Омилия

«Всякое дыхание да хвалит Господа». (Пс. 150.6)

Живет у нас во дворе одноногий сапожник— дядя Сандро. Каждый день сидит и стучит молотком в своей будке-каморке. Как-то раз зашел у нас с ним разговор о животных. Точнее о том, какие сейчас дети растут жестокие, насмотрятся этих видиков, а потом кошек, собак мучают. А зачем мучают — и сами не знают.

—... Хуже всего то, что за это потом придется отвечать, — продолжил мою мысль дядя Сандро, не прекращая работы. — А то, что потом за животных Бог строго спрашивает, это я тебе по собственному опыту могу сказать. Ногу-то я потерял из-за кошки.

«Молитва матери со дна моря достает» (Народная мудрость)

Звонок. В трубке голос немолодой женщины:

— Ты можешь сейчас ко мне прийти?

— А что случилось?

— Я только что потушила пожар. Надо все убрать.

Время у меня было, и идти было недалеко — на соседнюю улицу. Прихожу, и что я вижу. На балконном окне крошечной комнатки висят остатки обгоревших занавесок. В полуметре от окна — обугленный паркет. В углу— нетронутый огнем святой угол с бумажными иконами.

— Это просто чудо какое-то,— возбужденно рассказывает мне обитательница однокомнатной, еще бодрая пожилая женщина с живыми глазами и совершенно седыми волосами. Мы знаем друг друга по церкви. Из рассказов общих знакомых известно, что она преподаватель английского языка. Ей за 70, а может около 80. К вере пришла около 20 лет назад, потеряв младшего сына. А однокомнатную эту снимает из-за сложной обстановки дома.

Об основании Кашветской церкви есть предание. На этом месте жила «…кем-то соблазненная девица. Она, подкупленная врагами преп. Давида Гареджийского (пам. В четверг по Вознесении), оклеветала святого подвижника. На суде пр. Давид коснулся посохом чрева клеветницы и спросил зачатого ребенка: «Я ли отец твой?». Из утробы послышался голос: «Не ты», — и назван был какой-то кузнец. Тогда св. Давид сказал: «Да родишь ты камень!» И клеветница родила камень. Такое обличение лжи и послужило причиной постройки церкви на этом месте». (Стр. 11–12, «Преподобный Давид Гареджийский и его Святая Лавра» Сост. Олег Шведов, 1996 г.)

«Давайте, и дастся вам мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною
отсыплют вам в лоно ваше; ибо, какою мерою мерите, такою же отмерится и вам». (Лк. гл.6.38)

2001 г. Встреча c бывшей ученицей Линой после 2–3-х. недельного перерыва.

— Где ты? Как ты?

— Мама в больницу попала. Я за ней ухаживала. Предынсультное состояние.

— С чего это вдруг? Еще молодая для инсульта.

— Да так. Сама говорит: «Бог наказал». Несколько месяцев тому назад мы взяли у соседей 100 долларов на проценты. А они потом попросили свое назад. Мама пошла, отдала деньги и, подходя к их дому, пожелала: «Чтоб вам эти деньги на лекарства ушли!» Вскоре ее замучило давление. Что ни делали, никак не могли сбить. Пришлось уложить ее в больницу. Лекарства, врачи. Пришлось опять в долг брать. Одним словом, 200 лар ушло, пока мы ее оттуда вывели.

«...Христианския кончины живота нашего, безболезнены, непостыдны,
мирны и доброго ответа на Страшнем судищи Христове просим». (Ектения св. Литургии)

— Во, время пошло, люди, как мухи, мрут, — констатирует Римма, выпуская кольцо дыма и прослеживая его исчезновение в прокуренной кухне хрущевки.— У клиентки моей на прошлой неделе муж умер. И так умер — просто слов нет! Причем, ведь, нестарый мужик был, лет под 50. ...Неплохие деньги, кстати делал. Технолог по этим спрайтам, кока-колам. Я там как раз убирала, так что видела все, как было. И не болел ничем. Вдруг, значит, ему резко плохо стало. Решил, грипп. Работу пропустил. А ему все хуже и хуже. Через неделю вообще встать не мог. Его скорей на рентген повезли. А этот, очкастый (я у него месяц назад убирала) как глянул и говорит: «У него рак 4 ой степени. Позвоночник в 3-х местах метастазами перекушен». Метастазы, дескать, на нерв ударили, вот он ничего и не чувствует. Жена, понятное дело, наплела ему, что в легких причина. А он — таки сообразил и говорит, нет, мол, я скоро умру.

«Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить
о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного» (Мф. 18.19)

Неказистый дом в Нахаловке [*]. Сад с вечно распахнутой калиткой. Поблизости кто-то выводит нетвердым голосом: «Банда из Ростова прибыла в Одессу совершать бандитские дела…» В тени, на плитке жарятся бадриджаны.

— Ты знаешь, я залетела-сообщает мне Лида, кладя новую партию на шипящую сковородку. — Придется аборт делать.

— А может не надо? Родишь второго.

