Этот дивный День рожденья

В семьдесят пятый день рожденья под самое утро Агнии Львовне был послан дивный сон: приснилось ей, будто лежит она на лугу и вдыхает густые и теплые запахи разнотравья, смотрит бездумно в глубокое синее небо, а над головой у нее колышутся ромашки и маки, васильки да лютики: потом на чистое небо набежала пушистая серая тучка с темным брюшком, и на запрокинутое лицо ее упали первые капли ласкового летнего дождя… И Агния Львовна проснулась, сожалея об уходящем сне. Но сон покидал ее как-то странно, не полностью: ни луга, ни синего неба с тучкой уже не было, а запахи оставались, и дождь все так же продолжал капать ей на лицо. Она открыла глаза: над ее головой колыхались маки и ромашки, васильки да лютики, а на лицо падали капли с мокрого букета.

Агния Львовна отвела букет от лица и увидела за ним лукавые и довольные лица своих подруг и соседок — Варвары Симеоновны Комиссаровой и Лики Казимировны Ленартович, Варежки и Лики. Варежка держала букет и слегка им помахивала, а у Лики в руках был поднос, на котором стояли три парадные фарфоровые чашки, синие с золотом, серебряный кофейник и тарелочка с печеньем «курабье татарское». Увидев, что Агния Львовна открыла глаза, Варвара Симеоновна бросила букет на подушку, достала из кармана халата открытку и громко, с выражением прочла:

— Одна на день рождения Агнии Пчелинцевой, автор Ангелина Ленартович, читает Варвара Комиссарова.

Восстань, внемли, о Львова дщерь:
уже стучатся гости в дверь,
уже рассвет, уже цветы —
но их пока не видишь ты,
поскольку спишь без задних ног.
А день рожденья на порог
уже вступил, и ждут друзья —
и долго их томить нельзя,
ведь кофе стынет. Поднимись,
протри глаза и оглянись!
«Восстань и виждь!» — сказал пророк,
он лучше выдумать не мог.

Окончив чтение, Варвара плюхнулась на кровать в изголовье, решительно отодвинув подушку вместе с головой Агнии Львовны, чтобы освободить место для самой обширной части своей фигуры. Худенькая Лика Казимировна деликатно, по-кошачьи, присела в ногах, пристроив поднос на живот виновницы торжества — она уже устала его держать. Тут же на постель с ликующим лаем взлетел Танька, пёсик Лики Казимировны (полное имя Титаник, порода французский бульдог, характер восторженно-истерический). На шее, то есть там, где обычно у собак наличествует шея, у Таньки-Титаника была повязана красная косыночка в белый горошек, надо полагать, в честь праздника. Хитрый пес начал разгребать одеяло в ногах Агнии Львовны с таким деловито озабоченным видом, будто у него где-то там была зарыта вкусная косточка или любимая резиновая игрушка, а не то чтобы ему просто хотелось понежиться под теплым нагретым одеялом, как могли бы подумать некоторые люди. В конце концов он все-таки приподнял одеяло, просунул под него толстый круглый зад, а затем протолкнул в теплую пещерку и все свое упругое черное тело, оставив снаружи только два перископа выпуклых агатовых глаз да черный нос в окружении бархатных складок.

— Титаник! А совесть? — строго спросила его Варвара, но пес сразу же отвернулся в другую сторону — не вижу, не слышу, и совести никакой такой у меня нет, какая может быть у собаки совесть?

— Да оставь ты его, Варежка, пусть немного понежится, — сказала Агния Львовна. — А вам спасибо, мои дорогие! Но, может быть, я встану, и мы все перейдем за стол?

— Ни в коем случае! — сказала Варвара. — По протоколу ты сегодня должна пить кофей в постели, как аристократка.

— Вот именно! — сказала Лика. — Скажи, Агуня, часто тебе случалось пить кофе в постели?

— Случалось и не раз!

Подруги переглянулись.

— Это когда же? — недоверчиво спросила Варвара.

— Да в больницах же, глупые! В прошлом году, например, когда лежала с радикулитом…

— Скучная ты старуха, Агния! Разве ж такое кофепитие подразумевалось? Ты вот скажи прямо: муж твой покойный тебе часто кофе в постель подавал?

— Честно говоря, девочки, я такого как-то и не припоминаю…

— А вот мы — подаем! Так пей же и будь признательна!

— Я вам весьма признательна и благодарна, но кофе я пить не стану, вы уж меня простите, милые!

