Разлуки нет, есть только продолженье:
В любви, надежде, вере и друзьях…
Один «уснул», другому день рожденья
И мы втроём у осени в гостях,
По-над рекой, на красно-жёлтом склоне,
За городом, при ивах-близнецах,
Скрепились тихо три мужских ладони,
Четвёртая – горячая – в сердцах…
2010
Так случилось, что на на Афон пускают только мужчин. А в монастырь пускают только котов. Это не значит, что собак там не любят. Просто так сложилось исторически. За ними смотрят, их кормят, но в монастырь ни ногой. У монахинь Киевского Флоровского монастыря есть послушание-они ходят с собаками на площадку. Здесь главный принцип – «Вы в ответе за тех, кого приручили».
Но вернемся к нашим кошкам. Они и вправду очень похожи на монахов: о чем думают – неведомо, ни пары с уст, ласковые, тихие, их дом всюду и нигде. Умные пытливые глаза опускаются в самые недра души. Такое впечатление, что они знают о тебе что-то, чего ты и сам не в состоянии постичь.
Как и монахи, коты днем вроде бы как ничем примечательным не занимаются. Однако ночью для кота настает время подвигов. Также и монах ночью несет молитвенный подвиг и «невидимую брань». В любом большом монастыре бывает много котов. Но строгие монастырские уставы имеют для кошачьих самые серьезные последствия: среди них прослеживается большая «текучка» — остаются единицы, особо себя зарекомендовавшие .
Стрелки на часах
встали.
И вокруг,
как-то вдруг, стихло.
Мы с тобой в ту ночь
спали, –
В час, когда
умирал Виктор.
Он молча терпел
боли,
Что мучили его
часто.
Все письма писал
Оле,
(Врачу, что вела
участок).
Таблеток на пол
словно,
Просыпал,
лежат повсюду.
Нарезанный хлеб
ровно
К какому
готовил блюду?
Да это
не так важно.
Человека не стало -
горько.
А знаешь,
терять – страшно?
Конечно, без Бога
только.
(21.09.2010г.)
МЫШКА-ЗАКОРЮЧКА
Жила-была одна девочка. И любила она вредничать.
Стала бабушка рассказывать ей сказку:
- Жил-был дед...
А девочка перебивает:
- Сколько лет?
- Сто лет в обед. Ты меня не путай. Жил-был дед с бабкой да внучкой. И были у них...
- Собака Жучка, кошка-злючка, мышка-закорючка.
- Мышка не закорючка. Мышка-норушка.
А девочка улыбается ехидно:
- Мышка-норушка, кошка без ушка, Жучка-старушка.
- Ладно, пусть без ушка. Слушай дальше. Посадил как-то дед репку.
- Зачем?
- Что зачем?
- Если у него репка была, зачем он её посадил? Он её в землю закопал? Чтобы она большущая стала?
Тут бабушка головой покачала, накрыла вредную девочку одеялом, выключила свет и ушла.
С той поры и повелось: кто вредничает и перебивает - без сказки сидит.
МАКАРОНЫ
Зашумели дожди, застучали
По листве, по судьбе, по стеклу,
По тоске, по душе, по печали,
Что не спрячешь, так просто, в углу.
Пойте весело, долго, натужно,
И наполните свежестью дом.
Мне сегодня особенно нужно,
Встретить Музу в плаще золотом.
Эта чистая, мудрая гостья,
Вдохновением светлых идей,
Лечит душу от хамства и злости
Безразличных, недобрых людей.
Забываю привычное «если»,
Всем дождям – восклицательный знак!
Муза-осень устроилась в кресле
И разжала мой крепкий кулак.
2010
Ветер рвал на части небо,
Перемешиваясь с снегом
Дождь хлестал, хлестал по крышам:
«Господи! Тебя не слышим»
Только боль да скрежет ночи.
Лед в душе. Вы зрите, очи,
Пламя маленькой свечи.
Ветер, тени, помолчим…
Каплет воск, и каплют слезы.