 Эта история произошла у меня на глазах. Друг попросил меня стать крестным его сына. Я с радостью согласился. Беке было 10 месяцев. Он был такой веселый и спокойный малыш, что его отец говорил: «Кажется. Он не чувствует ни холода, ни боли. Настоящий воин у меня растет!»

После крещения накрыли стол. Беку уложили спать. Через какое-то время его мама сказала: «Когда меняла ему одежду, сняла крест, а одеть забыла». Я тут же встал и предложил: «Я крестный, позвольте уж мне на ребенка одеть крест!»

— Недавно со мной такая история произошла, если бы кто рассказал, я бы сам не поверил — говорит мне при встрече Семен.

— Ты же знаешь, я одну старушку навещаю время от времени. Это мать моих одноклассников. Оба её сына — близнецы умерли несколько лет назад от голода. Оба были неженатые, так что их мать осталась совсем одна. Чтоб самой как-то жить, записала она свою 3-х комнатку на соседей, чтоб за ней смотрели и кормили. Те конечно особенно не перетруждаются, но всё же дают какие-то продукты. И, разумеется, ждут, не дождутся, когда её похоронят. Очень им не нравится, что я её проведываю. Знают, что она не одна. Рассказал я как-то всю эту ситуацию моему духовнику. А он говорит: «Будь осторожен, а то они и тебя убьют». Он ведь так просто ничего не говорит. Удивился я, конечно, но и как предупреждение это не воспринял.

 «Вем, яко не величество прегрешений, ни грехов множество превосходит Бога
моего многое долготерпение и человеколюбие крайнее».
(Из молитвы св. Симеона Нового Богослова) 

— Новость хочешь? — приветствовала меня соседка Нона. — На Делиси [1], что произошло, знаешь? — Мой муж только что инспектора знакомого встретил, — продолжала она, видя мою неосведомленность. — Так что это точно. Из первых рук, значит.

— Где ты пропадаешь? У нас тут чудо самое настоящее произошло — так встретила меня моя соседка на крещение и принялась за рассказ.

— Утром, значит, стою я глажу и в полуха телевизор слушаю, московский канал. Вдруг ведущая говорит: «Сегодня Православная Церковь отмечает праздник Крещения и во всех церквях состоится освящение воды. По поверию в этот день открываются небеса и Дух Святой сходит на воду и всям вода освящается».

Ох, думаю, чего не выдумают и глажу себе дальше. А ведущая продолжает: «Раньше верили,что если кто увидит раскрытые небеса и успеет сказать свое желание,то оно непременно исполнится. Внимание, посмотрите на небо. Сейчас с минуты на минуту небеса должны раскрыться и только после этого священники начнут водосвятие». Бросила я утюг, подошла к окну и вижу: на небе от края до края появилась сверкающая золотистая линия, будто самолет пролетел. Я скорей детей звать». Идите, — кричу — сюда, смотрите, что творится». Они прибежали. «Давайте, — говорю — загадывайте желание».

 «Просите, и дано будет вам; ищите и найдете;
стучите и отворят вам». (Мат. гл.7,7) 

Стол с нехитрой закуской, горящая свеча по середине. Пятеро за поминальной трапезой 9-го дня. После первых традиционных тостов кто-то из сидящих просит Елену рассказать поподробней о жизни ее матери, уже перешедшего в вечность. И вот, что мы слышим…

«Так мы многие составляем одно тело во Христе,
а порознь один для другого члены». (Рим. Гл.12, 5)

«Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены;
славится ли один член, с ним радуются все члены». (1 Кор., гл. 12, 26) 
 

В 1993–1994 г., я работала мастером в ПТУ. Тогда по стечению разных обстоятельств стала ходить в церковь и познакомилась там с женщиной, которая давала мне духовные книги и отвечала на многочисленные возникающие вопросы. Так Елена стала моим поводырем.

Все познаваемое вызывало у меня восторг и большую радость. Эти эмоции я выплескивала на моих учениц. Разница между нами была небольшая (мне 24, им по 17) и потому реакция у многих была идентична.

Она неслась сквозь лес безудержно, безостановочно, стремительно, так что ничего вокруг нельзя было рассмотреть. Темные силуэты бесконечного множества деревьев, смазанные скоростью, сливались в единое целое. Казалось, она бежит по темно-зеленому коридору. Но куда? Зачем? Чувствовалось, что бежит напряженно, что стремится убежать от кого-то или чего-то, и что ей непременно надо убежать...

Оля проснулась. Этот сон ей часто снился, как какое-то наваждение или, наоборот, откровение. Она уж и считать перестала, сколько раз этот образ всплывал в ее сонном воображении. Проснувшись, она тут же засыпала, стараясь приказать себе увидеть во сне что-нибудь приятное.

В семьдесят пятый день рожденья под самое утро Агнии Львовне был послан дивный сон: приснилось ей, будто лежит она на лугу и вдыхает густые и теплые запахи разнотравья, смотрит бездумно в глубокое синее небо, а над головой у нее колышутся ромашки и маки, васильки да лютики: потом на чистое небо набежала пушистая серая тучка с темным брюшком, и на запрокинутое лицо ее упали первые капли ласкового летнего дождя… И Агния Львовна проснулась, сожалея об уходящем сне. Но сон покидал ее как-то странно, не полностью: ни луга, ни синего неба с тучкой уже не было, а запахи оставались, и дождь все так же продолжал капать ей на лицо. Она открыла глаза: над ее головой колыхались маки и ромашки, васильки да лютики, а на лицо падали капли с мокрого букета.