— Это еще почему?! — возмутилась Варвара. — Чем это тебе наш кофе не угодил?

— Да потому, что я сейчас поднимусь, реанимируюсь и отправлюсь в храм на литургию и там буду причащаться. А вы сами пейте, пейте! Чего ж добру остывать?

— Мы, значит, начнем праздник в твою честь, а ты будешь на нас взирать, лежа в цветах, как… как… — начала было Лика, но споткнувшись о сравнение, умолкла.

— Как Офелия! — дипломатично уточнила Варвара, подняла с подушки букет и одним широким взмахом разбросала цветы по всей кровати. — Предупредить не могла?

— Простите, я как-то не подумала… Да разве же я могла предусмотреть такое торжественное пробуждение? Да вы пейте, не стесняйтесь, девочки! А я на вас погляжу и порадуюсь.

«Девочки» стесняться не стали. Подняв свои чашки, они чокнулись и запели дуэтом: Варвара басом, а Лика трогательным надтреснутым сопрано:

С днем рожденья тебя!
С днем рожденья тебя!
С днем рожденья, милая Агния,
С днем рожденья тебя!

После этого подруги немедленно начали торжественное кофепитие, а виновница торжества с улыбкой поглядывала на них, собирая разбросанные по кровати полевые цветы обратно в букет.

— Гостей у тебя вечером много будет? — деловито спросила Варвара.

— Только семья и вы.

— Слышишь, Ангелина? Семья и мы. Семья — отдельно, мы — отдельно. Так что мы с тобой, выходит, ей уже не семья!

— Это она оговорилась, Варежка!

— Хорошенькие оговорочки в день рожденья!

— Ну, простите, девочки, согрешила я, не подумав: конечно, вы тоже моя семья. Может быть, теперь уже самая близкая часть моей семьи. Сколько же лет мы тут вместе живем, а, милые? Я с самой блокады, с детства, и ты тоже, Варенька. А вот Лика поселилась в нашем доме позже, но сразу же пошла с нами в один класс, хоть и была старше нас на год.

— Была и осталась, — резонно заметила Варвара.

— Могла бы не напоминать в такой день! — сказала Лика.

— Больше не буду. Лика, а ты в какой класс к нам поступила, в четвертый или пятый?

— В четвертый, по-моему. Вы обе еще так удивились, когда узнали, что я не только с вами учиться в одном классе стану, но и живу в одном доме с вами и на одной площадке. Ревновали ко мне друг дружку… А вот Варенька не только тут родилась, но и все ее предки тоже здесь жили. Так что можно сказать, мы все живем в твоем родовом гнезде, Варежка! С детства прожить в одном и том же доме, в доме своих предков, никуда не переезжая, — это мало кому удается в наше неспокойное время. Ну да и я уже тут старожилка, можно сказать. Наверное, тут мы и помрем все трое, каждая в свой срок…

— Хорошенькая темка для размышлений в день рожденья! — фыркнула Варвара.

— Ой, правда, что это я? Не надо о грустном! — сказала Лика Казимировна и даже ручками замахала.

— А ведь это и вправду мое родовое гнездо, вернее, его уголок, — шумно и глубоко вздохнув, сказала Варвара. — Вы-то знаете, что этот дом построил еще мой прадед. А другие и не догадывались, нам таиться приходилось… Конечно, в стародавние годы семья наша жила не во флигеле, а в угловом бельэтаже, и занимала весь этаж: шесть окон на Кузнечный и восемь окон на Коломенскую. Тогда номеров не было, и дом наш назывался просто — «дом дворянина Комиссарова».

— А все-таки странная фамилия для русского дворянина, — заметила Агния Львовна.

— Да ничего странного, если знать историю! Комиссарами назывались офицеры, ведавшие снабжением в царской армии, — сказала Варвара. — Полезная и уважаемая должность, в отличие от комиссаров прошлого века. Зато фамилия эта не раз помогала нашему семейству выжить после революции.

— Верно, большевистские комиссары понятия не имели, кто такие были царские комиссары! — засмеялась Агния Львовна.

— Откуда ж им было знать! — фыркнула Варвара.

Тему развивать не стали, поскольку биографии друг дружкины все трое знали давным-давно.

— К столу у тебя все приготовлено или что-то еще готовить будешь сегодня? — спросила Лика.