«Пожалей нас, грешных, Боже!»
Губим мир и в нем себя,
Не прощая, не любя.
Пьем из черного бокала
Зло тягучее до дна.
Дождь стучит, опять одна…
Мысли, словно злые осы,
Жалят, жалят, жизни просят:
«Что оставлю, с чем уйду?
Счастье, где ты? Не найду».
В темноте я жду рассвета
А вопросы без ответов…
Сердце шепчет: «Не кричи…».
Пламя маленькой свечи…
Белый храм, купола золоченые,
Колокольный зовущий звон.
У весны – воскресенье прощеное,
У души – покаянный стон.
Запах ладана, слезы и пение,
Тихий треск горящих свечей.
И молитвы, сердечное бдение,
И раскаянный взгляд очей.
Вечер скромно присел на паперти,
В опустевшем храме темно.
На душе, как на белой скатерти,
Пятен нет – блаженство одно.
Холодно, ветрено, серое
Небо прижалось к земле.
День в полутёмном чехле…
Рано ли, поздно ли, верую
Каплей на мутном стекле,
Ясному, тихому, малому,
Свету в далёком окне,
Листья в багровом огне
Падают оземь, усталые –
С вечной молитвой весне.
2010
Жила-была девочка Катя. Самая обыкновенная девочка. Пожалуй, необыкновенным в ней было только одно – она очень любила читать книги. Причем любые, какие только под руку попадутся, лишь бы интересными оказались. Из-за этой Катиной привычки читать что попало, все и случилось.
Как-то раз шла Катя из школы домой. Смотрит, а на скамейке возле их дома лежит несколько книг. Видно, их кто-то вынес на улицу за ненадобностью. А выбрасывать в мусорный бак пожалел и оставил на скамейке – авось, кто-нибудь да подберет. Тут-то и попались они на глаза Кате.
Книги те были уже не новыми, а изданными где-то годах в семидесятых. По большей части это были сборники материалов каких-то съездов. Их Катя даже раскрывать не стала - неинтересно. Была еще какая-то «Забавная Библия» некоего Лео Таксиля. Это Катю тоже не заинтересовало, поскольку у нее была Библия. Причем не одна, а даже две. Одна настоящая, большая, «взрослая». А другая - детская, с цветными картинками, уже не раз читанная и перечитанная Катей. Короче говоря, среди найденных книг Кате явно не попадалось ни одной интересной…
Вдоль стен стоят стулья: на сидении каждого незаполненное «Свидетельство о крещении», на спинке - пеленка, крестильная рубашка и расшитый чепчик. Всего таких стульев 25. Возле них кучками женщины в платочках. Мужчины тоже есть, но их не так много.
Шепот оживления от группы к группе: батюшка приехал. У многих в руках появляются фотоаппараты. Вошедший батюшка подтверждает: фотографировать не только можно, но и нужно - такой важный день!
Но вмешивается главный врач: не обижайтесь, но фотографировать нельзя. У этих малышей вся жизнь впереди. Многих из них усыновят - и скроют от них, что они приемные. Нельзя, чтобы спустя много лет все в их жизни рухнуло из-за случайной фотографии.
Нас по три-четыре человека отводят в «группы», дают каждому по ребенку. Никто никого не выбирает (только у мужчин, которых так мало, должен быть обязательно мальчик) - как Бог даст. Я беру на руки сидевшую на полу полуторагодовалую девочку в синем бархатном платьице и белых колготках, очень похожую на дочку моего духовника. Воспитательница ободряет меня: девочка очень спокойная.
Вера без дел мертва (Иак. 2:26)
Жизнь дана на добрые дела (рус. Народная поговорка)
Многие люди думают, что жить по вере и исполнять волю Божию очень трудно. На самом деле — легко. Стоит лишь обратить внимание на мелочи, на пустяки, и стараться отклоняться от зла в самых малых и легких вещах. Это способ самый верный и простой — войти в духовный мир и приблизиться к Богу. Человек обычно думает, что Творец требует от него великих дел, что Евангелие условием веры ставит крайнее самопожертвование человека, уничтожение его личности
Вне конкурса
Жил на свете православный писатель. Писал он очень православно. То есть, в каждом рассказе у него звенели колокола, горели свечи, а злодеи в конце произведения каялись и восклицали: «Как же я мог жить так бездуховно?!».
