1907 год. Тихая провинция Российской империи – Тифлисская губерния. Самый большой город Грузии строится невиданными темпами. Растут дома, как грибы после дождя, в Нахаловке. Селится здесь русская беднота из северных губерний. Городской голова запретил самочинно строиться, но кто на него смотрит. За ночь соберутся мужики покрепче и на скорую руку возведут сараи, лишь бы крышу до рассвета успеть. Утром пройдет городовой по околотку. Глядь, опять новая халупа стоит. А раз крыша есть, то ломать нельзя. Одно слово, нахалы. Едут и едут сюда волжане и малороссы, влекут их россказни о легкой жизни. Солнце, почитай, круглый год, зимы теплые – дров столько не надо, фрукты – ешь от пуза, а голода и вовсе никто не знает. Чистый рай на земле.
Никишев сюда из Питера приехал. Строить железную дорогу в Закавказье.
Семья Никишевых облюбовала себе местечко неподалеку от церкви Иверской Божьей Матери и молоканского базара. В эту церковь и ходили всей семьей по воскресеньям – отец, три дочери и отцова вторая жена Анфиса. Хоть и просила покойница, умирая: «Не бери Насте мачехи», – но не смог тот женину просьбу выполнить. Трудно мужику без хозяйки в доме. Вот и женился после похорон вскорости.
Анфиса всем хороша, только зачем-то невзлюбила старшую падчерицу Анастасию. Шпильки да придирки не кончались. И то не так, и это плохо:
– Ишь, моду взяла в церковном хоре петь, когда дома работы невпроворот.
Вроде права мачеха: домашних дел всегда – болото неосушимое. Делать не переделать. Но причина глубже.
Анастасия – красавица, маков цвет, коса до пояса, голубые глаза, как весеннее чистое небо, дождичком умытое. За ней уже молоденький офицер ухлестывает. Дело явно к венчанию идет. А дальше и того ясней. Была девушка крестьянского сословия, а станет дамочка благородная. Вот и обидно Анфисе. Почему не ей такое счастье.
Денек-то какой хороший выдался. Жары еще нет. Одно лишь легкое дуновение ветерка. На веревках белье стираное сохнет. Куры по двору ходят, цыплят водят.
Через забор видно: вон кинто с подносом на голове по их улице идет и направо-налево кричит:
– Эй, мадам-джан, сладкий арбуз – замечательный на вкус. Или виноград – дамские пальчики. Сам наместник граф Воронцов ел – обалдел. Купи, сделай милость. Деньги потом дашь.
Чу, кто-то в ворота стучит. Небось, этот молодой петушок явился – не запылился. А Насти-то нету. Опять в церкви на службе припозднилась. Ужо погодите, я вам выкину номер.
Вышла Анфиса к воротам и офицерику тому, как обухом по голове, оглоушила.
– Анастасия-то наша сбесилась. Сейчас только на извозчике увезли. Еле связали. Кусается, орет… Страсти Господни. Говорят, от сумасшествия лечить дело до-олгое.
Добрый молодец помертвел лицом, постоял так минуты две. Потом судорожно царапнул кобуру на поясе. Достал нетвердой рукой маузер и застрелился. Тут же, у ворот.
Все произошло так быстро, что Анфиса и помешать ему не успела. Если б знать наперед, что так выйдет.
А тут из-за угла Настя веселая, радостная бежит. Значит, встреча у них была обговоренная. Вбежала во двор и чуть о труп жениха не споткнулась. Опустилась на колени и словно окаменела.
Тут, конечно, люди набежали, потом городового вызвали. Шум, крик. Азиаты, известное дело, народ шумный. Что свадьба, что похороны – все бурлит, кипит. А здесь офицер застрелился. Стало быть, реакция двойная.
Самоубивца, конечно, увезли в покойницкую при участке. Попытались Анастасию в дом завести. Перед людьми неудобно. Сидит простоволосая сиднем посреди двора и в одну точку смотрит. Никак ее с места не сдвинуть. Махнули рукой: кушать захочет – сама в дом зайдет.