                             * * *
Пробиралась весна между спящих ветвей
Белокурых берез и раскидистых кленов,
И молитва текла, словно чистый ручей
Среди тронутых первою зеленью склонов.

Слава Богу за все. За рассвет и закат
И за полные чаши прохладных озер,
За сверкающий в небе ночном звездопад,
За дыханье весны. Слава Богу за все.

Наливались в садах соком сладким плоды,
Соловьиная песня лилась сладкозвучно,
И молитва была, словно капли росы
На цветущих лугах ранним ласковым утром.

Слава Богу за все. За простой черный хлеб,
За румяный калач и за липовый мед,
За уставшему путнику данный ночлег,
За полуденный зной. Слава Богу за все.

Аромат источала поспевшая рожь,
Самоцветами листья светились у кленов,
И молитва лилась, как грибной тихий дождь
На покрытые желтою краскою склоны.

                     * * *
Вечер краску синюю пролил
На стволы берез и стекла окон.
Я в молитве с Богом говорил,
Достигал небес мой тихий шепот:

«Господи, хочу счастливым быть,
Разве для страданий мы родились?
Помоги по морю жизни плыть,
Чтобы мы о скалы не разбились».

В небе ночь светильники зажгла,
Силуэты окон растворились,
Серебром блестели купола,
И кресты, как маяки, светились.

«Господи, хочу увидеть свет,
Разве быть слепыми мы родились?
Пеленой глаза окутал грех.
Даруй слезы, чтоб они открылись».

Отразилось в зеркалах росы
Солнце золотистыми лучами,
И душа в объятьях красоты
Славит Бога бренными устами.

«Господи, кто может разлучить,
Если две любви соединились?
Лишь с Тобой счастливым можно быть,
Чтоб любить Христа, мы и родились».

                   * * *
Затеплю восковую свечу
На исходе промокшего дня
И под шелест дождя прошепчу:
«Иисусе, помилуй меня».

Покаянье коснется души,
И скажу, ничего не тая:
«Недостойно, неправедно жил.
Иисусе, помилуй меня».

И в очищенном сердце взойдет
Невечернего света заря.
Со слезами оно воззовет:
«Иисусе, помилуй меня».

По крупице себе соберу
Слов евангельских золото я.
И согреет тепло твоих рук.
«Иисусе, помилуй меня».

День погаснет за влажным окном,
Ночь прославит благого Царя.
Буду кротко просить об одном:
«Иисусе, помилуй меня».

                           21.11.2007 г.

                      * * *
Горел костер июльского заката,
И ветер пенил гребни облаков.
Пестрели маков красные заплаты
На покрывале полевых цветов.

По небу дрожь от грома пробежала,
Гроза писала первую главу,
И молнии сверкающее жало
Пронзило придорожную траву.

Залили струи отблески заката,
Дорога потерялась в темноте.
Усталость заковала тело в латы.
Вдруг показался храм невдалеке.

Гроза плела из молний паутину,
Шаги давались путнику с трудом.
Ступени. Двери. Храма середина.
Святые смотрят ласково с икон.

За окнами стихии бушевали.
Свеча горела. Тихо капал воск.
Слова молитвы губы повторяли,
Хотелось плакать, не скрывая слез.

Стекла вода с умытого порога,
И грозный ветер незаметно стих.
Ступени. Крест. И новая дорога.
Спаси раба, Господь, и сохрани.

                   * * *
Осенний лист уплыл в рассвет
Из пробудившегося сада,
Туман оставил мокрый след
На украшениях фасада.

Звонарь седой молиться звал
Немногочисленных прохожих,
Органом колокол звучал,
И разгорался день погожий.

Спускались ангелы с Небес
На светозарных колесницах
И перед чудом из чудес
Со страхом закрывали лица.

Сионской горницей стал храм
Таинственно, по Божьей воле.
Христом дарованная нам,
Сияла Чаша на Престоле.

Катилась медленно слеза,
В венке терновом был Спаситель.
Искали люди чудеса,
И слез Христа никто не видел.

                                6.10.2006 г.

                         * * *
Благословляю уходящий день,
Дарованный душе под небесами,
И подставляю под ночную тень
Ладони, утомленные трудами.

Я восхищаюсь жемчугами звезд,
Рассыпанных Творцом по небосводу,
И не стыжусь неудержимых слез,
Но сердце отпускаю на свободу.

Благодарю за невечерний свет,
Нечаянную радость подаривший,
И за плывущий в тишине рассвет,
Прохладною росою напоивший.

Я созерцаю купола берез,
Заботливо луной посеребренных,
И молчаливые зарницы гроз,
Сверкающие облаком огромным.

Мир отдыхает, погрузившись в сон,
Устав от напряженнейшего ритма.
Душа восходит на Святой Афон,
Течет неторопливая молитва.

                                     29.07.2005 г.