И вот однажды приснился православному писателю сон. Сидят они с коллегами у себя в союзе православных писателей. Хорошо им вместе, радостно. На столе самовар, вокруг самовара куличи, крашенки. Перед каждым писателем — пишущая машинка или ноутбук. Пишут они, на иконы крестятся, и на душе у всех благостно и приятно.
И вдруг открывается дверь, и заходит Человек. Смотрят на Него православные писатели и не узнают. А был это сам Господь наш Иисус Христос.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был грозный и могущественный царь. И были у него три прекрасные дочери-царевны. Вот состарился царь, обессилили его годы и болезни. Понял он, что недолго ему жить осталось. Тогда призвал он к себе своих дочерей, да и говорит им:
— Дочери мои милые. Стар я стал и близок мой конец. А сына-наследника нет у меня. Вам оставляю царство мое. А потому желаю знать, как вы им править намерены. Кто из вас достойнее окажется — той и передам свою корону и власть царскую.
Первой старшая дочь речь повела:
Я, государь-батюшка, как стану царицей, сделаю так, чтобы было мое царство самым богатым на свете. Чтобы зажили мои подданные в достатке и довольстве, в тепле да в сытости. Тогда будет в моем царстве, словно в раю. А меня за мою щедрость и в моем царстве-государстве, и по всему свету, восхвалять станут.
И когда говорю о святом,
Мне за собственный голос неловко…
Ал. Карташёв
Никогда не думал, что смогу полюбить ирисы. Нет, ненависти к ним не было. Люто и яростно я ненавидел только лилии, и было за что, но ирисы — что-то легкомысленно избыточное, даже деревенски наивное было в их облике, и потому я даже не тратил внимания на эти глупые цветы, ведь ненависть — это тоже внимание. Но — лечите зрение картинами! — на полотне одного жутко известного художника я увидел те же ирисы и — возблагоговел. И цвет, и стройность растений были переданы с безупречной чёткостью натуралиста, ни одна черта не упущена и не искажена, он их не выдумал и не приукрасил, — никаких ухищрений художественной выделки, и наивность и избыточность оставались на своих местах, но — это были другие цветы!
«И псы едят крохи, которые падают со стола». (Мф. 15, 27).
Крошку белую со стола
Мне сама любовь принесла.
Я хожу под столом вокруг,
Нет ни слов у меня, ни рук.
За столом сидят господа,
Перед ними большая еда.
А я под столом все хожу,
Крошку малую нахожу.
Есть у пса своя благодать
Крошки малые собирать!
Я лишь пес, но я пес с душой,
Мне не нужно крошки большой,
Мне не нужно больших наград,
Жизнь идет светлей, веселей,
Каждой крошке своей я рад.
И над всею жизнью моей
Крошки неба летят, летят.
Ошибочно думать, что все православные суть действительно не сектанты и что все сектанты суть действительно не православные. Не всякий православный по имени таков по духу, и не всякий сектант по имени таков по духу, и в настоящее время в особенности можно встретить «православного» — настоящего сектанта по духу своему: фанатичного, нелюбовного, рационально узкого, упирающегося в человеческую точку, не алчущего, не жаждущего правды Божией, но пресыщенного горделивой своей правдой, строго судящего человека с вершины этой своей мнимой правды — внешне догматически правой, но лишенной рождения в Духе. И, наоборот, можно встретить сектанта, явно не понимающего смысл православного служения Богу в Духе и Истине, не признающего то или иное выражение церковной истины, но на самом деле таящего в себе много истинно Божьего, истинно любвеобильного во Христе, истинно братского к людям.