День прошел, другой, а она как в землю вросла – сидит и сидит на коленях. Только губы что-то шепчут. Что именно – не разберешь. Видать, правда, умом помешалась. Еду ей приносили. Возьмет тюпочку – грудному впору. И всё. По естественной надобности – под себя. Пришлось домашним горшок рядом пристроить и выносить, когда надо.
Год, другой так прошел. Сидит и сидит так Анастасия. Только голуби на нее садятся или снегом иной раз запорошит.
Дальше времена смутные пошли. Революции одна за другой. Власть поменялась. Кому интересна какая-то сумасшедшая? Правильно, никому.
Время дальше течет. Поспокойней жизнь стала. Люди слегка от ужасов отошли и наблюдательнее стали.
Соседи заметили, что болящая яблоки иногда ест. Коли, наоборот, даст кому, то у человека того жизнь к лучшему меняется. Если болел, то выздоровеет, если жизнь семейная не складывается, то в скорости свою вторую половину найдет и заживет с ней в мире и согласии.
Мачеха Анастасии всё это хождение не поощряла, как-то крик подняла:
– Сидишь тут посреди двора столько лет. Не пройти, не проехать. Сядь хоть под навес, чтоб глаза мне не мозолить.
Так переселилась Анастасия в сарайчик без двери. В сарае бутылки старые в углу. Разбила их не невзначай да прямо на острия битых стекол села. Кто-то смекнул: отяжелить подвиг свой решила. Навес таким образом отработать. И странно как. Кровь из ран идет, а нагноения нет.
Только губы шепчут непрестанно. Что именно – всё равно непонятно…
Дальше опять пришла беда – отворяй ворота – война с немцами. Стали к Анастасии женщины захаживать, чтоб узнать, жив ли муж, пропавший без вести. Подкатывали к ней яблочки и тоже смотрели, как блаженная вести себя станет. От одних те плоды сочные брала, от других назад откатывала. Со временем и смысл поняли.
Милиция, само собой, разгоняла посетителей. Всем известно, Бога давно отменили, а тут такое дремучее мракобесие, несообразное с линией партии.
Боролись они так и этак с людской необразованностью, а вышло иначе.
Как-то даже сам первый секретарь ЦК Грузии Василий Мжеванадзе на черной волге приехал. По личному вопросу. Зашел к блаженной в сарайчик. Но услышал неожиданное.
– Через год Кура сильно разольется. Если правый берег не укрепить, много жертв будет. Напиши в Москву, попроси стройматериалы.
Мжеванадзе не стал сомневаться и принял меры.
Через год, и правда, весной было сильное наводнение, но урон оказался мизерный. Не в пример ожидаемому.
Случаев разных помощи от Сидящей Анастасии, как ее люди назвали, было много. Но никому не приходило в голову их записывать.
От многолетнего сидения колени Анастасии срослись. Так и похоронили ее в особом квадратном гробу на Кукийском кладбище.
Со временем могила ее затерялась.
В начале 90-х годов потянулись потомки русских переселенцев на свою историческую родину. Тем более, память о блаженной поросла мхом забвения.
Но тут случилась одна полнейшая неожиданность.
Одна грузинская журналистка второй раз замуж собралась. Дело житейское. С кем не бывает. Но препон разных на пути у влюбленных выросло немало. Прямо стена непролазная. Кто-то из друзей-болельщиков возьми и вспомни про блаженную. Мол, она при жизни многим парам соедениться помогла.
Журналистка, видно, характер настырный имела, или замуж ей очень хотелось. Это точно не известно. Но не поленилась она обойти всех могильщиков на Кукийском кладбище и в итоге после долгих расспросов нашла заброшенную могилу с полустершейся надписью.
Совпадение или нет, но в скором времени неутомимая журналистка сочеталась законным браком со своим избранником.
Снова потянулись к могиле люди. Несут красные яблочки и оставляют их у могилы. Кто-то по вере получает облегчение.
Во дворе дома Никишевых стоит камень, обнесенный изгородью. На нем надпись:
«На месте сем с 1907 года по 1960 подвигом дивным подвизалась раба Божия Анастасия» (2).
Примечания
Район в Тбилиси. Сейчас Надзаладеви
