе.
Вотще — не смоет ливнем небо.
Лишь Дух, сошедший в тишине
Очистит пламенно и нежно
И исцелит всех во Христе.

Снова

Под утро тихо опустился снег.
Гляжу в окно, чуть мутное от влаги.
И мнится: кем-то вновь предложен мне
Слепяще-белый, чистый лист бумаги.

На ровном поле ни следа пока,
Ни буковки, ни запятой, ни точки.
И, значит, снова мучиться, искать
В себе слова Заветные и строчки.

Иду по жизни как по первому снежку.
И каждый шаг строкой ложится в вечность.
Нельзя сказать: я больше не могу,
Иначе Он не выйдет мне навстречу.

Рождество

Минуты с вечностью встречались.
Волхвы спешили на поклон.
На ветках Ангелы качались.
Над миром плыл чуть слышный звон.

И капли неба от волненья
В земную падали ладонь.
И дивной радостью рожденья
Наполнился людской наш дом!

Звезда застыла над пещерой,
Ведя несмелых пастухов.
И ночь была святой и щедрой,
И мчался ветер вдаль без слов.

Всё начиналось в Вифлееме.
Виднелась тропка сквозь века.
Стояли овцы, Свету внемля,
Лежал Младенец на руках.

Не смотри на меня...

Не смотри на меня, устанешь!
Я унылая, веки вниз,
Да и брошками вскользь не ранишь,
Мы с тобою пока одни,
То ли думаем, иль страдаем,
А все глупость — и я и ты,
Наверстаем любовь годами,
А останется сушь и стынь!
Не придумала, знаю точно
Не останется и версты,
На знакомство миров заочно,
А миров у нас — я, как ты!       
Вот задача! Развеять гари,
Разнести по случайным дар,
А под соусом терпким карри
В телескоп здесь несут года!
Подломлюсь от такой задачи,
А в придачу дают мечты…
Знаешь, столько здесь много сдачи,
Хватит выбелить и листы…

Тепло. Уютная кровать...

Тепло. Уютная кровать.
Ватрушки с пыла...
Мы как-то склонны забывать —
Но это было.

И нас делили в веке том
По цвету, расе.
Война. Берлин. Четвёртый дом,
Тиргартенштрассе.

В суровой памяти тот след
Ещё не стёртый —
Спустя каких-то сорок лет
Я помню твёрдо.

Мне думается...

Мне думается, это неспроста,
Когда от страха применяют силу
Учителя, распявшие Христа,
Америка, распявшая Россию.

Серебряники брошены на пол
(Нет, не ищите в преступленьях нови),
Их соберут, и сядут на престол,
Европа вскоре купит «землю крови».

Завеса расползется, камень треснет.
На третий день Святая Русь воскреснет.

Цветам положено цвесть

Цветам положено цвесть —
Певцам дарована песнь;
Героям — подвиг и честь;
Христовым — благая весть.

Святых дело — отвесть
горе от здешних мест.

Господи, помоги каждому,
укрепи Тебя жаждущих
жаждою.

Декабрист

Морозное. Седое. Синее. 
Остывший кофе. Мягкий свет от фар. 
Где фонари, сливаясь в линию, 
Несут как силу молнии удар. 

Погасло все. Рассвет за окнами: 
Внезапный жар. Немыслимый толчок. 
Рождественник зацвел волокнами, 
Выстреливающими в мой висок. 

Прицел, снаряд...

Прицел, снаряд,
отработанная гильза —
развороченный дом,
вверх корнями трава.

Больной вопрос
о цене жизни
рыщет во мне —
не находит слова.

Ну, а если найдет,
кто услышит,
к кому говорить —
вкладывать в уши?

Предновогоднее

Эти зимние вечера
Накануне — всегда похожи.
И привыкнуть давно пора,
Но, однако, никак не можешь.

Вновь паркуются, где нельзя,
Обнаглевшие иномарки,
И срываются, увозя
Срочно купленные подарки.

Словно редкостный бриллиант,
Покупает букет кому-то
Улыбающийся сержант,
Напевая: «Червона рута».

Мандариновый аромат
Над толпою кружит и дразнит.
Каждый встречный друг другу — брат,
Каждый встречный друг другу — праздник!

Страницы