Кушаем с потешкой

(Из книги "1000 потешек")

***

На тарелке курага —
Курага для пирога,
Рядом с нею чернослив,
До чего же он красив,
Финики, изюмчик:
— Скушай нас, голубчик!

***

Редька к репе в гости шла
И редиску позвала.
Говорит редиска:
— К репе путь неблизкий!
Вдруг в дороге пропадем?
Лучше к Даше в рот пойдем!

Пенки

Дома Таня никогда не пила молока. Никогда — сколько себя помнит. Потому что в садике его заставляли пить силой. Было очень стыдно, когда воспитательница или нянечка при всех ругали Таню и оставляли сидеть за столом, пока она не выпьет ужасное молоко с пенками.

Другие дети легко выпивали своё молоко и шли играть, Таня же физически не могла последовать их примеру. Она не любила, не выносила шкурки, всегда покрывавшие невкусное кипячёное молоко. Они прилипали к языку, противно цеплялись за зубы и никак не хотели проглатываться.

Таня вертела свою чашку из стороны в сторону, стараясь высосать молоко из-под пенок таким образом, чтобы шкурки повисли на стенках чашки, и пила молоко, пока им было куда приклеиваться. Когда же внутренняя поверхность чашки полностью увешивалась ими, выпить молоко не было никакой возможности.

Планета HD 40307c (рассказ, ч.3)

— Располагайтесь! Вы почти пришли, а любой путник заслуживает отдыха. Горячий травяной чай восстановит силы, а простой разговор вернет к жизни. Как же случилось, что вы проснулись?

— Будущее рождается в прошлом, настоящее всегда намекает на то, чего вроде бы еще не существует, но о чем вскользь упомянул какой-нибудь странный чудак, — Радек начал рассказ издалека, он всегда любил философствовать, — Историю передают из уст в уста, о будущем снимают многосерийные фильмы-проекции, размножая и копируя отдельные фрагменты на всех возможных носителях. И вот вопреки скептицизму и неверию становится очевидным, что будущее уже наступило.

Горький плод прелести (полностью)

Всю жизнь Наталья Никандровна прожила в городе Михайловске. Работала в домоуправлении, и была там не какой-нибудь мелкой сошкой, а начальником. Да как стали ее годы да хвори одолевать, вышла она на пенсию и с той же регулярностью, как прежде — на работу, стала ходить в церковь. Благо, от ее дома до Преображенского кафедрального собора было рукой подать, почти как до продуктового магазина, в который пенсионерки со всей округи ходили не столько за покупками, сколько ради того, чтобы меж собой о том, да о сем покалякать. А что еще ей делать на пенсии, как не в храм ходить? Дети давно уже взрослые, а внуки, того и гляди, их перерастут — некого теперь опекать да воспитывать, а как начнешь по старой привычке это делать — ворчат и дуются, мол, мы и сами с усами.

Беседа в трактире «Столичный город»...

БЕСЕДА В ТРАКТИРЕ «СТОЛИЧНЫЙ ГОРОД», или ЭХО ИНКВИЗИТОРА

(Размышления  о времени, католицизме, миропорядке, глобализме по прочтении эссе Антанаса Мацейны «Великий инквизитор» )

«Братья Карамазовы» — последний роман Ф. М. Достоевского из его великого пятикнижья. «Великий инквизитор» — глава из романа, которую предваряет глава «Бунт». По сути  — это рассказ в рассказе, изложенный Достоевским устами Ивана Карамазова, который называет свой рассказ легендой. Вот короткое содержание этого рассказа, в котором подняты космические вопросы, не потерявшие актуальности и сейчас (ставшие даже более актуальными), и уже больше столетия привлекающие людей думающих во всём мире.

Не ждите внешнего

Не ждите внешнего, а тките полотно
грядущего, вчерашнего, нездешнего,
и я пряду его давно — оно одно
на всех покрытие воздушное, безгрешное.

Дороги пыльные, но руки ткут и ткут:
покровом покрываются дорожные,
и полотно к себе унылые влекут,
забытые, чужие, осторожные.

 

Осень 2016

Осень, прозрачная как стекло,
Желтая, как янтарь.
Сколько дождей по тебе стекло -
Знает вон тот фонарь...

В парке качался он день и ночь,
Глазом своим моргал.
И отгоняя прохожих прочь,
Так на ногах и спал.

Осень, веселая как костер,
Горькая, как полынь.
Кто-то резинкой рисунок стер,
Тот, что зовется жизнь.

07. 10. 2016

Планета HD 40307c (рассказ, ч.2)

Кара напряженно вслушивалась в ночную тишину. Ветер стих, а небо цвета индиго в желто-красных разводах от ионической плазмы, казалось, утратило глубину. Газоразрядная вышка службы беспроводного энергообеспечения почти потухла, и лишь слабое зеленоватое свечение на горизонте напоминало о существовании гигантской сети криптоновых станций. Она вспомнила, как любила вдыхать криптоновые пары в комнатах отдыха, оборудованных в каждом торговом центре. Теперь эти монстры из стеклобетона погрузились во мрак. Киберионы использовали их как складские помещения, куда со всех концов киберполиса перетаскивали старые генераторы той допотопной эпохи, когда прибыль толкала людей на самые невероятные безумства и притворства.

Осенняя зарисовка

Гребень солнца на лесной опушке
Обнажил запутанность кустов,
Молодой берёзе, как подружке,
Расчесал все косы до стволов.

Беззащитной стала, даже краше.
Ветер пряди по лесу понёс,
В лужи бросил сотни промокашек —
Желтизну лысеющих берёз.

Изумрудный город

Я экономлю слезы и силы
Все реже растекаюсь лучами.
В земное упираюсь плечами,
А в небе столько воли и сини.

Нанизаны секреты на нитки,
Пускай их южный ветер засушит.
И счастье не дошло до калитки,
Забылось, заблудилось снаружи.

Труженик на ниве Христовой...

В ночь на 24 августа 2016 года отошёл ко Господу раб Божий Николай Васильевич Суханов. Мне сложно сейчас назвать определённое поприще, на котором подвизался новопреставленный: отдав несколько десятилетий общеобразовательной школе и выйдя на пенсию, Николай Васильевич полностью посвятил себя служению Церкви. Многие годы он являлся старостой Лявлинского прихода в Приморском районе Архангельской области, разыскивал места убиения и захоронения жертв Гражданской войны и мучеников за веру, был издателем, основателем Музея новомучеников и исповедников Русского Севера, основателем Архангельского православного братства, организатором крестных ходов — всего не перечислишь…

Осенние картинки

Ах, поскорей бы кончились уроки!
Приду домой, достану акварели.
Пускай слова разделятся на слоги,
И в каждом — маленький пейзаж осенний.

Рябина примеряет розовые брошки
Над зеркалом пруда в серебряной оправе.
Беспечная береза растеряла грошики
Из пожелтевшего цветного сплава.

Плачет дитя Дамаска

Плачет дитя Дамаска:
ветра мятежный выплеск
белой в ладони краской
матери пепел сыпет,
звонко гудя в руинах.
Спим безмятежной смертью:
добрые наполовину,
любящие на четверть.

Страницы