— А я ничего особенного готовить и не собираюсь. Холодец в холодильнике, его только выложить и украсить, а салат приготовлю перед самым приходом гостей.

— А горячее будет?

— Будет. Картошка с грибами. Тоже перед гостями надо почистить и поставить. А грибы куплю готовые на рынке.

— Что ж так скромно? — удивилась Варвара.

— А день-то постный. Среда. Да и не хочется после храма в кухонную суету окунаться. Куплю на рынке побольше хороших и разных закусок — вот и будет стол как стол.

— Если хочешь, мы с Варенькой можем что-нибудь приготовить и картошку заранее почистить. Пусть постоит до вечера в воде с капелькой лимонного сока, а потом раз — и на плиту!

— Это было бы чудесно, спасибо вам, девочки! Варенька, а ты не купишь к столу бутылку вина в гастрономе на Лиговке? У меня по пути не будет приличных магазинов с винным отделом.

— Одну?

— Одну. Артемий как всегда принесет бутылку шампанского, так что одной вполне хватит.

— Ладно. Так я кагор куплю?

— Купи кагор, если тебе не трудно.

— Ну так картошку мы чистить начнем прямо сейчас, как тебя в церковь отправим, — сказала Лика, — а то нам с Танюшей после обеда к ветеринару на прием идти.

— Так и не жрет морковку? — спросила Варвара.

— Нет. Я уж ее и в молоке, и в курином бульоне отваривала — все равно нос воротит!

— Собака!

— Это ты, Варежка, ругаешься на него или…? — подозрительно спросила Лика.

— Нет, это я тебе, дурище, поясняю: собака — она собака и есть и не должна морковку есть…

— Ой. У тебя стишок получился! Можно скрасть, Варежка?

— Кради! — великодушно разрешила Варвара.

Тут же Лика достала из кармана записную книжку с привязанным к ней карандашиком и стала записывать, диктуя сама себе вслух:

Хороший пес — он пес и есть,
не должен он морковку есть,
ведь он собака, а не кролик…

Тут она остановилась и призадумалась.

— Какая рифма к кролику?

— Алкоголик! — подсказала Агния.

— Не годится. Я сочиняю стишок для детей, а не басню для взрослых. Впрочем, можно сочинить и басню… Мой пес собака, а не кролик, и ест морковку он от колик!... Удачный стишок получился. А, девочки?

— Это не стишок никакой, а слоган для твоего ветеринара. Можешь ему продать для плаката, а деньги — пополам! — сказала Варвара.

— Как это — деньги пополам с ветеринаром?

— Да не с ветеринаром, а со мной — первая-то часть стишка моя или нет? То-то! Но ты, Лика, все-таки перестань пичкать несчастного Титаника тем, что он не любит! Собака тоже человек!

— Но если ему врач прописал?!

— Дурак твой врач. Смени врача.

— Ты думаешь, Варежка? Но…

— Да нет, шучу я. Твой врач — тебе и решать.

— Это Танечкин врач, а не мой! — слегка обиделась Лика.

— Девочки, не спорьте, не омрачайте мой день рожденья! А к столу у меня все готово. Осталось только купить овощи и кой-какие закуски.

— А пирог печь будешь? — спросила Лика. — На день рожденья обязательно полагается пирог.

— Современные люди чаще обходятся тортиками, — заметила Варвара и погладила себя по толстому животу.

— А что? Тортик — это мысль! Но пирог все-таки будет: моя Наталья обещала испечь и принести. У нее сейчас новое увлечение — кулинария.

— Ну-ну… Если она и в кулинарии проявляет свою недюжинную фантазию, то сомневаюсь, что этот пирог можно будет есть.

— Варежка, ты к ней несправедлива!

— Ты хочешь сказать, что фантазия твоей Наташки имеет границы?

— Ну нет! Фантазия ее границ, конечно, не имеет, но все-таки она старается помогать матери по хозяйству, учится готовить…

— Тогда молчи и на всякий случай купи еще и торт. Вреда не будет! Гости уйдут — мы доедим.

— Ну, торт я так и так собиралась купить.

— Сегодня среда! — быстро сказала Лика.

— Ну что, что среда? — не поняла Варвара.

— День постный, — пояснила Агния Львовна.

— Так она же не постится! Это у нас с тобой постный день, а у нее, еретицы, скоромный как всегда.

— Лика хочет сказать, что торт надо купить фруктовый.

— А, ее любимый! Ну, хорошо, купи фруктовый. А что из закусок?

