«Веленью Божию, о муза, будь послушна…»

Беседа с протоиереем Алексием Зайцевым, председателем Совета Международного клуба православных литераторов «Омилия», членом Академии российской литературы, членом Союза писателей России, лауреатом литературной премии Уральского федерального округа (2012 г.).

— Знаю, о. Алексий, что вы считаете свои стихи продолжением пастырской деятельности, потому спрошу: как в вас соединяется искусство и вера — без проблем? Ведь на протяжении многих веков творчество и религиозность противопоставляли друг другу, в XVI столетии даже была написана, кажется, первая, «Защита поэзии» — Д. Боккаччо защищал от нападок самого Данте. Почему творчество так часто «демонизируется» представителями культа?

— Сегодня мы имеем полное право утверждать, что противопоставление искусства и веры во многом надуманная проблема. Да, на католическом Западе взаимоотношения между искусством и верой, наукой и верой — нередко становились весьма напряженными. В то же время церковная культура православного Востока достигла своей высоты именно благодаря полноценному привлечению себе на службу светского искусства. Примеры этого мы видим не только в иконографии, церковной архитектуре, шедеврах богослужебной утвари, но и в литературе, особенно в поэзии. Вспомним, что именно на языке поэзии, а не прозы написаны многие книги Священного Писания, ряд святоотеческих творений, не говоря уже о богослужении, которое в своем оригинале на греческом языке всецело принадлежит к стихотворной форме. Шедевры церковной поэзии можно назвать и шедеврами поэтического искусства, если оценивать их чисто светскими мерками (точно так же иконы наших великих иконописцев признаются даже атеистами как шедевры мирового искусства, а не только церковного). Так и должно быть. Оказывается, что поэзия может быть одновременно и выдающейся по меркам светского искусства и на 100% православной. Одно другому нисколько не мешает.

Я вижу две основные причины того, что творчество иногда «демонизируется» представителями духовенства. С одной стороны, было и есть немало талантливых литераторов, которые свое творчество явно противопоставляют не только Церкви, Божественной Истине, но и общечеловеческим нравственным ценностям. Этим они существенно дискредитируют светскую литератору в целом. С другой стороны, нередко встречаются представители духовенства, которые берутся критиковать светскую литературу, не имея достаточно глубокого знания предмета. Плоды подобной некомпетентности весьма печальны: в запале критики смешиваются «виновные» литераторы с «невиновными», сгущаются краски, в произведениях искусственно выискиваются негативные смысловые контексты, о которых сам автор возможно и не подозревал.

Нужно всегда помнить: если священник берется критиковать какие-либо литературные произведения или научные теории, то для полноценной критики недостаточно священного сана и знания православного богословия, нужно быть еще и сведущим в той области, в которую направляется его укор. Некомпетентность отдельных священнослужителей в данном случае бросает тень на всю Церковь, подрывает доверие к ней со стороны общества.

— А может быть дело в глубинной свободе творческого человека, ведь он подчинен только вдохновению — то есть, небесам? Быть может это страх перед неконтролируемым людьми процессом творения?

— Мы должны понимать, что литератор, особенно поэт, в своих произведениях говорит о самом сокровенном, изливает читателю то, что происходит в тайниках его души. Если пытаться происходящее в душе искусно скрывать, то плоды творчества потеряют жизненную силу (хотя определенный духовно-нравственный фильтр у литератора обязательно должен быть). Нам известно, что литераторы не святые люди, а нередко даже не высокодуховные. Так, что всегда найдется к чему можно придраться. Стоит взять любого из нас, верующих людей, и открыть всё сокровенное, что есть на душе, то большинству будет стыдно. Поэтому, на мой взгляд, крайне неразумно придираться к мелочам в литературных произведениях. Полезнее научиться выносить из них то, что может оказаться полезным для нас. Другое дело, когда мы сталкивается с сознательным и открытым богоборчеством творческих людей, с открытой проповедью порока.

В позитивной критике светского искусства со стороны Церкви не может быть места страху перед «свободой творческого человека».

— Лично вам что даёт творчество?

— Творчество учит меня более серьезно относится к своему пастырскому слову, а при написании поэтических произведений происходит поиск ответов на важные вопросы, которые возникают передо мной, и как перед человеком, и перед пастырем. Кроме того, творчество обогащает мою жизнь новыми переживаниями и встречами с интересными людьми.

— А чему пастырь научается у поэта?

— Думаю, что важнейшие качества настоящего поэта: открытость перед слушателем, бескорыстное служение добру и истине посредством слова, бескомпромиссность в отношении ко злу, сильными мира сего и общественным порокам — изначально должны присутствовать в каждом пастыре Церкви. В моей жизни получается так, что православное мировоззрение и пастырство помогают поэту, а не наоборот.

— На ваш взгляд, чего лишается проповедник, всецело отказываясь от искусства?