В конце 20-х годов в Белой Церкви я получил заказной пакет из Польши. Отправителем его был полковник старой русской армии Спиридон Белецкий в городе Станиславове, занимавшийся извозом. Он обратился ко мне, прося разъяснения происходивших с его женой Наталией явлений.
Глубоко верующая православная женщина стала чувствовать временами сильное побуждение записывать звучащие в ее сердце слова евангельских поучений, толкования Священного Писания и руководство жизни по вере. Это яснослышание у нее началось неожиданно. Белецкие не понимали, откуда идут эти слова и не есть ли это явление какой-либо неправильности. Они тревожились этим и ряд записанных бесед неизвестного Пастыря (говорившего чрез Наталию) прислали мне в этом письме. Я стал испытывать духа, или духов, говоривших через Наталию, и ничего не нашел в их словах, что затмевало бы Слово Божие или уводило от православной веры. Более того, благоговение, мирность, мудрость слов, духа и смирение самих этих супругов Белецких (они начали со мной переписываться) говорили мне с несомненностью о чистом источнике этих поучений. Они были ценными и для меня.
Как повлияет введение обязательной церковной цензуры на рынок православной книги в Украине?
Не за горами конец «переходного» срока, объявленного церковными властями: со следующего года все издательства, которые захотят распространять свои книги через сеть приходов Украинской Православной Церкви (Московского Патриархата), будут обязаны получить в Издательском отделе УПЦ гриф, легализирующий продукцию для церковного рынка.
Уже сейчас Издательский отдел проводит экспертизу изданий, предназначенных для распространения через церковную сеть. На сайте отдела пока перечислены лишь восемь книг, рекомендованных к печати. Среди них — Новый Завет, Великопостный служебник, сборник житий святых врачей, детские молитвослов и азбука, сборник публикаций Отдела по делам молодежи Киевской епархии, книга о киевском
Я впервые увидела ее в 1988 г., оказавшись на всенощной в кафедральном соборе. И она навсегда запомнилась мне именно такой. Может быть, потому что до этого я никогда не видала живой монахини – в апостольнике, черном подряснике, с четками в руке? Впрочем, откуда тогда могла взяться монахиня в нашем городе, если с того времени, как были закрыты все женские монастыри епархии, прошло более 60 лет?.. Кажется, после какой-то вечерней службы я решилась заговорить с нею. Она оказалась инокиней – монахиней в так называемом «малом» (рясофорном) постриге. В миру – Анастасией Александровной Неверовой. В рясофоре – матерью Евдокией. В дальнейшем буду называть ее тем именем, которое ей дали уже при постриге в мантию - Елевферией. По-гречески это имя означает «свобода». Согласитесь, звучит более чем необычно – «монахиня по имени «свобода»». Впрочем, она и впрямь была необыкновенным человеком. Другой такой монахини мне вряд ли доведется когда-нибудь увидеть.
Вне конкурса
Удел стиха
Удел стиха – искусно примечать
Всё то, что от простого глаза скрыто,
Что в суете житейской позабыто,
Что тихо носит вечности печать.
Удел стиха – струиться, как родник,
Маня к себе свежайшим слогом смелым;
Тревожить мир обыденности серой,
Не оскудев до мелочных интриг.
10.10.2009 г.
* * *
Стою смиренно пред Твоим порогом,
Создатель мой и мудрый Судия,
О, как хочу служить Тебе я слогом
(Коль будет воля правая Твоя).
В Твоём Дому служений разных много,
И я с отрадой осознать могу,
Что рифмы такт, благословлённый Богом,
Несносно тяжек вечному врагу.
Благослови ж, Отец, и дáруй силы
В стихах добро и истину нести;
Да, грешен я, – но Ты меня помилуй,
Не забывай в Своих путях вести.
Чтоб не метать потоки рифм пустые,
Прошу Тебя моей опорой стать,
Чтоб слабости свои и думы злые
В стихах (о, нет!) другим не передать.