— Для нас — рыбки хорошей, а остальным придется купить ветчины и колбаски.

— Балуешь ты их, — нахмурилась Варвара. — Балуешь и распускаешь!

— Да нет, это я нас балую, девочки! Хорошая рыбка куда дороже всяких колбас.

— А бы сказала своим детям: «Сегодня пост — закусывайте постным!».

— Вот потому дети от тебя и уехали и забрались подальше в Альпы, что ты их в строгости держала, — съязвила Лика Казимировна: дети Варвары Симеоновны уже несколько лет жили в Баварии.

— А у тебя их нет ни в Альпах, ни в Пиренеях, ни даже в Андах!

— Так ведь я и замужем не была…

— Никто не хотел брал такую кокетку, вот ты у нас в девицах и осталась.

— Ну да, девица я! А что, разве в этом есть что-нибудь предосудительное?

— Если и есть — теперь уже не исправишь, моя милая!

— Девочки, не ссорьтесь! — зевая, сказала Агния Львовна и сладко потянулась. — И встаньте-ка обе с моей постели — я буду подыматься.

— Ой, Варежка! А подарок-то! — закричала, всплеснув руками, Лика Казимировна. — Про подарок мы и забыли! Сейчас ведь самое время!

— Не забыли, тут он. — Варвара Симеоновна, кряхтя, присела на корточки, пошарила под кроватью, извлекла оттуда и выставила на прикроватный коврик пару новеньких зеленых вельветовых домашних туфель. — Вот тебе подарок на день рожденья, Агния: левый — от Лики, правый — от меня!

— Почему это от тебя — правый? — возмутилась Лика. — Может быть как раз…

— Девочки, не ссорь… — начала было Агния Львовна, примеряя туфли. — Ой, девочки! Какие же они удобные и как раз мне по ноге! И косточки ничуть не жмет, и в подъеме в самый раз… Ну просто не туфли, а две колыбельки для ног! Спасибо вам, дорогие мои! Вот угодили так угодили!

— Слава Богу! Носи на здоровье, — пробасила Варвара. — Носить тебе не сносить до самой смерти.

— Что ты такое говоришь, Варежка! — ужаснулась Лика. — Да Агунюшка наша до смерти еще пять… нет, семь пар таких сносит!

— Да я не о смерти, а о качестве. Ты взгляни на марку, Агния!

— О, неужто английские?

— Похоже на то. Если это бренд, а не фейк.

— Что-что? — не поняла Агния Львовна и с подозрением поглядела на свою продвинутую подругу.

— «Бренд» — это родная фирма, а «фейк» — базарная подделка под нее. Дешевка то есть.

— Все-то ты знаешь, Варежка! — уважительно пропела Лика.

— Но они же, наверно, страшно дорогие? — предположила Агния Львовна, любуясь своими зелеными ножками.

— Да уж не китайское барахло какое-нибудь! Знаешь, сколько мы их искали?

— Она меня замучила, — пожаловалась Лика. — Заставляла меня примерять, а для этого мне надо было таскать с собой вязаные носки и каждый раз их надевать на обе ноги, чтобы не ошибиться в размере — у тебя же нога и больше на два размера, и гораздо шире! — У Лики Казимировны была необыкновенно маленькая ножка, прямо детская, чем она как начала гордиться в молодые годы, так и продолжала гордиться по сей день.

Агния Львовна прошлась по комнате и остановилась перед зеркальным шкафом, радостно оглядывая зеленые туфли теперь уже в зеркале.

— И каблучок, и кантик кожаный… Знаете, мои милые, я, пожалуй, попробую в них ходить по улице: у меня уже сто лет не было такой удобной обуви! А дома можно и в старых тапочках походить, я их хорошо разносила.

— Да ты что, Агуня! — ужаснулась Лика. — Мы потому и решили подарить тебе домашние туфли, что на твои старые уже стало больно смотреть!

— А не разлезутся они, если ходить в них по улице? — засомневалась Варвара.

— Это английские-то? Никогда не разлезутся! — успокоила ее Агния Львовна.

— Ну, смотри, тебе ходить! Все, Лика, пошли! Забирай посуду к себе и помой там, а я цветы поставлю в воду и тоже пойду. Агнии еще правило читать. Ты во Владимирский пойдешь или на подворье, Агуня?

— На подворье.

— Напрасно! В такой торжественный день можно было бы причаститься и в соборе!

— Ну, уж так получилось…