— Истинное искусство возвышает человеческую душу, воспитывает вкус к прекрасному. Если пастырь полностью игнорирует светское искусство, то на практике он оказывается неспособным адекватно оценить и церковное. Кроме того, он может не найти общего языка с рядом своих прихожан, для которых светское искусство и его достижения что-то значат в жизни. К сожалению, иногда случается такое: заходим в храм и видим полную безвкусицу в его убранстве, отделке, росписи — это прямое следствие отсутствия эстетического вкуса и пренебрежения законами светского искусства у тех, кто отвечает за благолепие дома Божьего.

— Мне кажется, есть и другая опасность. Встречаются, к примеру, такие любители творчества, которые культивируют его в себе неразумно, до потери здравости. Они словно поклоняются идолу творчества в себе. Как можно застраховаться от этой болезни?

— Оградить от этой опасности может только правильная духовная жизнь человека. Нам, православным людям, известно, что творческий дар дается Богом. В союзе с Господом необходимо и распоряжаться этим даром, и приумножать его. Ищущим Господь обязательно поможет понять, как направить Его дары на благо себе и ближним. А тех, кто стремится распорядиться Божьим даром без Бога, только по своему усмотрению, очень часто ожидает творческая или жизненная катастрофа.

— Выходит, что творчество может быть искушением, как богатство, власть, сила, красота? Как можно себя проверить, «не улетела ли голова с плеч» во время творческого полет, не «на метле» ли был осуществлен этот полёт?

— Творчество в полной мере захватывает и внешнюю, и внутреннюю сферу человеческой деятельности, а потому и искушений на этом пути ещё больше, чем, например, при стяжании богатства, обладании земной силой и властью. Если планка духовности человека невысока, очень легко оправдать любые неблаговидные поступки, содеянные ради плодов своего творчества. Наиболее пагубны для творческого человека страсти гордости и тщеславия, развитие которых приводит к завышенной оценке собственной личности и ее значения в судьбе человечества, к неадекватному восприятию критики и авторитетов. Христианское смирение, стремление исполнить волю Божию — вот залог того, чтобы в творческом полёте и голова и сердце оставались на месте.

— Каковы признаки поэзии и вообще произведений искусства демонического происхождения? Чем отличается их воздействие на душу человека?

— Искусство от Бога возвышает душу человека, помогает утвердиться в добре, найти ответы на важные жизненны вопросы. Искусство демонического происхождения напротив, разжигает в человеке страсти, сеет в его душе сомнения относительно Бога и высших нравственных ценностей, приводит в тупик печали и уныния. Святое Евангелие учит нас судить о древе по его плодам.

— Что бы вы сказали верующим, которые считают всю художественную литературу душевредной и готовы сжечь на костре даже классику?

— В IV и V веке от Рождества Христова святые отцы Церкви изучали языческую литературу и находили это наследие весьма полезным, научившись выносить из него лучшее и отвергать заблуждения. Поэтому человек, считающий душевредной даже русскую классику, которая одним из оснований имеет православное мировоззрение и общехристианские ценности, находит обличителями своего заблуждения святых отцов и многовековую историю Церкви.

— Отец Алексий, теперь самый сложный вопрос: ваше самое-самое любимое стихотворение из своих?

— Думаю, что это стихотворение «Матери»:

Меня — из рук заботливых и чистых,
Забыв про сон, про ход привычный дней,
Вскормила ты с любовью бескорыстной
От колыбели крохотной моей.

Я резво рос. Во всём ли так как надо?
Крепилась ты, надежды свет храня...
Я на земле не знал другого взгляда,
Что столь желанно принимал меня.

Но, ставши взрослым, занят сам собою,
К тебе, мой ангел, духом остывал.
О самой близкой, посланной судьбою,
В кругу забот лишь мельком вспоминал.

Прости же мне, что в трудный день ненастный
Я был далёк и твой не ведал страх;
Что ты ждала так долго, так напрасно
Слова сыновней ласки на устах.

Прости, что жил, столь редко утешая,
Моих ошибок в сердце не храни.
Прости меня...
За всё прости, родная,
И пред Творцом в молитвах помяни.

Как счастлив я, что в мире сéм, мятежном,
Познал тебя от жизненных дверей
Той — самой доброй, искренней и нежной —
Любимой самой матерью моей.

— А из написанных другими? Есть ли такое «чужое» стихотворение, которое вам так же близко, как своё, а может даже ближе? Почему именно оно?

— Я начал писать стихи ещё в раннем детстве. Мое мировоззрение и отношение к поэзии несколько раз за это период кардинально менялось, а значит менялось и «самое любимое стихотворение». Сегодня таковым я могу назвать стихотворение Пушкина «Памятник», в котором есть такие строки:

Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспóривай глупца.

В этих немногих словах заключен основной принцип творчества с позиций православного миросозерцания.

— Что делает произведение шедевром?

— К этому понятию можно подойти с разных сторон. На мой взгляд, произведение можно считать шедевром, если оно стало родным и близким широкому кругу читателей, оказалось способным изменить людские души к лучшему, наполнив их высокими чувствами и переживаниями. Если есть вышеуказанное, мелкие погрешности и недочеты литературного произведения не могут лишить заслуженного им пьедестала. Хотя, бесспорно, возведение в ранг шедевра, предполагает достаточно высокую планку литературного мастерства его автора.

Беседовала Светлана Коппел-Ковтун