Омилия

Я устала и все придумала:
Даль, узелки мечты и вязь,
Вспомнят люди — она угрюмая,
Нет, я грустная в этот раз.

Все в антрактах опять хорошие,
Вновь на сцену пойду молчать,
Я — угрюма, с такою ношею
Можно разве что танцевать.

Как Снегурочка мила!
Добродушна, весела,
Глазки ― светло-голубые,
Косы ― будто золотые.

Но такая баловница ―
Ей на месте не сидится!
Всё шалит, озорничает
И снежки во всех бросает.

Невыдуманная история

На что мы тратим обычно свою жизнь? В основном — на житейские заботы и попечения. И это понятно, особенно, если есть семья. Накормить всех, одеть, обуть, дать детям образование, а потом — какую-то профессию в руки. Чтоб тоже, когда вырастут, могли зарабатывать, обеспечивать себя и близких.

Вот и Виктор так жил, выкладываясь на работе ради себя с женой и сыновей. Димке три с половиной года, Кириллу недавно шесть исполнилось. Виктор был хорошим семьянином — любящим отцом, надежным мужем, хозяином в доме. Так он сам думал о себе, так говорили о нем жена, родители, соседи. Не сказать, чтобы дом был полная чаша, потому что по нынешним временам и с нашими зарплатами за ценами не угонишься. Но на необходимое хватало.

Чтобы был камин, чтобы был очаг
Нужно сделать шаг, просто сделать шаг.

Поменять мотор. Заполнить бак.
Нужно сделать шаг, просто сделать шаг.

Разобраться с текстом, увидеть как.
Нужно сделать шаг, просто сделать шаг.

Примирить любителей войн и драк,
Нужно сделать шаг, просто сделать шаг.

Победить болезнь, уничтожить рак.
Нужно сделать шаг, просто сделать шаг.

Покорить вершину. Поставить флаг.
Нужно сделать шаг, просто сделать шаг.

На улице детства — Гвардейской
Привычно шумят тополя.
И, кажется, пахнет апрельской
Небесною Пасхой земля.

Вглядишься — года, как скосило,
Здесь память на каждом шагу.
Душа ничего не забыла.
Сомкнулось всё  в узком кругу:

И дом мой, и окна, и двери,
И даже соседка в штанах.
Себе самому не поверишь,
Присмотришься — осень в глазах.

Мне сказывали как-то,
Что в городе одном
Стоят  дома большие
И каждый — кошкин дом.

В них окна все резные
И с лесенкой крыльцо.
Живут в них мамы-кошки,
Все на одно лицо.

Сухопарого старика, стоящего с поднятой рукой на безлюдной автобусной остановке, он увидел издалека. Денисов плавно подъехал к остановке. Опираясь на трость, старик, прихрамывая, подошёл к машине и открыл дверь. Выглядел он франтовато: на голове у него была добротная, почти новая шляпа, чёрное драповое пальто с поясом отлично на нём сидело; шея была укрыта шёлковым кашне, из-под которого виднелся ворот белоснежной рубашки и узел тёмного галстука. Старик по-всему совсем недавно побрился, от него приятно пахло одеколоном. Денисов прибрал громкость магнитофона.

                        …Нас тянет сердца глубина,
                       А голос собственный пугает…
                                           И.Анненский

Нас тянет сердца глубина,
А голос собственный пугает,
Когда усталая волна
Последним золотом сверкает.

Протяжно чайка не кричит
Над моря неоглядной ширью.
Один прибой всегда звучит
Неусыпаемой псалтирью.

А нам достаточно лишь восемь слов,
Чтоб улеглись мятежные стихии
И сквозь души невозмущаемый покров
Услышать сладкий голос Исихии.

Расцветающий день в изумруде,
Расписные висят облака.
Светлый город, счастливые люди,
Золотая искрится река. 

Вроде тысячу раз это было,
Словно время, не пряча лица,
Пролетает целительной силой
Над Судьбою, не зная конца.

И какие там вечные муки,
И какая такая беда,
Если сердце, не ведая скуки,
Смотрит ввысь, как птенец из гнезда.

Тоскует душа без храма.
Сердечко тоскует моё.
И каплет рассвет по граммам,
И месяц тихонько поёт.

Иду, мечтой окрылённый,
В никем не открытую даль.
И ветер, словно телёнок,
Бодает тумана печаль.

Поник камыш обгоревший,
Прильнул к почерневшей земле.
Иду я хмельной и грешный,
И храм проступает во мгле.

Зарыться в Москву, в сугробы, в Кремлевские башни. 
Подснежников пламя зажечь и снег растопить. 
И грязной струйкой ручья утечет день вчерашний: 
Его, как и сегодняшний день, мне не забыть. 

Ну, сколько можно стоять под чужими дверями? 
Ну, сколько нужно смирения и высоты? 
С креста наблюдать за мерцающими тенями: 
Ведь были когда-то людьми, любили цветы. 

Где моя родина: мачеха, злая соседка 
Что выльет помои мне вслед, осудит вперед? 
Здесь песня моя - поломанная снегом ветка. 
Она, может быть, лишь только в Москве оживет? 

Все это было вчера. Пеленки. «Молочка».
Машина «LG» — покупка на гонорар.
Жизнь — счастья полный комплект. Два сына и дочка.
Качели на даче. На столе самовар.

Все это было вчера. В окне промелькнуло.
Манная каша. Ролики. Велосипед.
Так странно. Я на плече у него уснула.
Кажется, мы знакомы две тысячи лет.

Пыльцой рассеялись тонкой лучшие годы.
Их нужно собрать и взвесить: как угадать?
Четыре десятка лет — по песку народы?
И только в конце — все обретут благодать.

Сегодня все изменилось. Дети — подростки.
Пора уже в дом! Где окна — на монастырь.
Вещи в квартире чужды и слишком громоздки.
И я в самолет всего лишь беру псалтирь.

Твой шепот — плеск от глади водной,
Легко ли быть тебе одной?
Освобожденной и свободной
Идти за вспененной волной.

И славной древности отвага
В глазах, в руке — щиты побед
И поражений, годы шагом
Секундным выплавляют свет.

Давно не ждешь подделок счастья,
Покой хранит тебя от бед,
Не воин, нет, но редкой властью
Ты обуздала фальши бег.